Том 3. Товарищи по оружию. Повести. Пьесы

Адъютант вошел в палатку; было слышно, как он крутит ручку полевого телефона. Командующий посмотрел на часы. До четырех оставалось сорок две минуты.

– Соединил, товарищ командующий, – послышался голос адъютанта.

Командующий не спеша повернулся, вошел в палатку, и оттуда тотчас же послышался его негромкий отрывистый бас:

– Как, Федор Гаврилович, авиацию всю поднял?… Через двенадцать минут? Смотри, на месте проверю! Через двенадцать минут жду ее у себя над головой. У меня все.

Он крутанул ручку телефона и вышел из палатки.

– Сейчас посмотрим, как авиация пройдет над головой, и объедем батальоны.

– Первый батальон тут, рядом, – сказал Сарычев и указал пальцем на лощину, от которой медленно отрывалась полоса утреннего тумана.

– Обнаружился командир батальона? – спросил командующий.

– Обнаружился. Только ночью вышел из боя. Но полчаса назад без разрешения отлучился из батальона, – с досадой сказал Сарычев.

Командующий строго поднял брови, но Сарычев не успел объяснить: совсем близко раздался шум мотора, из полосы тумана прямо на палатку выехал танк и остановился, лязгнув гусеницами.

На лобовой броне танка, между гусеницами, лежал танкист с белым, мертвым лицом, в шлеме, застегнутом под подбородком на ремешок, и в обгорелом комбинезоне. У пояса тело, чтобы не свалилось на ходу, было перехвачено буксирным тросом.

Из башни танка вылез Климович, спрыгнул на землю и, остановившись у передних траков своего танка, приложил руку к шлему, надетому поверх закопченной повязки.

– Разрешите, товарищ командующий, – сказал Сарычев.

– Пожалуйста.

Командующий внимательно смотрел на Климовича, на его танк и на лежавшего на броне мертвого танкиста.

– Где пропадал? – спросил Сарычев, сделав шаг к Климовичу.

– Вывозил с поля боя тело капитана Синицына, – сказал Климович с угрюмостью человека, готового выслушать любой разнос, но убежденного, что все равно он не мог поступить иначе.

Уже готовый распечь Климовича за то, что он, только ночью выйдя из боя, зная о готовящейся атаке и не отдохнув перед ней, на целых полчаса бросил батальон, Сарычев не удержался и взглянул на тело Синицына, а не удержавшись и взглянув, уже забыл о своем намерении делать выговор Климовичу. Подойдя вплотную к танку, Сарычев стал смотреть на мертвого Синицына. Одежда у Синицына обгорела, но лицо было не тронуто, – должно быть, он успел выскочить из танка. На шее была видна запекшаяся, черная пулевая смертельная рана.

«Вот и еще один», – подумал Сарычев, глядя в открытые мертвые глаза Синицына, того Синицына, о котором еще пять минут назад можно было думать, что он ранен и отлеживается где-нибудь на поле боя и его еще спасут, захватив все пространство Баин-Цагана. Теперь Синицын был тоже мертв, как командир четвертого батальона Дудников, как начальник штаба третьего батальона Чикарьков, командир седьмой роты Гогладзе и девятой роты Фролов.

– Куда его? – целиком отдавшись своим мыслям, услышал Сарычев за спиной голос Климовича.

– Потом решим, – неопределенно ответил он. – За штабом твоего батальона палатка медпункта. Там, около нее, положи. Там пока еще и другие… товарищи лежат. – Сарычев запнулся перед словом «товарищи», которое относилось к мертвым.

– Сейчас я к тебе приеду – проверь готовность. Через тридцать минут атака, – добавил он, с радостью вспомнив, что на этот раз сам поведет бригаду.

Климович молча приложил руку к шлему.

Сарычев повернулся и, увидев, что командующий тем временем прошел шагов пятнадцать вперед и стоит с биноклем на маленьком бугорке, двинулся вслед за ним.

Проводив глазами Сарычева и собираясь лезть обратно в танк, Климович уже схватился за поручни, когда его кто-то окликнул:

– Костя!

Обернувшись, он увидел, что рослый капитан, который раньше стоял поодаль, за командующим и Сарычевым, был Артемьев – только еще больше раздавшийся и покрупневший за те годы, что они не виделись.

– Здравствуй, – обыденно, как показалось Артемьеву, сказал Климович и, не снимая перчатки, подал ему руку.

– А я ночью слышал твою фамилию, – взволнованно сказал Артемьев, тряся руку Климовича, – и все думал: ты или не ты?

– А я увидел тебя издали и даже не подумал, что ты, – ответил Климович.

Артемьев хотел сказать что-то еще, но Климович показал на танк:

– Мне в батальон.

– Когда же увидимся? – горячо спросил Артемьев, все еще не выпуская руки Климовича.

– Теперь до вечера, – просто сказал Климович.

– Хорошо, до вечера. – Артемьев отпустил и снова стиснул руку Климовича и только в эту секунду, повторяя слова «до вечера», заметил, как их руки сошлись в рукопожатии всего в нескольких вершках от закинутого навзничь белого, мертвого лица лежавшего на броне капитана-танкиста.

Но Климович не заметил этого. Схватясь снова за поручни, он полез в башню; изнутри знакомо и тяжело дохнуло запахом пороховых газов.

Мотор заревел, и танк, развернувшись, пошел к лощине, где уже наполовину рассеялся туман и стали видны очертания других танков.

Командующий и Сарычев стояли на пригорке и оба смотрели в сторону японцев, куда через тридцать минут должны двинуться танки и пехота, чтобы стереть с лица земли все, что еще оставалось по ту сторону Халхин-Гола после вчерашнего боя.

Хвосты тумана кое-где цеплялись за лощины, но горизонт был уже ясен, и на нем выделялись черные бугры сгоревших вчера танков.

– Поле боя, поле смерти, поле победы, – все вместе, – торжественно, как стихи, сказал командующий. – Когда все будет кончено, на горе Баин-Цаган вместо памятника поставим танк. Один из них.

И он показал на горизонт.

– Здесь все будет кончено уже сегодня, – сказал Сарычев.

– Здесь – да, – сказал командующий, прислушался и посмотрел вверх. Самолетов еще не было. – Не читал статьи Жданова в «Правде»?

– Читать не читал, а радисты говорили, поймали передачу из Читы. Не хотят англичане и французы с нами договор заключать. Не хотят, да и точка!

– Если бы точка! – с силой и злостью сказал командующий. – Не точка, Алексей Петрович, а мечтают столкнуть нас лоб и лоб с немцами, а тут – с японцами. Смотрю я сейчас на это поле боя, – добавил он, опуская спокойно легший на широкую грудь бинокль, – смотрю и думаю: начинается-то оно здесь, а вот где оно кончается?… Вот и авиация, – обыденно добавил он, заслышав звук моторов, и быстро повернулся.

С запада, со стороны Тамцак-Булака, шли самолеты.