1905 год. Репетиция катастрофы

Революция смеется

Далеко не все, что происходит во время революции, печально и трагично. Есть и немало веселого. Даже самым большим ворчунам и самым отчаявшимся людям иной раз хочется посмеяться. У паники тоже есть комическая сторона. Давайте взглянем на обстановку именно с этой стороны. В тот день, когда разнесся слух, что ожидается еврейский погром, повода для веселья определенно не было, в особенности его не было у евреев. Однако, если бы вы зашли в оружейную лавку, то обязательно лопнули бы от смеха. Лавка в буквальном смысле была разграблена. Когда кончились револьверы, начали сметать карабины. Любители вооружаться хватали все, что попадало под руку: сабли, кинжалы, трости с залитым внутрь свинцом, металлические прутья, финские ножи… Я видел, как купили старую насадку для ружейных гранат, сделанную, скорее всего, во времена войны в Мексике. Похоже, что это была семейная реликвия, которая неведомыми путями попала в Россию. Вслед за евреями лавку осадили интеллигенты, которым тоже собирались устроить погром. Заодно с евреями. Интеллигенты смели все, что оставалось в лавке. В тот день литераторы сменили перо на револьвер. В редакции газеты «Русь» устроили пирамиды для карабинов. Карабинами здесь защищали свободу прессы. Вечером паника добралась до гостиниц. Там даже на чердаках спали вполглаза. Некоторые честные граждане вообще не сомкнули глаз. Люди сидели вокруг самоваров, и каждый демонстрировал «игрушку», которую ему удалось приобрести.

– У меня десятизарядный браунинг.

– А у меня маузер. Смотрите, кобура тут служит прикладом, прицеливаться удобно.

– А мне и моего достаточно. Смотрите, какие тяжелые пули. Пять человек пробьет насквозь. Проверено!

Некоторые господа в тот вечер вместо тросточек брали с собой на прогулку резиновые палки.

– Уверяю вас, сударь, это страшное оружие. Смотрите, бить надо так! Спорю на что угодно, если получите такой палкой по физиономии…

– Да ладно вам!

Некоторые отказываются иметь дело с орудиями убийства. Огнестрельное оружие приводит их в ужас, они предпочитают порошки. У таких людей полные карманы табачной крошки.

– Если на меня набросится бандит, я в него вот так пущу полную горсть… Бах, и прямо в глаз! Он у меня будет чихать до завтрашнего дня.

Наступил следующий день, но так никого и не убили. Люди начали съезжать из гостиниц и искать квартиры в центре города. Теперь у жителей Петербурга новая мания. Им кажется, что во всех районах, расположенных дальше Полицейского62 моста, они не могут чувствовать себя в безопасности. Оказывается, по официальным данным, на прошлой неделе имели место двадцать пять вооруженных нападений, причем некоторые из них закончились смертью потерпевших. Господи, да в Париже, где и в помине нет никакой революции, на людей нападают гораздо чаще! А тут еще у бедняков появилась особая фобия. Они не могут переносить вида меди. Попробуйте дать нищему пять копеек, и вы труп. Так же обстоит дело с мехами. Вид одинокого прохожего, одетого в меха, вызывает непреодолимое желание совершить ограбление. Например, на прошлой неделе на Екатерининском63 канале с безобидного гражданина сняли роскошную шубу, защищавшую его от ревматизма, а самого его бросили в воду, отчего он и умер. В то время я и сам жил на Екатерининском канале и к тому же очень дорожил своей шубой. Поэтому я решил переехать в другое место. Но куда? В разделе объявлений «Санкт-Петербургской газеты» я прочитал (привожу дословно): «Сдается жилье в ИНТЕЛЛИГЕНТНОЙ СЕМЬЕ». Ну, уж нет, спасибо! В нынешние времена не хватало только поселиться в интеллигентной семье! Полагаю, что будет гораздо умнее поселиться в семье дураков.

В соответствии с заведенными порядками дворники здесь обязаны оказывать содействие полиции, а швейцары – следить за вашей корреспонденцией и цветом визитных карточек ваших гостей. А поскольку правительство сейчас искренне озабочено наведением порядка на улицах, то квартальные надзиратели вызвали подчиненных им дворников и объявили, что те из них, у кого перед домом случится что-нибудь недозволенное, будут строжайшим образом наказаны. Услышав это, дворники возвратились к своим парадным, и каждый из них принялся с диким беспокойством надзирать за той частью улицы, которая относится к его дому. И вот вчера некто М.Т., обрусевший англичанин, выходит из своего подъезда. Дворник протягивает ему револьвер и говорит:

– Барин, вы похожи на интеллигента. Возьмите револьвер, а то, не ровен час, убьют.

– Ну а тебе-то что? – спрашивает М.Т., беря револьвер.

– Барин, – объясняет дворник, – убьют вас, а пострадаю-то я!

Переводчиком у меня работает один юный студент. Сегодня утром он явился ко мне в цивильной одежде, хотя согласно регламенту, он обязан постоянно носить студенческую форму. Я поинтересовался причиной такой вольности. Он пояснил, что в городе распространяются страшные слухи об убийствах студентов, и утром дворник чуть не на коленях упросил его вернуться домой и надеть любое платье, но только не форму. «Если пожелаете выходить в форме, – заявил дворник, – тогда я вам запрещаю появляться на улице!»

На городовых тоже возложили ответственность за безопасность на улицах, но от этих бравых ребят и требовать нельзя, чтобы они ввязывались (когда не бастуют) в уличные драки. Я опросил городовых и выяснил следующее. Жалованье городового, ежедневное дежурство которого длится двенадцать часов, составляет 25 рублей в месяц. Городовой обязан за собственные средства приобретать форму, сапоги, фуражку и т.п. А ведь ему требуются разные формы, да еще галоши, плащ, белый китель.

– Сударь, – сказал мне один городовой, – когда я вижу драку, так сразу прячусь, чтобы не запачкаться.

Один телеграфист работает по восемнадцать часов в сутки и получает за это 22 рубля в месяц. Он должен платить за квартиру, кормить жену и детей и покупать форменную одежду. Если он является владельцем велосипеда, тогда ему платят 30 рублей. Этот служащий, естественно, не имеет права бастовать, потому что из-за его забастовки жизнь в государстве может остановиться. Узнав о запрете участвовать в забастовках, телеграфист сказал, что государство не имеет права так мало платить служащим, потому что из-за мизерного жалования жизнь может остановиться у него самого.

В ответ государство заявило: «Не надо было идти в государственные служащие». Не знаю, что отвечал телеграфист в прежние времена, но сейчас он говорит: «А я рассчитывал на то, что произойдет революция.»

Создается впечатление, что сейчас гораздо больше тех, кто рассчитывал на революцию, чем тех, кто на это не рассчитывал.

Танцовщицы императорского балета направили его величеству адрес следующего содержания:

«Ваше величество! В эти тяжелые дни, когда наши сердца обливаются кровью из-за испытаний, обрушившихся на нашу страну, мы не можем сдержать горячие порывы наших сердец и ощущаем непреодолимое желание выразить вам чувства глубокой преданности. Поверьте, ваше величество, мы, исполняя выпавший на нашу долю скромный долг, неизменно готовы преданно служить вам и нашей стране, ради счастья которой мы готовы пожертвовать собственными жизнями.»

Сверху текста изображен расправивший крылья имперский орел, который правой лапой защищает лиру, а левой готов поразить змею.

Не правда ли, трогательно выглядят эти мышки императорского балета, которые, станцевав в опере «Жизнь за царя», объявляют, что готовы отдать свои жизни за него?

Когда не работают почта и телеграф, когда бастуют магазины, когда нет света и не ходят поезда, вы с удивлением обнаруживаете, что сами вы еще способны ходить.

Например, вы способны самостоятельно дойти до ресторана. Официанты начнут бастовать только на следующей неделе. Но вот незадача: бастуют прачки и мойщицы посуды, вследствие чего вы, сами того не ожидая, обнаруживаете на своей тарелке зачем-то разложенные кусочки шелковистой бумаги.

В Венском ресторане администрация озаботилась изготовлением крохотных листовок (где они только нашли печатников?) с таким текстом:

«Ввиду невозможности обеспечить стирку белья администрация просит прощения у уважаемых клиентов за состояние скатертей.»

Вы сами можете себе представить, до какой степени в нынешних условиях подорожала жизнь. Но если вы, стоя перед продавцом, начнете укорять его за очевидное завышение цен и отсутствие у него совести, то он, холодно глядя вам в глаза, ответит:

– Сударь, мы затеяли революцию именно для того, чтобы завоевать свободу совести. А это среди прочего предполагает свободу не иметь ее вовсе.

Декабрь 1905 г.