1905 год. Репетиция катастрофы

Что я увидел в Москве

Вчера вечером я сел в поезд Петербург-Москва. Было холодно, температура как минимум двадцать градусов ниже нуля. В столице все спокойно. Стараниями полиции были убраны трупы. Я имею в виду трупы рабочих одного завода, по которым был открыт огонь.

От трупов всегда одно беспокойство: их ведь надо хоронить.

От новостей, поступающих из Москвы, стынет кровь. В тот момент, когда мой московский корреспондент подробно описывал накал боев и карательные операции против тысяч рабочих Прохоровской и Шмитовской мануфактур, внезапно нарушилась телефонная связь. Говорят, это произошло по приказу свыше… Все частные телефонные разговоры с Москвой запрещены.

Что ж, придется самому ехать в Москву. Одна беда: вот уже три дня поезда на Москву идут только до Твери. Взорвана часть железнодорожного пути и разрушены семафоры. К счастью, отремонтировать все это можно быстро. В крайнем случае, двести верст от Твери до Москвы можно проехать в санях. По мне так нет ничего лучше, чем, закутавшись в теплый мех, ехать в сильный мороз в санях.

С поездом творится что-то неладное. Он то едет, то останавливается. Потом трогается, а через некоторое время подает назад. Возникает ощущение, что поезд буквально счастлив от того, что он до сих пор не сошел с рельсов, и чтобы продемонстрировать это, он движется то вперед, то назад. Господи, да если он даже сойдет с рельсов, то на такой скорости с ним ничего не случится. Пожалуй, лучше лечь спать. Я просыпался в половине третьего ночи, потом в половине четвертого, потом без четверти пять, и каждый раз оказывалось, что поезд стоит. Я подумал, что поезд движется только, когда я сплю, и решил еще поспать. На заре я проснулся, и оказалось, что поезд все еще стоит. Делать нечего, я оделся и вышел из вагона. На путях я обнаружил нескольких пассажиров и железнодорожного служащего. Они стояли и ждали… паровоз! Да-да, они отправили пешком человека в Тверь за локомотивом… Оказалось, что из-за необходимости поддержания минимальной скорости наш локомотив отказался ехать вообще. Но зато какая великолепная заря занималась в этот час над снежной пустыней! Неподалеку стояла крохотная деревянная изба. Вокруг нее сгрудились небольшие ели, похожие на рождественские. Снег, которым они были покрыты, напоминал сахарную глазурь. Окна избушки горели красным огнем в лучах восходящего солнца. А вокруг лежал снег, снег…

Мы стояли, уминали снег галошами и ждали, когда придет локомотив. Стояли мы долго, но, наконец, дождались. Прибежавший нам на помощь паровоз тяжело дышал, словно лошадь, разгоряченная от долгого бега, и выбрасывал клубы пара в белый от мороза утренний воздух.

Поезд прибыл на Николаевский вокзал. Я узнал, что на его захват были брошены основные силы повстанцев. Войска, верные адмиралу Дубасову69, успешно защитили его. Если бы повстанцам удалось захватить вокзал, подвоз в Москву подкрепления из Санкт-Петербурга стал бы невозможен. А надо сказать, что подавление восстания удалось именно благодаря подоспевшему подкреплению. Пока оно не оказалось в Москве, Дубасов проявлял полную беспомощность. Сломить сопротивление повстанцев смогли лишь гвардейские части. Дубасов потребовал, чтобы Дурново прислал ему гвардейцев, и по приказу Николая II в Москву направили Семеновский полк под командованием полковника Мина70, который к тому времени уже не раз доказал, что он умеет наводить порядок.

Напротив Николаевского вокзала расположен Казанский вокзал. Их разделяет огромная площадь. Ее и надо пересечь, чтобы проехать с севера России на юг. Революционеры удерживали юг в том смысле, что Казанский вокзал находился у них в руках. Именно оттуда они штурмовали Николаевский вокзал, превратившийся в неприступную крепость. Атакующие находились в шестидесяти метрах от защитников вокзала. Царские артиллеристы показали себя настоящими героями. Пушки были выставлены полукругом у ступеней вокзала и стреляли по неприятелю прямой наводкой. Сколько людей погибло за трое суток, пока длилась эта бойня? Этого мы никогда не узнаем!

Какой-то человек хватает меня за рукав и показывает пальцем на собачью будку. Вся она усеяна пулевыми отверстиями. Человек нагибается и зовет: «Цыган, Цыган!» Большущая черная собака высовывает добродушную печальную морду. Над правым глазом у нее кровоточит рана: в Цыгана попала пуля.

Солдаты рассеяли революционеров и разогнали жителей всех расположенных поблизости домов, но вытащить из будки Цыгана им не удалось. Пытались вытянуть его за цепь, но безуспешно. Цыган больше не желает видеть людей.

Что бы вы ни увидели сейчас в городе, все наводит на горькие мысли о гражданской войне. Это и порушенные ограды, и почерневшие кирпичи, и обрушившиеся дома, но больше всего навевают тоску виднеющиеся повсюду темные пятна на белом снегу и мрачный вид улиц, в том числе и тех, до которых не добрались ни железо, ни пламя. Все стены словно пропитаны страхом, а подавленный вид прохожих довершает картину всеобщего уныния. Господи, как же дрожали все эти дома! Как поспешно живущие в них люди заколачивали досками окна! Только бы ничего не видеть! Только бы ничего не знать! Среди глухих стен безжизненно движутся ослепшие люди. На каждом человеке зримо проступает отпечаток беды и убийств!.. Вас постоянно задевают какие-то кошмарного вида бараньи полушубки, от которых разит нищетой и смертельной опасностью.

Даже Кремль накрепко закрыл свои ворота. Такое случается только во времена великих трагедий. Бывает и так, что долгие годы кремлевские ворота не желают открываться, и чтобы их расшевелить нужно долго и горячо молиться. Последний раз эту священную цитадель закрывали для публики в связи с убийством великого князя Сергея71. Теперь место его гибели огорожено, заставлено траурными венками, и здесь днем и ночью горит лампада, что еще больше усиливает атмосферу траура… Весь город погружен в траур… За этими зубчатыми стенами спрятаны неисчислимые сокровища церквей, ювелирные изделия, драгоценные камни на окладах икон. Всего этого хватило бы, чтобы прокормить в этом году и в следующем, и еще через год всех голодающих в России. Вот Спасские ворота в кремлевской стене. Проходить через них можно лишь с непокрытой головой (Наполеон осмелился въехать в Спасские ворота, не обнажив голову, так случилось чудо: его лошадь споткнулась, и шляпа императора слетела с головы). И вот я вижу, как от Спасских ворот до церкви Рождества Богородицы бродят туда-сюда голодные люди и озираются по-звериному…

Внезапно со стороны Зоологического сада, откуда-то с севера, слышится звук пушечного выстрела. Он доносится издалека. Значит, где-то продолжают держаться революционеры. У них остается единственная надежда: укрыться на бескрайних и таинственных сельских просторах, где они наберутся новых сил для новых сражений. На самом деле здесь в Москве они едва не одержали победу. Целых восемь дней Москва дрожала от страха. Войска были измучены, требовали подкрепления, а в Санкт-Петербурге все колебались, не решались оставить столицу без войска… Если бы в Санкт-Петербурге была предпринята даже самая робкая попытка восстания, то император ни за что не отправил бы в Москву Семеновский полк, никогда не разрешил бы своей гвардии оставить столицу и хозяина империи, и тогда… Тогда, возможно, Москва превратилась бы во вторую столицу, столицу революции. Но в Санкт-Петербурге народ не поднялся на борьбу… В результате империя устояла, а восстание в Москве стало лишь эпизодом революционной смуты.

Окраины Москвы пустынны. За окраинами поля, а там… волки, звери и люди… Не знаю почему, но мне тяжело начинать разговор о тех, кто остался в живых. Разговор о мертвых не так печален. Давайте лучше о мертвых. На Пресню опустилась ночь. Быть может, казаки позволят нам пройти по дорожке, что ведет к церкви Святой Богородицы, и мы узнаем, почему вчера в этом месте было так шумно и дымно.

Нас и вправду пропускают.

И вот мы идем в сторону Голубинской улицы, и, двигаясь по дороге, начинаем понимать, как тщательно здесь все расчищено от трупов. Мне трудно описать словами открывшееся перед нами зрелище. Их всех уложили небольшими кучками, так что места они занимают немного, и сани траурного кортежа теперь легко могут проехать. А расчистка все продолжается… Через несколько дней несведущий человек уже и не обнаружит следов разыгравшейся драмы. Расчистка продолжается. Наводят порядок. Покидая это страшное место, мы повстречали пятнадцать человек. Они несли пятнадцать новых газовых фонарей. Шли они в затылок и были похожи на участников веселого номера в кабаре. Сходство показалось разительным. Возникло ощущение, что сейчас они запоют: «Вот шагают фонари, фонари, фонари…» Не только руины остаются после революции.

Декабрь 1905 г.