Эротические истории пенджабских вдов

— Моя квартира — не вариант, — ответил он. — У меня сосед, вечно торчащий дома, и самые тонкие стены в мире.

По его тону Никки догадалась, что это отговорка. Она решила, что не стоит зацикливаться на пустяках. Джейсон ей слишком нравился.

Прошло несколько минут. Никки обернулась к окну и посмотрела на жилище Кулвиндер. Шторы были задернуты, свет на крыльце выключен, что придавало дому мрачный, траурный вид. Снова повернувшись к Тарампал, Никки вдруг заметила на холодильнике магнитик — эмблему «Британских воительниц».

— Это ваш? — удивленно спросила Никки, показывая на него.

— Нет, конечно. Майин, — ответила Тарампал. — Она оставила его здесь. Кулвиндер и Сараб, разумеется, всё забрали — ее одежду, книги, фотографии. Осталось несколько случайных мелочей — тут скрепка, там носок. И вот еще магнитик.

— Она жила здесь?

Тарампал как-то странно посмотрела на нее.

— Да, она же была замужем за Джагдевом. Как ты можешь этого не знать? Разве вы с Майей не дружили?

— Нет.

— Тогда откуда ты знаешь Кулвиндер?

— Я откликнулась на объявление о вакансии.

— Я думала, ты одна из подруг Майи и поэтому Кулвиндер предложила тебе работу.

Никки снова посмотрела на магнит. Неудивительно, что Тарампал считала их подругами; у них явно было что-то общее. Каждый раз при упоминании имени Майи в голосе Тарампал звучало презрение, хотя они были практически родственницами.

— Значит, Джагдев — ваш племянник?

— Он друг семьи, из Бирмингема. Никакого родства между нами нет. Джагдев приехал в Лондон в поисках работы, после того как его сократили. Кулвиндер настояла на том, чтобы познакомить его с Майей, поскольку решила, что они подойдут друг другу, — Тарампал вздохнула. — Но она ошиблась. Майя была очень неуравновешенная.

Джагдев. Сын, о котором всегда мечтала Тарампал. Никки видела, что женщина наслаждается ролью властной свекрови. Ей вдруг жутко захотелось телепортировать сюда Минди, чтобы показать сестре, во что та ввязывается. Тарампал даже не была родственницей Джагдева и тем не менее с трудом скрывала свое презрение. Каковы же шансы Минди снискать милость настоящей свекрови?

— Значит, брак был устроен? Долго они встречались?

— Три месяца.

— Три месяца? — изумилась Никки. Даже Минди и мама не одобрили бы подобной спешки. — Я думала, Майя современная девушка. К чему было так торопиться?

— Вдовы тебе не рассказали?

— Нет, — сказала Никки.

Тарампал внимательно посмотрела на нее и откинулась на спинку стула.

— Поразительно. Они ведь только и делают, что сплетничают.

— Они не сплетничают, — встала Никки на защиту вдов. Она и правда досадовала из-за того, что с ней не хотели говорить о Майе, однако восхищалась бережным отношением Шины к памяти погибшей девушки. — Шина особенно предана ей. Все эти истории обрастают молвой, и она пытается с ней бороться.

— История всего одна. Шина, как и Кулвиндер, не хочет верить правде. Вот она, — Тарампал указала на заднюю дверь, — чистая правда.

Из маленького окошка в двери виднелся сад, но там было темно. Тарампал снова сочла, что Никки эта правда известна. Девушка перевела взгляд на магнит с эмблемой «Британских воительниц»; будь Майя жива, возможно, это она преподавала бы сейчас в кружке и нашла бы какой-нибудь способ протащить эротические истории под носом у Кулвиндер. Что за ужасная участь, которую никто не хочет обсуждать? Ладно, если хочется выудить подробности, надо прикинуться осведомленной.

— Ну, до меня доходили слухи, что Майя не слишком строго себя держала, — заметила Никки.

— Шина говорила тебе, что Майя встречалась с парнем-англичанином? Ха, она собиралась за него замуж. Вернулась домой с кольцом на пальце и все такое. Кулвиндер решительно воспротивилась и заявила дочери, что у нее есть выбор: выйти замуж и навсегда разорвать отношения с родителями или бросить парня и сохранить семью.

«Навсегда разорвать отношения с родителями, — повторила про себя Никки. — Да пропади они пропадом, эти отсталые родители». Но тут на нее нахлынули отрезвляющие воспоминания о первых неделях, проведенных в одиночестве на съемной квартире. Она и без того была достаточно одинока, чтобы навсегда разорвать отношения с семьей.

— И ей навязали принудительный брак? — спросила Никки.

— Не принудительный, а договорный. Брак, устроенный людьми, которые заботились о ее благе, — возразила Тарампал. — Мы все о ней заботились, знаешь ли. Я была близкой подругой Кулвиндер, и Майя выросла у меня на глазах. Мы понимали, что ей нужно.

— Значит, они подошли друг другу? — спросила Никки, воздержавшись от вопроса: «Группы крови совпали?»

— Порой Майя и Джагги хорошо ладили, но и ссорились они часто. Спорили в основном по-английски, но язык тела понятен каждому, — Тарампал выпятила грудь и вскинула голову, точно бросая вызов невидимому противнику. — Однажды Майя нарочно сказала по-пенджабски: «Нам надо жить отдельно». Это предназначалось для моих ушей.

Маленькая сценка, воспроизведенная Тарампал, возбудила любопытство Никки. Такой же воинственной становилась и тетушка Гита, когда являлась к маме со свежими сплетнями. «Ей, бедняжке, просто хочется общаться с людьми», — всегда оправдывалась мама, хотя Никки знала, что ей не по душе стремление очернять людей ради собственного развлечения. Впрочем, самой Никки было столь же трудно подавить свое любопытство.

— Так они съехали?

— Знаешь, она была жутко неуравновешенная, — повторила Тарампал. — Вопрос в том, почему она так жаждала уединения? В нашей общине принято, чтобы женщина после замужества переезжала к своим новым родственникам, а поскольку я запросила весьма разумную арендную плату, Джагги решил остаться здесь, и этот дом стал их супружеским жилищем. Видишь ли, Майя не желала принимать свою жизнь. Она пыталась жить так, точно вышла замуж за того гора.

«Она надеялась, что у них срастется», — грустно подумала Никки.

— Значит, они остались здесь? — спросила она, озираясь. Даже такой современный дом, как этот, мог казаться женщине, угодившей в ловушку несчастливого брака, тюрьмой. — Вероятно, Майе тут не нравилось.

— Нисколько. Потом Джагги начал со мной делиться своими догадками. Он подозревал, что у нее роман. Утром, перед тем как отправиться на работу в город, Майя надушилась. Она допоздна задержалась, и домой ее привез какой-то мужчина из их офиса. Кто поедет в Саутолл только затем, чтобы подвезти девушку, не получив ничего взамен?

— Друг. Товарищ по работе, — ответила Никки.

Тарампал покачала головой и безапелляционным тоном заявила:

— Чушь! Майя и Джагги сильно повздорили из-за этого. Она собрала вещи и ушла домой, к Кулвиндер.

Тут Тарампал смолкла и уставилась в окно. Никки проследила за ее взглядом. Глухие шторы на эркерных окнах Кулвиндер были плотно задернуты. Что случилось, когда Майя решила уйти? Никки представила, как губы Кулвиндер сжались в суровую линию, как она покачала головой и велела дочери исполнять свой долг.

— И что потом? — спросила девушка.

— Майя прожила дома около недели, а потом ее отослали обратно. Поначалу все было тихо, но очень скоро раздоры возобновились, — Тарампал вздохнула. — Нельзя ожидать от мужа чудес. Чем скорее вы, девочки, это поймете, тем меньше разочарований вам будет грозить.

Перед внутренним взором Никки возникла фотография Минди из брачной анкеты: в глазах сестры светилась надежда. Никки ощутила внезапное облегчение. У Минди гораздо больше возможностей управлять ситуацией, чем было у Майи. Хотя Никки до сих пор сомневалась, нужно ли знакомиться с женщинами из семьи жениха раньше, чем с самим женихом, по крайней мере, у сестры есть выбор. Она может сказать «нет» и, уж конечно, не станет выходить замуж после трехмесячного знакомства. Мама ей ни за что не позволит.

— Моя сестра ищет себе мужа, но она очень разборчива, — сообщила Никки. — Не хочет разочаровываться.

— Тогда удачи твоей сестре, — ответила Тарампал. — Будем надеяться, она не кончит тем, что спятит, как Майя.

Между ними повисло молчание, во время которого Никки внимательно изучала окружающую обстановку, чтобы избежать пристального взгляда Тарампал. Кухня открывалась в гостиную с бархатистым замшевым диваном и современным каменным камином. На стене над камином висели в ряд три свадебные фотографии в рамках. У каждой невесты, осыпанной драгоценными камнями, было большое золотое кольцо в ноздре и линия сверкающих бинди[27] над бровями. Обильные украшения частично скрывали выражения их лиц.

— Как умерла Майя? — тихо спросила Никки.

— Покончила с собой.

— Как? — это был болезненный вопрос, но Никки должна была знать.

— Так, как поступают в нашей культуре женщины, когда они опозорены, — ответила Тарампал, заморгала и отвернулась. — Сожгла себя.

Никки в ужасе уставилась на Тарампал.

— Сожгла?

Тарампал кивнула на заднюю дверь.

— В саду до сих пор есть клочок выжженной земли. Я больше туда не хожу.

Так вот почему Тарампал указывала на сад! Все это не укладывалось в голове. От только что услышанного у Никки перехватило дыхание. Краем глаза она поймала сад, окутанный тенями, но тотчас отвернулась, чтобы больше не видеть его. Как Тарампал с этим справилась? Неудивительно, что в доме такой роскошный ремонт, — это попытка уйти от напоминаний об ужасающем самоубийстве Майи. Девушка почувствовала ком в горле, когда на ум ей пришли Кулвиндер и Сараб, живущие через дорогу от места гибели дочери.

— Кто-нибудь был дома в это время? — спросила Никки. «Ведь ее могли остановить», — подумала она, ощущая отчаянный, безнадежный порыв спасти Майю от самой себя.

— Я была в храме. Джагги находился на улице. До этого он нашел в телефоне у Майи несколько сообщений от мужчины, с которым она спала. И сообщил ей, что хочет развестись. Это повергло Майю в панику. Она не хотела разводиться. Боялась, что никогда больше не сможет смотреть в глаза землякам и родителям. В истерике Майя умоляла его остаться. А Джагги выскочил из дома со словами: «Все кончено». Тогда она бросилась в сад, облила себя бензином и чиркнула спичкой.

— Боже мой, — прошептала Никки. Она закрыла глаза, но чудовищная сцена встала перед ее внутренним взором. Тарампал продолжала говорить, но голос ее звучал где-то далеко.

— Вот как плохо иметь богатое воображение, Никки. Девушки начинают желать слишком многого.

Эта ущербная, косная логика выводила девушку из себя. Никки не имела никакого понятия о внешности Майи, но представляла себе Кулвиндер, только молодую и стройную, одетую в джинсы, с волосами, собранными в нетугой хвост. Современную девушку. В ее памяти снова прозвучали бессердечные слова тех сплетниц из лангара. «Девушка, лишившаяся чести». Если земляки были готовы заклеймить ее позором, она, наверное, не видела смысла жить дальше.

— Бедные Кулвиндер и Сараб, — проговорила Никки.

— Бедный Джагги, — воскликнула Тарампал. — Видела бы ты его на похоронах: он рвал на себе волосы, валился на землю, умолял жену не покидать его, несмотря на всё, что она натворила. Он страдал куда сильнее.