Глас бесптичья

Ⅲ

«Интересно, что случится, если лишить его глаз… Последует отклик, или я всего-навсего искалечу материал? Хм… Мозговой отдел, скорее всего, будет активен, но, если бы можно было предугадать…» — Вальдольф Тод, высокий нервозный старик, отошёл от операционного стола, где растянутый с помощью иглообразных фиксаторов лежал обнажённый до пояса человек. Он был неестественно бледен, будто мертвец, однако, его с трудом вздымавшаяся грудь свидетельствовала о том, что жизнь ещё не покинула это тело. К обритой голове несчастного были присоединены чёрные провода, ведущие к странному шарообразному прибору, возвышающемуся у восточной стены. Этот предмет, усеянный техническими гнёздами и разнообразными огоньками анализаторов, издавал едва различимые вибрации и иногда урчал, словно живое существо. Профессор сновал по лаборатории, бросая взгляд то на подопытного, то на ряды технических панелей, гудящих и жужжащих, под действием проносящегося по ним тока.

— Неэтично! — проскрежетал Тод, вспомнив недавний разговор с научным советом. — Неэтично, я вам доложу, людей гробить! Странно, что этого никто не понимает. Отправляя мальчишек на войну, вы обрекаете их на смерть, и их родные доставляют вам в отместку тысячу неудобств. Интересно, что вы скажите, если я предложу решение…

Учёный эовин встрепенулся. Ему показалось, что лабораторный материал пришёл в себя.

«Надо поторопиться», — подумал Тод и подошёл к столу.

Взяв шприц с прозрачной жидкостью, он повернул голову подопытного и вколол вещество тому в нижнюю часть затылка. Человек вздрогнул, но глаз не открыл. Вальдольф, удовлетворённый результатом, кивнул. Через секунду в руках учёного возник блокнот (видимо, он лежал во внутреннем кармане халата), в котором Тод наскоро записал:

«Если окажется, что экспериментальный состав, именуемый «дизерэйнштал», способен вызывать определённый отклик, влекущий за собой пробуждение отделов мозга, активных у эовинов с рождения, это будет величайшим открытием нашего времени. Одно дело, пользоваться силами, дарованными природой, и совсем другое — привить их существу, от рождения лишённому какого бы то ни было потенциала».

Карандаш царапал бумагу, старик улыбался, чувствуя, как его руки дрожат. Он походил на безумного, но был так же адекватен, как и большинство коллег-учёных. Его поведение обуславливалось лишь возбуждением, не покидавшим его с прошлого утра. Эовин чувствовал, ещё немного, и исследования, коим он посвятил так много времени, увенчаются успехом, а это, в свою очередь, повлечёт признание, финансовые потоки и вернёт утерянные области научного знания, о которых могли догадываться разве что люди, жившие до Последнего Взрыва. Это не могло не волновать.

— Даже Раапхорсту такое не снилось. Пусть дальше возится со своими врановыми… Орнитолог чёртов! — гневно произнёс старик, вспомнив ненавистное лицо Евгения. — Как же он смог тогда устоять… Один процент — такая редкость, и вот он случай в моей практике. Ах, если бы получилось. Ещё шаг, и он был бы не так самоуверен… А? Кто там?

Неожиданно раздался громкий голос, и старику пришлось прервать бормотание.

— Что-то случилось? Я рассчитывал застать вас в вашем кабинете, господин Тод.

Профессор обернулся и, сощурившись, заметил в дверном проёме своего заместителя — Теофила Арбрайта. Светловолосый мужчина, явившийся в столь поздний час, поклонился и подошёл к Вальдольфу. Старик усмехнулся: подчинённый выглядел так, будто отлично выспавшись и проведя пару часов у цирюльника, кутюрье и чёрт ещё знает кого, явился прямиком сюда для того, чтобы поражать воображение сотрудниц вверенного во власть Тода центрального научного института.

Не дожидаясь, когда старик задаст вопрос, Арбрайт произнёс:

— Я еду на вечер, в дом Хауссвольфа. У его дочери день рождения. Чудесный праздник, пока тебе не стукнет 30, не так ли?

— Да-да, возможно. Правда, меня это не волнует. Зачем приехали? — торопливо ответил Вальдольф.

— Приехал? Ах да, дело вот в чём, я… А вы знаете семью Девильман?

— Допустим, знаю. Конечно, чёрт возьми, их весь Дексард знает! Что с ними? — проскрежетал Тод.

— Их средняя дочь — Александра, работает на…

— Раапхорста, — мрачно закончил учёный.

О, эта фамилия была ему знакома, как никому другому. Профессор помнил Евгения ещё ребёнком, неразумным и слабым, ограничить силы которого ему так и не удалось. Мальчик оказался причастен к проценту «невосприимчивых», на чьё сознание нельзя было повлиять никаким гипнозом. За эту неудачу старик ненавидел себя, ведь не выполнив приказ, он подвесил над собой меч, выкованный из перманентного недовольства правительства. Впрочем, это можно было стерпеть, если бы по прошествии многих лет этот мальчишка, многократно выросший и поумневший, не вернулся в ЦНИ и не стал тем, кем стал.

После неудачной процедуры он, как и брат, получил показательное помилование, с отличием окончил академию и, по странному стечению обстоятельств миновав утверждение Вальдольфа, устроился на работу в центральный институт. Раапхорст оказался независим и, вскоре дослужившись до начальника отдела биологии, пожелал заниматься собственными проектами, чего в итоге и добился. Вальдольф не мог этого стерпеть и попытался выслать Евгения из столицы, но безуспешно: правительство желало держать того на виду. Увольнения тоже не случилось, и всё это послужило топливом для слухов о некоем могущественном покровителе Раапхорста, который якобы продвигал его на служебном поприще и защищал от начальства. В итоге, под напором многих факторов, старику пришлось уступить и даже пообещать, не вмешиваться в дела подчинённого, однако в душе Вальдольф лелеял надежду, во что бы то ни стало избавиться от сына погибшего революционера.

Арбрайт кивнул и посмотрел на Тода с лукавым прищуром.

— У меня есть сведения, касающиеся его. Это вас заинтересовало? Я мог преспокойно ехать на бал, но проезжая мимо института, решил, что должен передать информацию. Сиюминутный порыв, знаете ли…

— Говори, — поторопил старик, с досадой подумав, что эксперимент придётся отменить.

— Может быть, пройдём в кабинет? Разговор не займёт много времени, но потребует максимального внимания, — заметил Теофил, отчего Вальдольф поморщился. Сегодня ему не придётся вскрывать, резать и шить — плоть подопытного останется цела. Пока что…

— Хорошо, идём, — буркнул старик.

Несколькими минутами позже учёный и его заместитель оказались в просторном помещении и с удобством расположились на тёмном кожаном диване, рядом с которым стояли два кресла, стол и затейливый резной шкафчик, занятый графинами с алкогольными, по большей части, напитками.

Арбрайт, пусть и добившийся немалых успехов для своего возраста, с завистью осматривал кабинет. Старик с радостью отметил это, ведь он как умудрённый жизненным опытом человек понимал, что управлять людьми, чьи интересы завязаны на материальных благах, гораздо проще, чем мечтателями, готовыми бросить всё к чёртовой матери ради туманных идеалов. Дав подчинённому вдоволь насмотреться на плоды высокого, пусть и ненадёжного, положения, Тод кашлянул, словно желая напомнить Теофилу о неотложном деле. Мужчина, до этого чувствовавший себя хозяином мира, вдруг сник и без особого энтузиазма сказал:

— Эта информация для вас. Ко мне она попала третьего дня.

— Третьего дня — это… Позавчера? — недовольно переспросил профессор. — Ну, что за манера говорить. Выражайся человеческим языком, чёрт возьми!

Его собеседник сделал вид, будто не заметил последнего восклицания, и продолжил.

— Я узнал об этом от особы по имени Кларисса Девильман. Да, от той самой, что… Впрочем, незачем поливать грязью столь известную фамилию. Эта девушка рассказала мне любопытную историю о вашем друге — Евгении Раапхорсте. Да, именно о нём, господин Тод. Но, наперёд я хочу, чтобы вы… Как бы это сказать… Словом, надеюсь, вы запомните, что я пришёл к вам, а не присвоил всё себе.

— Карьерист, — Вальдольф усмехнулся. — Не переживай, не забуду. Говори.

Губы Арбрайта искривились в улыбке. Это обещание вернуло Теофилу приподнятое настроение.

— Вчера я ужинал на углу Стоппенберг и Малой Дворцовой. Чудесный ресторанчик, меню потрясающее. Напитки, форшмак, вино, закуски — пальчики оближешь!

— Мне кажется, ты говорил, что много времени это не займёт. Не забывай, из-за тебя я бросил важное дело, так что поспеши. Кроме того, ты вроде упоминал о бале в доме Хауссвольфов. Не хорошо заставлять именинницу ждать.

— Хорошо, я кратко, — пообещал Арбрайт. — Во время ужина, ближе к девятому часу, ко мне за стол подсела девушка, явно благородного происхождения, это я сразу понял. Таких манер не встретишь на улице. Впрочем, не буду отрицать, что до того момента, как она назвала своё имя, на прощание, так сказать, я и не подозревал, с кем именно имел честь говорить. Хотя, если подумать, какая там честь… Ладно-ладно, я продолжаю. Она как-то, скорее всего, от сестры, узнала обо мне и во время беседы пояснила, что явилась лишь с тем, чтобы рассказать о Раапхорсте. Чёрт возьми! Какой удар по моему мужскому самолюбию… Не кричите, профессор, вы мешаете мне сосредоточиться. О чём я? Ах да! Дело в том, что сестра этой девицы работает на Раапхорста и потому видит и знает, всё, что происходит в его лаборатории, в оранжерее на отшибе.

— Эка невидаль! — иронично рассмеялся Тод. — Можно подумать, там есть что-то кроме птиц и старых секвенц-проекторов, которые для чего-то понадобились этому идиоту! Вот если бы ещё узнать, для чего…

— Полагаю, в конце моего рассказа, многократно прерываемого, вы сможете выдвинуть предположение, — сердито отчеканил Арбрайт.

Вальдольф замолчал. Ему надоело спорить с сотрудником, который всё равно не успокоился бы, не изложив случившегося без украшения рассказа словесными бирюльками. Тод сидел, скрежеща зубами, пока заместитель распинался, блистая мастерством плести словеса, но когда его рассказ коснулся сути, старик насторожился. На долю секунды ему показалось, что перед ним из небытия возник ключ к решению проблемы, исчезновения которой старик желал всем естеством. Когда карьерист кончил, эовин встал и строго спросил:

— Всё это чудесно, мальчик, но откуда ты знаешь, что она не лгала или не ошиблась? Зачем ей это нужно? Едва ли Раапхорст может её раздражать так же, как меня.

Арбрайт усмехнулся.

— Как знать, профессор, как знать… Возможно, у неё есть причины.

— Ты можешь предположить? — настаивал старик.

— Мы с ней очень похожи, — заметил Теофил. — Она попросила меня о том же, о чём недавно я просил вас. «Не забудьте меня, если решитесь воспользоваться этой информацией», — прозвучало тем вечером.

— Что я могу ей предложить? Я лишь учёный…

— Возможно, она рассчитывает, что дело получит в дальнейшем огласку и её заметят. Это логично, ведь в нашем случае нельзя ограничиваться самодеятельностью… Ведь так?

— Ну, разумеется. Потенциально это очень интересные сведения, но, к сожалению непроверенные и зыбкие, — Вальдольф презрительно усмехнулся. — Для начала, нам нужны доказательства, а потом уже можно будет говорить об огласке, ведь обвинения, не сложно догадаться, весьма серьёзные! Как только сама Кларисса дерзнула пойти к тебе с такими туманными сведениями? Неужели она так глупа? Не понимаю…