Вавилонская башня

– Я сочиняла ее для детей-книгочеев, – объясняет она. – Вроде себя, вроде вас. Для тех, кого за любовь к книгам презирают. Я хочу им сказать: и в книгах можно найти то, что в жизни пригодится. Казалось бы, в конце концов должен победить Марк, обыкновенный мальчик. Но в воображении-то мы, наверно, все видим себя принцами и принцессами, так что в сказке принц и есть обыкновенный человек.

– Не слишком взрослая история для Лео и Саскии?

– А для вас была бы слишком взрослой?

– Нет, мне бы понравилось. Слушала бы во все уши.

– Вот видите. И они слушают. Спрашивают про непонятные слова. Что бы сказали учителя в нашей комиссии!

Фредерика рассказывает Агате про свои мучения со скорбным листом. Сочиняет свою сказку, только в другом роде, добавляет она, сморщив нос. Агата мрачнеет и замечает, что занятие, наверно, не из приятных. Она выслушивает, сочувствует, но изливать душу в ответ не спешит. Фредерика иногда принимается гадать, кто отец Саскии. Гости у Агаты бывают: семейные пары, друзья и подруги оксфордской поры, члены комиссии, коллеги-чиновники. В такие дни Агата устраивает изящный легкий ужин, на который иногда приглашает и Фредерику. В эти дни на кухне у Агаты происходят долгие кулинарные радения, готовится пир из пяти блюд для истых гурманов: паштеты или креветки в сливочном соусе, тонкие супы, оригинальные закуски, затем говядина в горшочке или в тесте, жиго или утка в сидре, фаршированный карп или морской язык с овощами, затем вкуснейший салат из листьев цикория с апельсинами или кресс-салата с огурцами, затем фруктовый пирог домашнего приготовления или суфле, затем сыры ассорти на любой вкус или, может, рулет из бекона и чернослива. И всегда салат с авокадо, жаренный цыпленок с чесноком и пирожные из французской кондитерской. Три перемены плюс одно горячее. Беседа за столом течет ровно, дружелюбно. Не заметно, чтобы у Агаты были с кем-то особо близкие отношения. Как-то раз за таким ужином Фредерика заметила, что Александр явно питает к Агате интерес: заметила, что он живо предвкушает их совместный визит в одну бристольскую школу, – с детьми посидит Фредерика. Они с Александром были бы отличной парой, думает Фредерика. Она пытается понять, что это значит, и решает: это когда обходится без насилия. Когда Александр и Агата живут под одной крышей, думает она, и жизнь их течет ровно и дружелюбно, никаких ссор, никаких неистовых страстей. Насчет Агаты она может только догадываться – знает ее еще недостаточно хорошо, – но уж Александра узнать успела. Агата же и не стремится раскрыться, и, как заметила Фредерика, кое-кто эту ее черту порицает, называет ее сухарем. Просто она человек сдержанный, думает Фредерика. Осмотрительная она, вот и все.

А жить в своей сказке ей нравится.

Нет, она не прячется в детство, она человек зрелый – может быть, более зрелый, чем я в ее глазах.

Раскрывать душу перед Агатой она не боится. Полностью ей доверяет: сплетничать она не станет, поймет правильно и не затаит осуждения. Поскольку ответных откровений от Агаты не дождаться, Фредерика приправляет свои признания легкой иронией и старается говорить так, будто это не про нее, – даже когда речь заходит о вещах очень личных, мучительно личных, вроде брошенного в нее топора или венерической болезни. Агата слушает, вставляет одно-два дельных замечания.

– Лучше написать не «венерическое», а «заболевание, передающееся половым путем». Термин более строгий и точный. Чтоб никаких ассоциаций с богиней любви.

– Может, вообще об этом не писать? – спрашивает Фредерика.

– Можно и не писать, – соглашается Агата. – Но возможно, что это важное обстоятельство, доказательство. Главное – что будет считаться уликами. Это – улика.

– Вообще-то, это просто личная жизнь какой-то там бактерии. Я понимаю, что он передо мной виноват, но на самом деле нет. На самом деле мне безразлично, чем он там занимался на стороне.

– Вы махнули на все рукой, поэтому и безразлично.

– Мне, пожалуй, все безразлично, – признается Фредерика. – Кроме Лео.

– Это я поняла.

Фредерика смотрит в ее правильное миловидное лицо с тонкими чертами. Хочется спросить: а тебе что небезразлично? Но она не решается.