Позволь мне верить в чудеса

* * *

Когда девушка вышла, Высоцкий был в коридоре. По «счастливому» стечению обстоятельств проходил четко мимо ее комнаты. Когда понял, что дверь открылась, оглянулся, кивнул, бросил ни к чему не обязывающее «привет», пошел дальше к двери.

Аня знала — он произнес бы свое «привет» так же и вчера, и неделю назад, и месяц. В нем не было ничего, что намекнуло бы Ланцовой: «SOS, Аня, вас рассекретили!».

Мужчина остановился в прихожей, взял в руки ноутбук, который заблаговременно устроил на одной из пустующих полок, спрятал в чехол, следом в портфель…

Аня следила за его действиями, будто завороженная, вроде бы понимая, что самое время заговорить, подойти, оправдаться, но не способная на это…

Высоцкий же, судя по всему, выяснять что-то не рвался. Закончил, застегнул портфель, вскинул взгляд на Аню, смотрел несколько секунд, потом же просто развернулся, взялся открывать квартиру, чтобы выйти…

Это сработало триггером. Аня сделала шаг в его сторону, вскинула руки, произнесла довольно громко:

— Я хотела извиниться!

Стойко выдержала новый пристальный взгляд повернувшего голову мужчины. Сердце вырывалось из груди, было страшно, что он может сейчас видеть ее насквозь, но Аня изо всех сил старалась быть спокойной и сдержанной. Вчера не удалось, но хоть сегодня…

— В следующий раз не обязательно кричать и хлопать дверью. Я не люблю такое.

— Я знаю, простите, — Ане казалось, что она должна быть готова к любой реакции. Даже к ее отсутствию, но слова Высоцкого, пусть честные и справедливые, заставили испытать одновременно стыд (ведь теперь сомнений не осталось — для него это тоже выглядело, как истерика) и горечь (потому что у нее сердце на куски рвется, а он «не любит такое»)…

— Объяснишь, что случилось?

Девушке казалось, что следом за сухой констатацией, что подобное терпеть мужчина не намерен, последует новый разворот, прощание и он просто уйдет, но Высоцкий зачем-то снова поставил портфель на полку, сделал шаг вглубь квартиры.

— Ничего страшного, просто…

Аня начала… И замялась. Потому что думала долго и настойчиво, а правдоподобную версию так и не придумала.

— Боюсь, что не справлюсь сразу со всем — учебой, стажировкой, гитарой… Нервничаю, вот и…

— Не нервничай. Справишься. Но я не верю, что дело в этом.

Промямлила что-то, успела выдохнуть, когда Высоцкий произнес первых три слова… И разом вновь напряглась, а еще снова вскинула взгляд, когда закончил. Не верит. А во что верит?

Сердце забилось, как бешенное, Высоцкий смотрел на нее, Аня же… Изо всех сил пыталась прочесть ответ в глазах — понял или нет — и не могла.

Он был таким же, как всегда. Он и говорил так же. И смотрел так же. И дышал так же.

— А в чем по-вашему? — и задавать ему подобный вопрос, пожалуй, не нужно было — слишком самонадеянно, но Аня рискнула. Очень гордилась, что произнесла вроде бы спокойно. Очень гордилась, что не отвела взгляд. Очень гордилась, что выдержала его — долгий и пристальный.

— Если у тебя есть ко мне какие-то претензии или вопросы — озвучь их. Это будет куда эффективнее, чем ждать, пока я сам что-то пойму.

Он не ответил на вопрос. Но дал совет… Или указание… Кажущееся более чем простым и более чем уместным. Но Аня не могла. Ни спросить. Ни озвучить.

— Я не жду. И мое вчерашнее поведение… Оно касается не вас. То есть… — начала отрицать, сама же запнулась.

— Если не меня — отлично. Я очень рад.

И вроде бы чего еще можно ждать от такого, как Высоцкий? А его ответ задел… Снова больно дернул за ту струну, которая была натянута до готовности в любой момент порваться… Отвечающую за его безразличие и Анины страдания…

— И я рада, — Аня сказала вдогонку, это было явно лишним. Высоцкий еще несколько секунд смотрел на девочку, никак не реагируя, а потом кивнул.

— Хорошего дня.

Снова взялся за ручку портфеля, собираясь продолжить путь, явно считая разговор законченным. И Ане стоило бы позволить ему уйти. Ведь формально все решено. На подробностях он не настаивает, но девушка… Дернутая чертом снова бросила вдогонку:

— Я поссорилась с молодым человеком, поэтому…

Это было глупо и бессмысленно, но слишком задело это его «я очень рад».

А еще… Даже если успел себе вчера что-то надумать, самое время и ему разрушать «воздушные замки». Она… Просто поссорилась с молодым человеком. Любимым. Заботливым. Нежным. Совсем не таким, как Высоцкий. Несуществующим.

Корней снова отпустил ручку, снова посмотрел на нее довольно внимательно, немного с прищуром.

— Бывает. Наверное.

Сказал совсем не так, как Ане хотелось бы. Ни намека на ревность. Ни во взгляде, ни в голосе.

— Мы редко ссоримся. Он замечательный, самый лучший на свете, просто…

На «самый лучший» Высоцкий не сдержался — чуть скривился, Аня прекрасно понимала — это скорее из-за лютой нелюбви к подобным замыленным формулировкам, но ее уже несло.

— Просто я очень его люблю и боюсь обидеть. А вчера… Вспылила, разругались, я ушла… А на вас… Сорвалась. Простите.

— Больше не срывайся. Мне этого будет достаточно.

— Мы помиримся и…

— Я понял.

Высоцкий перебил, давая понять, что подробности, что будет после «и» ему не то, чтобы интересны. Хотелось верить, что вот это уже ревность… Да только здравый смысл подсказывал, что скорее брезгливость и нежелание быть погруженным в подробности чужой личной жизни.

— А что вы делаете если ссоритесь с… Людьми?

Наглости произнести «с любовницами» у Ани не хватило. Вопрос и так звучал не то, чтобы слишком деликатно. Очевидно, был риск, что Высоцкий не ответит. Первым делом он вздернул бровь и глянул на девушку теперь уже иронично. Потом же все же взял в руки портфель, положил в карман телефон…

— Я не ссорюсь с людьми, Аня. Это бессмысленно. Я оговариваю правила. И если меня что-то не устраивает в их исполнении — ухожу сам или прошу уйти человека.

— Но меня не попросили…

Высоцкий думал, что разговор окончен, Аня же произнесла негромко вдогонку. Почему-то собственное замечание снова дало надежду. Вернуло… Намек на веру в исключительность. Хоть в чем-то. Хоть в такой мелочи…

Осторожный, будто хрупкий, девичий взгляд снова встретился с мужским. Аня не знала, понимает ли Корней, как сейчас легко может раздавить эту вдруг возникшую веру. Не знала, видит ли ее вообще и если видит, как для себя объясняет. Но он еще ничего не сказал, а в ушах уже звенело завуалированное: «потому что не отношу тебя к категории «людей, с которыми планирую иметь долгосрочные отношения». Правдивое и обидное. Да только…

— Не попросил, — Высоцкий ответил не так.

— Почему? — и снова лучше было прикусить язык, чтобы не нарваться на болезненную честность. Но Аня не смогла.

Корней ответил не сразу. Мужской взгляд прошелся по лицу, шее, еще чуть ниже… Потом снова поднялся к глазам… И в нем уже не было той жесткости, что вначале их разговора.

— Будем считать, что ты — особенная. Пока. Я опаздываю. Мирись с парнем. Так всем будет лучше.

Заключил, ответа или еще какой-то реакции не ждал. Вышел, закрыл дверь снаружи, так и оставив Аню посреди коридора. Она же с минуту стояла, глядя туда, где Высоцкого уже не было, а по коже мурашками его негромкое «особенная».