Позволь мне верить в чудеса

Глава 32

Корней слушал отчет о проделанной работе Артура — нового подчиненного, взятого на место Вадима, периодически кивая. Парень ему определенно нравился. Причем с каждым днем все больше. Не рвал звезд с неба, не переоценивал свои силы, исполнял все четко, каждый обращенный к себе вопрос Корней считал разумным… И радовался (насколько вообще умел радоваться) тому, что здесь все налаживается.

Обещавший жестоко мстить Вадим на связь больше не выходил. Сам Корней тоже — его интересовал один единственный факт: чтобы ни самого Вадима, ни его духа не осталось в ССК. Больше ничего.

Вопрос с обменом части дома Ланцовых тоже решился. На две квартиры, как предлагалось изначально, они надеяться уже не могли, но получение более «раннего» жилья Высоцкий обеспечил. Нужные документы старшая Ланцова подписала еще в Киеве. Дело осталось за малым.

У Самарского вопросов насчет странных телодвижений вокруг многострадального дома не возникло.

А сам дом сегодня должен быть снесен. Бывшим владельцам Корней об этом не говорил — не видел смысла лишний раз теребить душу. Сам же собирался съездить чуть позже — проверить, как все прошло.

Вообще планов на сегодня у Высоцкого было много. И если тенденция сохранится — он готов был посчитать день удачным.

После вчерашнего вечера надеяться на это было, пожалуй, довольно смело… Может даже излишне… Но Корней не надеялся, он констатировал по факту.

А по факту все было лучше, чем могло, но странно…

Вечернее поведение девочки-Ланцовой должно было разозлить, а оно удивило. На него уже сто лет никто не повышал голос. У него перед носом никогда не хлопали дверью. Его ни разу подобным образом не «посылали» заниматься своей жизнью в ответ на предложение помочь… Которое он и делал-то крайне редко, а тут…

После того, как Аня закрылась в комнате, он несколько минут просто стоял, глядя на дверь, чувствуя себя абсолютным профаном. Впервые за миллион лет. Просто потому, что в строительстве, архитектуре, менеджменте и коммуникациях он знал без преувеличения всё, а в общении со сложными подростками в периоды обострения — нет.

И случись что-то подобное со взрослым человеком, которого с самим Корнеем связывали договорные отношения на определенных условиях, как он честно признался Ане уже утром, этого «взрослого» на утро действительно уже не было бы в его жизни. Но мысли выудить Ланцову из комнаты и послать на все четыре стороны — фигурально или реально — вчера ночью не возникло.

И, пожалуй, это самого Корнея удивило не меньше, чем сам факт ее эмоционального срыва. В конце концов, сам ведь виноват. Сам же доводил. Вот и получил. А что с этим делать — не знал.

И пусть в любой другой подобной ситуации просто выбросил бы инцидент из головы по незначительности, а человека из жизни по ненадобности повторения подобных, вчера не смог сделать первое и сознательно отказался от второго. Постарался вернуться к работе, но не получилось. Взгляд вслед за мыслями то и дело возвращались к двери и тишине за ней. Закончилось тем, что почти сразу ноутбук был снова захлопнут, свет погашен, принято решение идти спать.

Выйдя из душа, Корней увидел пропущенный от Илоны. Перенабрал.

Разговаривал, глядя в смежную стену, разделявшую его спальню и спальню девочки.

— Алло. Привет. Ты занят? — Илона говорила довольно тихо, очень бархатно. Привычно начиная разговор правильно. Потому что даже ближе к полночи он может быть занят — она в курсе.

— Привет. Что-то случилось?

— Ничего. Хотела предложить приехать. Или я к тебе. — и если он не отвечает на прямой вопрос — ответа от него не ждет.

Не жеманничает, не кокетничает. Говорит прямо, зная, что он предпочитает именно так.

А еще терпеливо ждет, несомненно, понимая, что ответ «да» не гарантирован.

— Сегодня не получится.

И снова… В любой другой день Корней скорей всего согласился бы. Потому что… Почему нет?

Но сегодня отказался и даже сожаления особого не испытал.

Продолжал смотреть в стену, слушал Илонино «Хорошо. Жаль»… Немного щурился, почему-то размышляя, что творится сейчас там — Аня мирно спит, дышит огнем, продолжая его… А может и не его… За что-то ненавидеть… Или собирает шмотки, чтобы утром, а то и ночью, смыться?

Этот вариант он вполне допускал. Поэтому-то в основном и отказался. Не смог бы расслабиться, оставив девочку сейчас саму в квартире. Боялся не за имущество, скорее… Не обнаружить ее утром здесь же. Странный страх. Неожиданный.

Когда звонок был сброшен, Корней покрутил телефон в руках… Почему-то был почти уверен — если девочка и выйдет на связь — то скорее всего что-то напишет, когда подуспокоится. Точнее если. Если подуспокоится. Потому что ни степень злости, ни ее причины он так и не понял. А предположения…

Ничего вразумительного предположить не получалось. Он знал ее слишком плохо, чтобы убедить себя же, что в брошенном напоследок «занимайтесь своей жизнью и ей же помогайте» есть хоть какой-то смысл. Для Корнея выглядело это просто как посыл. Неважно куда, лишь бы подальше.

Точно так же, как работа, сон той ночью тоже не шел. Спала ли девочка, Корней понятия не имел, знал только, что из комнаты не выходила — иначе он бы услышал. Утром же, проходя мимо спальни, впервые испытал странное для себя желание заглянуть. Воздержался. Собрался на работу, как всегда, довольно быстро, потом же… Потратил пятнадцать незапланированных минут на то, чтобы решить, что делать с Ланцовой. Вызвать на разговор сейчас или отдать инициативу ей. Просто следить дальше или все же попытаться выяснить, что происходит…

И вновь чувство собственного профанства… И раздражение из-за этого. В первую очередь на себя.

Ланцова вышла из комнаты, когда Корней уже почти сделал то, что ненавидел всем сердцем, — готов был отложить решение проблемы в долгий ящик. Уйти, позволив девочке самой решать, что будет дальше.

Он поздоровался, зондируя взглядом общее состояние, но сам разговор не начинал. Готов был уйти, когда окликнула сама.

Извинилась, спокойно приняла его замечание о том, что кричать — не лучший вариант коммуникации. Корней не сомневался — девушка каждый раз делает зарубку в памяти и в будущем… Хотя какое будущее? О чем разговор?

Даже попыталась объяснить, что вчера на нее нашло. Правдиво не с первого раза, но все же.

Оказалось, дело в сложностях с парнем. Тем, который замечательный и самый лучший на свете…

Точно также, как утром, при воспоминании о врезавшейся в память формулировке захотелось скривиться. Потому что пошло. Потому что нет на свете «самых лучших». Есть подходящие. Иногда действительно самые, но все равно с изъянами.

А отношения, в которых сыплют подобными фразами, обречены на позорный провал. Потому что ко всему подходить нужно трезво. И к партнеру своему тоже. Иначе будет больно, когда возложенные ожидания не оправдаются. И стыдно, потому что всему миру об этих ожиданиях ты уже протрубил или протрубила. И в вечной любви поклялась, а теперь… Остается только делать вид, что никогда с твоих уст не слетало это преждевременное, как оказалось, «самый лучший».

Но девочке позволительно — слишком молоденькая. Подрастет, сама поймет, а пока… Пусть будет лучший на свете. Ему-то что?

Вроде бы ничего. И действительно лучше, чтобы быстрее помирились, потому что… Видеть ее адекватной куда приятней. И глазу. И уму.

Когда девочка спросила о ссорах с людьми, Корней ответил честно. Зная ее пусть недолго, но уже достаточно хорошо, чтобы пытаться предугадать, готов был к тому, что начнет отрицать. Потому что формулировки, похожие на «я не ссорюсь с людьми, а оговариваю правила, и если меня что-то не устраивает в их исполнении — ухожу сам или прошу уйти» явно противоречат ее представлениям об этом прекрасном розовом мире, полном любви и понимания. Но она удивила. Возражать не стала, а вот вопрос задала.

На который Корней тоже ответил честно.

Действительно особенная. Должна бы раздражать, а по факту… Как-то оказалась в роли человека, которому прощено непростительное.

И пусть у Корнея планка того самого «непростительного» стоит практически над землей — любой споткнется, но в этом и суть. Споткнувшиеся в малом ему не нужны. Крупного ждать он не хочет.

Мужчина всегда строил свой мир на четком понимании: полная свобода обретается отсутствием привязанностей. Это отсутствие (и существующее, и потенциальное тоже) совершенно не пугало. И та самая требовательная планка была установлена жестче некуда именно потому, что чем меньше людей, за которых он будет волноваться — тем легче жить самому. А привязанности — это всегда волнение. Отсутствие прямой зависимости между всем происходящим и исключительно твоей волей. Это усложняет. Поэтому прощаться с людьми нужно легко. А для этого не стоит привязываться к ним. Это не так уж и сложно. Особенно, когда не чувствуешь в подобном необходимости. Так, как Корней.

Куда лучше волноваться за объекты и результаты своей работы. Просто потому, что там влияешь ты, а тут — на тебя.

И Ланцова ночью сшибла планку. Вряд ли была в состоянии это понять, но сделала. Должна бы полететь носом по покосам… А получила «шанс на прощение». Получит ли еще один, повтори подобное, Корней не знал, но утром, когда вышла и заговора… Ему отлегло.

— После четырех поеду на объект. Ты со мной? — когда Артур закончил отчитываться, Корней кивнул, поблагодарил за работу и даже похвалил. Без восторгов, но так, чтобы парень понял — с задачами он справляется, начальство довольно. Сначала во взгляде блеснула радость, следом — сомнение.

— Если можно.

— Если предлагаю — значит, можно.

Парню тоже присуща была некоторая робость, в этом он даже напоминал Корнею Ланцову.

Высоцкий следил, как новый подчиненный выходит из кабинета, в какой-то момент хмыкнув.

Может это возрастные изменения? Стремление окружать себя подобными людьми? Вроде бы простыми, но копнешь глубже… Зачем-то… А там интересно. Непривычно, подчас неожиданно, но интересно.

Когда дверь в кабинет вновь была закрыта, Корней встал из-за стола, прошел к дивану, опустился на него, вытянув ноги. На пару секунд прикрыл глаза. Немного поднадоело систематически не высыпаться. Но одно, когда понимаешь — почему и для чего, а просто крутиться полночи, чувствуя несвойственную себе же тревогу, — это уже глупость.

Одна надежда на то, что сегодня с этим проблем не возникнет.

Телефон снова ожил, опять звонила Илона. Корней глянул на часы — тринадцать тридцать. На самом деле, идеальное время для звонка. С огромной вероятностью он не на встрече. С такой же — не на обеде. Она угадала.

— Привет.

Мужчина взял, снова закрывая глаза.

— Привет. Не отвлекла?

— Нет. Все хорошо.

Произнес, замолк… Илона тоже не спешила. Судя по звукам — перебирала вещи в шкафу, потому что в трубке слышны были щелчки вешалок друг о друга.

— У тебя есть планы на вечер? Мы давно не виделись.

Это не звучало, как упрек. Скорее объяснение, чем обусловлено предложение.

И Корнею не надо было об этом напоминать. Да и против встречи он ничего не имел. И против второй подряд бессонной ночи, но уже по объяснимой для себя же причине, тоже, только вот…