Тетрада Величко

— Ты мне от мужа предлагаешь уйти? — хрипло поинтересовалась она, закрыв глаза.

Прижалась щекой к его ладони сильнее. Ничего не сказала, когда он второй рукой ее волосы ухватил, начал на пальцы накручивать.

— Я тебе предлагаю делать то, что ты хочешь, малыш. Самой решать, — так же хрипло прошептал Кузьма.

Она ощущала эти слова на своей шее, его дыхание дразнило кожу. А Кристине пришлось сильнее зажмуриться. И на душе — и весело, и до разрыва в груди больно. Словно все нервы в узел завязал.

— То, что я хочу — не в моих силах делать. Жить так, как хочется — это невозможно для меня, разве не так? — не открывает глаз.

Даже плакать уже сил нет.

Да и так, с закрытыми глазами, можно притвориться, что не понимает — это его губы на ее щеке и скользят по коже вниз, повторяя линию подбородка, отслеживая пульс, будто он дышит ее теплом, ее запахом, как Кристина не так давно дышала.

— Красивая моя… — хрипло, надсадно.

Позволяя ей обвинять его, признавая эти обвинения.

Уперся руками в диван по обе стороны от ее головы, впился пальцами даже, дыхание тяжелое, жаркое. Нависает над ней. И расстояния нет почти. У Кристины пульс «под потолок» и не скажешь, что пять минут назад засыпала от усталости. Он поднялся, отодвинув стул ногой, она вздрогнула от резкого звука. Но Кузьма не отстранился, как на миг показалось — ближе стал. Все еще упираясь в диван руками, будто сам себе ее обнять не позволял. А губы ее кожи касаются, не отступают. Высокий он. Надежный. И сил нет — обнять его хочется.

— И что мне там делать, Кузьма? — подняла руку и обхватила его ладонь, что теперь почти касалась ее шеи. Переплела их пальцы. — В этой квартире? Одной? С ума сходить? Выть в одиночестве?

— Малыш, — выдохнул резко, с болью. Прижался своим лбом к ее лбу, губы рядом, но ни он, ни она не пытаются сблизиться больше. Не выдержат тогда. Сорвутся… — Я просто хочу, чтобы ты расслабилась, хоть немного выдохнула. И перестала себя загонять. И чтоб нервы себе меньше рвала из-за всего.

— Жизнь на повтор поставить пытаешься, да, родной? — хмыкнула. — Уже проходили это.

А он вдруг отстранился, лишив ее своего тепла, оттолкнулся от дивана. Отошел на шаг. Что-то пробормотал сквозь зубы, но совсем тихо, она не поняла. Кристина с места не сдвинулась, хоть все тело заломило в ломке, только чуть приоткрыла веки, тайком глядя на его напряженную спину, твердые, скованные волей плечи… Господи! Она же столько лет даже не обнимала его толком, а больно так, словно он только вчера все за них двоих решил. Как так может быть, что тело от него так и не отвыкло? Только его родным и «своим» воспринимает без оглядки? Это же физиология, рефлексы. Ко всему приучить можно… А оно, тело ее, как и душа — такое упрямое, не поддающееся дрессировке…

— Малышка моя…

Кузьма вдруг стремительно повернулся и, неожиданно для нее, опустился перед диваном на колени, прямо на пол, наплевав на стул. Обхватил ее за пояс руками. По-настоящему. Крепко и впритык. Сжал со всей своей силой, так, как они запрещали себе все эти годы друг друга касаться. Лег ей на колени телом почти, уткнувшись головой в живот. Его пальцы впились в ее бедра через ткань халата и костюма. Жадно, словно скряга в свое сокровище вцепился.

Не вырваться, не сдвинуться.

И она не выдержала. Сама не поняла — когда и как успела? И секунды же не прошло. Обхватила его голову руками, зарылась своими пальцами в эти вечные вихры, сама согнулась пополам, прижавшись лицом к его затылку. И так глубоко вдохнула, что голова закружилась от его запаха. Горло сдавило. Не могла ничего говорить. Затрясло всю.

И он это ощущал. Не разжимая рук, поднял голову, заглянув в ее лицо снизу вверх. И столько всего во взгляде Кузьмы было, что Кристина сжала, сцепила зубы, чтобы не застонать от внутренней боли, пытающейся наружу вырваться. А она все равно каким-то диким, приглушенным воем прорывалась. Крупной дрожью каждую мышцу забило от того, что Кристина в его глазах увидела. От того, что он произнести собирался…

— Нет, родной, не надо, — захрипела она, зная, что тогда не выдержит. Сжала руки сильнее, чтоб полные пригоршни его волос ощутить.

Они оба не справятся, сорвутся. А чем им это поможет? Ничего же не поменялось, судя по его словам. А иначе бы он ей не пустую квартиру предлагал, а в свою утащил бы, не спрашивая. Что она, плохо Кузьму знала, что ли? И никто бы его не остановил: ни муж, ни Карецкий, ни ее смена.

И то, что с его губ вот-вот сорваться прозвище готово, которое он ей дал давным-давно — кожей чувствовала. Никто ее так, кроме него, не называл никогда. И не стоит сейчас это воскрешать, обоим только хуже будет. Она и так через ночь просыпается от снов, в которых он ее зовет, а Кристина рядом с другим мужчиной лежит в кровати.

Кузьма потемнел лицом. Она знала, чего ему стоит сдерживаться. И все же он услышал и принял ее просьбу. Еще сильнее стиснул бедра Кристины. Но не до боли. Никогда бы ей физической боли не причинил, она это точно знала. И на долгое мгновение обнял, прижал ее всю к себе.

А потом резко поднялся, разрывая их контакт. Заставив Кристину ощутить щемящую, гложущую пустоту. Иногда ей казалось, что лучше бы Кузьма мог ее ударить. Может, тогда она бы избавилась от этой потребности в нем? Сумела бы как-то дальше жить без него?

Руки сжимали пустоту. Сиротой себя ощутила. Вновь. Обхватила саму себя за пояс руками и согнулась пополам. Волосы рассыпались, отрезая ее от внешнего мира. Точно длинные, неудобно с ними, ни формы, ни вида, с косой этой вечно ходит. Надо действительно подстричь…

О чем угодно думать, лишь бы овладеть этой болью, снова затолкать вглубь себя. Молча, ничего не говоря.

И Кузьма молчал, отошел к самому окну, чтоб от нее подальше, наверное.

— Сделай еще кофе, — попросила Кристина, прочистив горло.

Все еще хрипло вышло, но уже лучше.

— Я не шутил насчет отдыха, малыш. Тебе надо поехать и отоспаться. Расслабиться. Отпуск взять, в конце концов, — таким же напряженным голосом просипел Кузьма.

Но просьбу ее услышал, вернулся за чашками. Аккуратно забрал, чтобы ее лишний раз не коснуться. Сам и сполоснул…

Ей было просто плохо. Хотелось свернуться в клубочек. И Кристина поддалась этой потребности, сбросила тапки, подтянула ноги под себя, все еще держа руки так, словно ей дико холодно. Повернулась боком, уткнулась носом в диван. Ответить ей сейчас было нечего, все свои аргументы она Кузьме уже высказала. И в кабинете только работающая кофемашина нарушала тишину.

И тут в дверь коротко, отрывисто постучали, и буквально сразу, до того, как она успела бы разрешить или не разрешить входить, в кабинет ввалился Карецкий. Ну, конечно же! Кто еще!

— Кристя, слушай! Насчет Ромки и алкоголя, — начал Руслан так, словно они и не прекращали разговора.

Видно, удачно сходил в здравотдел. Сразу в глаза бросалось, что доволен. Излучал кипучую деятельность и энтузиазм. Руслан… Вечно с кучей идей и по сотрудникам, и по самой больнице. Небось, только вернулся, переоделся — и к ней, обсуждать это все.

Но в следующий момент Карецкий охватил взглядом всю обстановку в кабинете целиком. Замер, словно на стену наткнулся. А может, так и было — Кузьма повернулся от окна и посмотрел на Руса таким взглядом, что и заледенеть недолго.

— Ага… — не особо понятно заметил Рус и плотно закрыл дверь позади себя.

Кивнул в сторону Кузьмы. Тот ответил ему таким же кивком.

Поздоровались вроде.

Кристина только хмыкнула и опять уткнулась в спинку дивана.

— Меня кофе угостите? — поинтересовался Руслан нейтрально. — Николай Артемович, что привело вас к нам сегодня? Не захворали ли?

Он знал его настоящее имя. Но не рисковал. Они все не рисковали. Только ей да их матерям можно было обращаться к нему «Кузьма», но и они при посторонних себе этого не позволяли. Не должно было существовать никакой очевидной связи между уважаемым депутатом от крупной партии и тем человеком, которым в прошлом являлся Кузьма. Да и сейчас тоже.

— Там, в тумбочке, есть еще одна чашка, — заметила Кристина, ответив на первый вопрос Руса.

— Это недоразумение еще и с алкоголем проблемы имеет? — игнорируя сарказм, внимательно глянул на нее Кузьма, не оглашая пока причин своего приезда Карецкому.

Уставился прямо-таки, но чашку дополнительную достал и, сняв первые две, включил кофемашину на следующий цикл. Словно он тут хозяин.

Хотя — так и было, по сути. Взял одну из полных уже чашек и принес ей. И все еще пристально вглядывается, ожидая ответа. Кристина выразительно глянула через плечо на Руслана, чтоб он понял, как она «благодарна», и забрала кофе. Карецкий только скривился, признав оплошность.

— Закрыли тему, — отрезала она, не собираясь это сейчас обсуждать.

— Я все равно узнаю, — пожал плечами Кузьма, отпив из своей чашки.

Сел вновь на свой стул, который теперь оказался посреди кабинета, хоть и все еще напротив нее.

Карецкий в это время пошел за своей порцией напитка, видимо, решив держаться от Кристины подальше. На всякий случай.

— Решили свои проблемы в здравотделе, Руслан Альбертович? — поинтересовался Кузьма, очевидно, поняв, что Кристина и правда не собирается обсуждать тягу мужа к алкоголю.

А заодно и продемонстрировал всю степень осведомленности в их проблемах.

— Решили, — не особо приветливо, но ровно откликнулся Руслан.

По-хозяйски, не спрашивая, залез в ее тумбочку за сахаром и щедро сыпанул себе две ложки. Кристина криво улыбнулась на эти их попытки «пометить» территорию.

— Надо было мне позвонить, уладили бы все на уровне повыше, чтоб больше вас не дергали. Да и подумали бы вы, все-таки, насчет моего предложения, — уже к ним обоим обратился Кузьма. — Зачем вам этот постоянный гемор? Оформим все на частную клинику и все…

— Там гемора будет не меньше, вашим языком говоря, Николай Артемович, — с сарказмом ответил Руслан, и с явным удовольствием отпил из своей чашки. — А проверок и придирок еще больше.

Не упустил случая намекнуть на все тайное.

— Это мне будет не так и сложно решить, — отмахнулся Кузьма.

Ага, только Рус полностью утратит даже мнимый контроль над ситуацией, и вряд ли сейчас готов согласиться на подобное.

Кристина отпила еще кофе, поглядывая то на одного, то на другого. Такая нелепая и дикая ситуация, по сути. А ведь они все — даже друзья, похоже. И до последнего будут стоять друг за друга, несмотря на все сложности. Как началось с того проклятого дня, или ночи, точнее, когда Кристина, еще студентка, притащила Руслана к ним в квартиру, осмотреть наложенные ею швы раненому Кузьме, так и тянется по сей день. Иногда она очень жалела, что привела друга. Никто, конечно, не знает, как оно все сложилось бы… Нет в реальной жизни сослагательного наклонения. Может, и хуже во сто крат. А может, и нет. Теперь не узнать. Оставалось жить так, как жили.

Кузьма же, допив свою порцию напитка в пару глотков, поднялся.

— Я забираю ее. Кристине домой надо. Она измотана. И спит на ходу. Не знаю, чем ты думаешь, позволяя ей работать в таком ритме, но точно не головой, — застегнув пиджак, решительно заявил он.

— Кузьма! — возмутилась Кристина, недовольная тем, что о ней в третьем лице говорить начали.