В глубине тебя

А потом Рик опускается лицом ко мне между ног и говорит тихо и просто, с улыбкой, такой теплой и беспомощной:

— Бля... детка... во я по киске твоей соскучился...

— А она — по тебе, — шепчу ему.

— М-м-м, маленькая моя... хулиганка... нежная... теплая такая... — он водит по языком по взмокшим складкам половых губок, а меня выкореживает всю, выворачивает наизнанку... стону мучительно и глухо, но долго так не смогу... закричу сейчас: Ри-и-ик, мне было пло-о-охо без тебя...

Забираюсь ступнями под его свитер. Глажу пальцами ног его спину, спускаюсь ниже, перебираю его волосы, пока лицо его трется у меня между ног, а его язык пускает в меня сладкие, голые электрошоки. Выгибаюсь навстречу ему с криками: «А-а-а!!!»

Я в теплом, мягком, невесомом коконе, пропитанная тусклым светом от его грубо-нежных, влажных ласк, от грубо-нежных слов, прикосновений. Свет приподнимает меня, отрывает от земли. Я позволяю этому случиться и мне совершенно ясно: я могу летать...

— Сладкая... — шепчет Рик моей киске с улыбкой до того блаженной, что я попробовать на вкус ее могу — и правда, сладкая. — Вкусная... — от наслаждения он даже зажмуривается. — Охуеть, как-к мне ее не хватало... Охуеть, как-к мне не хватало... тебя...

А вот это уже выше моих сил. Она кончает ему в лицо, кончает с моими «рыданиями», и он лицом встречает ударную волну ее взрыва и не отпускает, держит мои руки, ласкает-мучает меня насильно. Он и раньше так делал.

И только лишь, когда я уже неконтролируемо дрожу и извиваюсь, будто меня рвет на части, он, наконец, перестает лизать меня.

Пока меня колотят отголоски оргазма, Рик сдирает с себя свитер и майку.

— Жарко?.. — улыбаюсь, поглаживая выпуклые мускулы, послушно подрагивающие под моими ладонями.

— Озноб... — улыбается он, едва не дергаясь под собственный прерывистый выдох-вдох. — О... бля-а-а, Катька-а-а... — хорошенько тряхнув, его почти подкашивает: это я нащупала его соски и массирую их языком.

— Согреть надо? — осведомляюсь нежно-деловито, скольжу правой вверх по его шее и отправляюсь «пошалить» — погладить его лицо.

— Од... но... знач... но... — гладится он щекой о мою ладонь. — Край как надо...

Рик сует под меня свои вещи, приподнимает и вновь трется членом о мои половые губы. Потом берет его в руку, вводит в меня, ведь я соскучилась по нему.

И согревает первее, чем успеваю согреть его.

У него на лице мой запах, когда он опять забирается языком ко мне в рот. Он толкается в меня членом, обхватывает руками сиськи, сжимает, и, нацеловавшись со мной, тыкается в них носом. А я глажу его волосы, скольжу руками по его спине, спускаюсь к заднице. Чтобы поглубже, до жаркой, сладкой, тянучей боли втолкнуть в себя его член, поднимаю к нему навстречу бедра.

Его толчки в ней, поначалу медленные, все ускоряются. Я будто повисла в воздухе, до того приподнимает меня то, что сейчас будет.

— О-о-о? — стону я, будто с вопросом на конце.

— Иди ко мне, — разрешает Рик, лаская взглядом мои глаза.

— Да-а-а?! — будто спрашиваю громче.

— Да, — подтверждает он, а сам гладит мое лицо.

И я иду к нему. Я ведь к нему шла.

***

Дождь стучит по новеньким оконным стеклам, еще без «ручек», зато тройным, с аргоновым наполнением. В карточном домике сухо и почти уютно.

— Ты горячая, детка... ты горишь... м-м-м... детка...

Рик только что кончил, но не отпускает меня. Целует меня всю, будто пытаясь остудить мое тело губами — и наспех натягивает на меня одежду.

— Я заражу тебя.

— Ты заразила меня, — говорит он нежно. — Зараза.

— Прости.

— Заражай еще. Я переболел недавно.

— Ниче?.. У тебя там девушка не беременна?..

— Нет вроде.

Мне плевать на то, что это, сказанное им просто и обыденно, занозой впивается мне в сердце, как плевать и на то, что горло у меня болит уже по-страшному. Плевать — ему же плевать...

— Хорошо сделали, — окинув взглядом помещение, хвалю его, их работу. — Так что, теперь бабла не видать?.. Тебе?..

Он усмехается:

— Эт почему ж... Рассчитались же. Задолго «до».

— Вот вы лева-ачники... — не могу удержаться.

Это не похвала, вообще-то. Не уверена, что до него доходит — вон, самодовольный какой.

— На хрена протокол тот подписывал?.. — наезжаю на него. Мне почти хочется добавить: «Меня, что ли, попросить не мог?»..

— Да не получилось по-другому. Думал, бумажка маленькая, незначительная, не заметит никто.

Покачиваю головой, хлопнув себя по ней:

— Охренеть... ох-ре-неть...

Он смотрит на меня не мигая и вдруг неистово прижимает к своей груди.

— Блин, дурак, доиграешься! — сержусь я, пытаясь вырываться. — Посадят. Найдут же деньги...

Он снова насильно тянет к себе:

— Пусть ищут, — и обнимает еще крепче, вжимает в себя, как будто не о деньгах речь, а о том, чтобы меня кому-то там не отдавать. Балбес...

— «Пусть ищут». Ух-х... — даю все же зажать себя и тоже крепко прижимаюсь к нему, к этому балбесу...

— Кто слил тебя, как думаешь?..

Он пожимает плечами:

— Мало ли.

— Аднан?.. Въебашил ему тогда, что ли?.. За меня?..

Он только скалит зубы, мол, не моего ума дело.

— Чего сразу не рассказывал, что у тебя все так грустно?

— У меня не грустно. А ты... — легонько щелкает он меня по носу, затем гладит, задержавшись на нем, — меньше будешь знать — лучше будешь спать.

Нет, вы только посмотрите на него. Это я что, значит, правды не выдерживаю?..

— Слушай, и че делать теперь будешь?

— Посмотрим, — беззаботно отвечает он.

На расслабоне, паразит. Вообще, зря я все это затеяла, допрос этот весь, дознание. Не стоило начинать расспрашивать его после секса.

Он тут не один такой удовлетворенный, но мне не передается его беззаботность.

Конечно, он и не из такого дерьма вылезал, а жалеть себя вообще не просил, но я уцепилась в него, не спешу отпускать.

— Я за тебя перед Дорен распиналась. В бауамте. Горло драла, толкала ей, что так нельзя.

— Когда?

— Только что. Я от нее как раз.

Ему заметно приятно, но он осведомляется:

— На хера?

— Да мало ли.

— Дурная, — нежно целует меня он. — Ни хера не даст. Эта лесба в моем деле ни хера не решает, а меня ваще с дерьмом сожрать готова.

— Да нормальная она. Она ж не виновата, что... какая есть. У меня, вон, Эрни с ее дочкой мутит. Ну, с неродной, но... дочкой. Ориентацию ей настраивает.

— Красавчик, — смеется Рик и снова целует меня, заглушая клокочущий во мне кашель.

— М-да, — говорю затем, слегка оправившись, — только надо будет мне ее уговорить, чтоб не возникала, не расстраивала им любовь. Вишь, там тоже люди.

— Мгм. Просто кое-кто из них — лапа.

— Риты?

— Хахаля ее. Нового-старого. И «промеж».

Опускаю, что и с ним уже познакомилась и даже настучать на них обоих успела. Игнорирую странный толчок в груди о том, что — вот ведь как. Выходит, она, Рита, и правда ему с тем хахалем изменяла? Или тому хахалю — с ним?.. Сводная, блин, родственница... Тьфу, черт ногу сломит.

Уточняю:

— Тогда дохляк?

— Дохляк. Хер с ними.

Вот уж и не знаю, жалеть мне его или злиться за пофигизм. За все вместе.

А вообще мне не этого хочется.

Мне вдруг кричать хочется: «Рик, я знаю про твою маму!» И целовать, и обнимать его. И плакать. И... жалеть все-таки, хоть он, говнюк такой, этого не просит.

Глупо это — понимаю, «трезвею» и, поскольку больше не действует «обезболивающее», заболеваю по-крупному.

Нет, не фиг мне здесь, такой больной, делать.

Поднимаю затекшую, приплюснутую к полу задницу, принимаюсь бесполезным образом разминать руки-ноги, хоть у меня их сейчас из-за другого ломит.

Мне пора.

Он замечает, что мне пора:

— Не уходи.

Даже за руку берет, стискивает.

— Мне пора, — насильно вытягиваю у него руку.

— Бля, Катька... Да ты... Бля, я тя не понял...

Он рычит почти — злится, что ли?..

— Мне пора, сказала же, — «поясняю». — Че там понимать.

Рик смотрит на меня с негодованием, будто глазам своим не верит.

— Да... там ливанет щас! — говорит он возмущенно-наездливо, совсем как я только что, когда переживала, что его «посадят».

— Не ливанет.

— Не уходи одна, — снова лезет он ко мне. — Давай уйдем вместе.

— Зачем? — не даюсь я.

— Я буду лечить тебя. Тебе уход нужен.

Ишь, какой, а. Дела свои лечи. И свою не беременную подругу.

— Сама справлюсь.

— Справишься. Но со мной лучше.

— Лучше, — едва не плачу я, а он видит и понимает все, но слишком рассержен и обижен, чтобы еще и дальше удерживать — ведь я же все равно ухожу, бросаю его, хоть и тяжело мне.

Внутри меня не остыло еще все от его проникновений, а в размеренность от испытанных оргазмов врывается жар.

А еще... ой: все скользит у меня между ног. Да, он же влился в меня. Кончил в меня. Не останавливался — а я не остановила.

Рик кончил в меня и теперь там, во мне его сперма.

Поживем — увидим, думаю отчего-то — и бегу. Бегу вниз мимо полчищ строительной техники, прочь из карточного домика. Успеть бы посуху.

Не успеваю.

Я бегу по улице, бегу в дождь и у меня температура.

Дождевые капли должны были бы испаряться на мне или с пшиканьем превращаться в пар. Они не превращаются, а дождь мочит меня, смывает не знаю куда. Мне нужно в укрытие.

Я пробегаю мимо окон, и что-то заставляет меня поднять голову и посмотреть. Он стоит у окна и — я не вижу, что.

Дождь льет теперь сильнее, застилает, отгораживает его от меня. Я не вижу его лица, а если бы он кричал мне, не слышала бы его криков.

***

Глоссарик

стартер — аппетайзер, блюдо, подаваемое перед главным

that is — то есть