Пуанта

— Вставай, наверно?

— Это вопрос? — веселится пуще прежнего, а я щурюсь, — Ой, ты так императивно щуришься…

— А как императивно я бью по морде…

— Это я знаю, — весело отвечает он, когда мы выходим в коридор.

Продолжает веселиться дальше. Мы с Астрой тихие, напряженные, а в этом узком коридоре вдруг так мало кислорода, что я и вовсе его не чувствую. Я просто не могу дышать.

— Эй, вы чего притихли?

Вместо ответа я заталкиваю племянницу в свой кабинет, туда же закидываю ее сумку, а потом отдаю Эрику короткий приказ.

— Едь к Лив, я приеду чуть позже.

— Но мы же должны были вместе и…

— Едь сейчас!

Повышаю голос, хотя такого за собой почти и не наблюдаю больше. Обычно я спокойна, как в танке, и, очевидно, что мой лучший друг заметит, что что-то не так. Это и происходит.

Эрик перестает улыбаться, делает ко мне шаг и слегка хмурится.

— Эй, ты чего? Забей ты на этот заказ…

— Все нормально. Езжай, — шепчу и даже силюсь улыбнуться, — Подготовь все к сегодняшнему задержанию.

— Ты будешь?

— Да.

— Но…

— Эрик, прошу, не сейчас…

Господи, как жалко звучит мой шепот. Я помню его, он будто из прошлого появился, и это страшно. Ему достаточно было просто прийти, чтобы утащить меня обратно? Что это? Рефлекс? Или просто глупость?

«Нет, я этого не ожидала, вот и все!»

Тем временем Эрик слегка кивает и поворачивается к выходу, но я останавливаю его и добавляю:

— Только…пожалуйста, не говори никому, что здесь сегодня было.

— Прости?

— Просто…скажи Лив, что не вышло. Так бывает. И все.

— Так…что происходит? Почему ты просишь меня соврать жене? Это…

— Я все объясню, но не сейчас. Иди уже…

Снова кивает, правда теперь обеспокоенность в его глазах не мимолетна, а перманентна. Он встревожен, но делает, как я прошу — уходит. И пока я смотрю ему в спину, думаю, а что я объясню? Главное…как?

«Твою мать, ну какого…?!»

Закатываю глаза и закрываю за собой дверь своего кабинета, к которой прижимаюсь и, смотря в одну точку, стараюсь уровнять дыхание. Я здесь словно одна, что очень странное — Астра не подает голоса. Она сидит на краешке дивана, молчит, но смотрит на меня, и когда я ей наконец отвечаю, тихо спрашивает.

— Ты как?

И снова. Что мне ей сказать?…

— Спрячь рамку со стола.

Слава Богу, мне не приходится повторять. Племянница буквально подскакивает и сразу же хватает ту единственную фотографию, которая сейчас меня волнует — Август и я в зоопарке кормим козлят. Убирает. Все.

— Теперь все нормально…

— Я себя правильно повела?

Подхожу к креслу, сажусь и киваю, хмуря брови и перебирая бумаги.

— Да.

— Ты вся на нервах.

— Нет, все…

— Брось, я же вижу. Ты никогда не убираешься просто так.

— Что ты здесь делаешь, Астра? — устало выдыхаю, усаживаясь в кресло, на что она отмахивается.

— Да это…так, неважно. С отцом поссорились и…Мел…

Гневно смотрю на нее, заставляя буквально взглядом закрыть рот, а в следующий миг слышу короткий стук в дверь. Знаю, кто за ней. Я просто это знаю, как будто у меня внутри маяк встроен, который реагирует только на него, как золотоискатель чертов. Пищит, вибрирует и парализует. На миг я поддаюсь отчаянию, но тут же мотаю головой, сбрасывая его, а потом прикладываю палец к губам.

«Тш-ш, молчи…» — этим говорю, потом беру в руки и свой голос, отвечаю.

— Войдите.

Жаль мой золотоискатель не работает так на хороших мужчин, не оказалась бы в такой ситуации. На пороге то стоит полная противоположность. Разумеется и очевидно с усмешкой.

— Можем поговорить?

«Нет»

— Конечно, — сладко улыбаюсь, потом беру ключи от своей Ауди и передаю их Астре, — Иди в машину и жди меня там. Я отвезу тебя в школу.

— Но…

— Астра. Иди. В. Машину.

— Ладно…

Соглашается скрипя сердцем и настолько нехотя, что меня саму пробирает, но я только коршуном за ней слежу. Как берет сумку, как бросает на меня почти испуганный, короткий взгляд, как разворачивается у двери, где он ее, конечно же, тормозит.

— Ты просила автограф?

— Спасибо… — тихо благодарит, кротко, я бы сказала, от чего бесит меня только больше.

Это снова паранойя, мне ведь кажется, что так она меня сдает с потрохами, но я никак не комментирую. Если сделаю это, точно спалюсь, пока еще есть вариант держаться за легенду, что я и собираюсь делать, как только остаюсь с ним наедине.

Мы недолго смотрим друг другу в глаза, потом я усмехаюсь и указываю ему на кресло перед своим столом, тихо добавляя.

— Вам нельзя здесь находиться.

— Это угроза? — усмехается в ответ, но приглашение принимает.

Из под ресниц я наблюдаю за тем, как Макс подходит к кожаному креслу, в которое опускается подчеркнуто сдержанно, и это меня улыбает.

— Это констатация факта. Если папа узнает, что вы в городе — вы отсюда не уедете.

— Мы серьезно будем говорить друг с другом на «вы»? После всего?

Ожидаемо. Я пару секунд молчу, потом поднимаю на него глаза и отгибаюсь на спинку кресла, как он, пожимаю плечами.

— Я так и знала, что вы вцепитесь в меня, как питбуль.

— Да что ты?

Сарказм на месте. Яд тоже. Сейчас Макс им буквально фонтанирует, он сочится из каждой поры и сильно бьет по мне. Его ненависть бьет. Я четко ее ощущаю — он меня презирает.

— Я очень похожа на нее, так что да.

— Ты не похожа на Лилиану, и ты это знаешь. Надеюсь…

— Я не про Лилиану сейчас говорю. Про Амелию.

Он застывает. Этот миг потрясения настолько сладок, что я, черт меня возьми, не могу сдержать тихого смешка, за который тут же бью себя по рукам. Дура-дура-дура! Никаких эмоций!

— Прости? — выдыхает тем временем он, я же беру рамку и, помедлив пару мгновений, переворачиваю ее на него.

На той фотке простая иллюзия — две меня. «Мы» улыбаемся, нам на фотке тринадцать, мы в саду нашего дома. Две разные меня и одна огромная ложь. Макс смотрит на фотографию, хлопая глазами, я же придвигаюсь ближе и тихо громозжу дальше. Раскручиваю клубок, так сказать.

— Меня зовут Елена, но вы, я так полагаю, думали, что я — это она.

Макс резко поднимает на меня взгляд, а я достаю сигарету и закуриваю ее, отклоняясь обратно на спинку кресла.

— Мне жаль. Вы думали, что она жива, не так ли? Когда увидели меня?

Все еще молчит, хотя краем глаза я подмечаю, как он сжимают рамку до белых костяшек, отвожу взгляд. Мне неприятно и стыдно говорить все то, что я говорю — если честно, это так, но выхода у меня нет. Если он узнает правду, ничем хорошим это не кончится.

— Мы однояйцевые близнецы.

— А Элай тогда кто?

— Лилиана и это рассказала? — усмехаюсь, киваю, сбрасываю пепел, — Прямо справочное бюро.

— Теперь ты скажешь, что она о тебе не знала?

— Нет, от чего же. Знала. Просто она меня ненавидит, а я ненавижу ее — мы делаем вид, что друг друга не знаем.

— Что за бред?

— Все семьи разные, господин Александровский. У нас так. У вас, насколько мне не изменяет память, все тоже негладко?

— И где же ты была все это время?

— Вообще-то я была там в ту ночь, просто в тени. Папа уже потерял одну дочь…

Рамка летит в стену. Я вздрагиваю и резко перевожу на него взгляд, а Макс приближается.

— Закрой рот сейчас, — предупреждающе шепчет, я притворно-непонимающе хмурюсь.

— Вы же об этом знаете, разве нет?

— Если ты думаешь, что я настолько тупой, чтобы во все это поверить, ты глубоко заблуждаешься.

— Мне жаль, но девушка, которую вы во мне видите, мертва.

Вижу, как жестко играют желваки на его щеках, поэтому откладываю сигарету в сторону, лишь бы он не увидел, как трясутся мои руки. Черт возьми. Я сжимаю их под столом так сильно, что простреливает резкая боль от ногтей. Слегка морщусь, на миг прикусываю губу, но лишь на миг. Уверенно киваю.

— Вы должны уехать. Я не шучу насчет отца, если он узнает, вы не проживете и часа.

— Я его не боюсь.

— Очень зря. То, что было тогда в вашем доме — цветочки.

— И с чего вдруг такая забота, а?

— Потому что я знаю, что было между вами с ней, — тихо признаюсь, заставляя его замереть еще больше, чем до этого, — Она мне рассказала. Мел все мне рассказывала.

— Ты…

— Она вас любила, — снова признаюсь, только тише и куда как сложнее.

Можно сказать, что сейчас я впервые признаюсь ему в любви, и снова так по-дебильному. Твою мать. Макс в ответ щурится, я же снова, дабы не выдать бурю своих эмоций, которую теперь сложно сдерживать троекратно, перевожу взгляд обратно в окно.

Она бы не хотела, чтобы…все закончилось плохо, поэтому я ничего не скажу ему, если вы сейчас встанете и тихо, спокойно уедете обратно в Москву. Никому не нужны конфликты, а война? Бросьте, Максимилиан Петрович, это лишнее. Ради чего? Я не она.

Макс молчит. Он молчит так долго, что мое сердце, кажется, разорвется от волнения. Словно нагнетает. А может ждет, чтобы я на него посмотрела? Без понятия, я ведь не ведусь. По мне так лучше пялиться на дождевые капли, чем ему в глаза. Я могу дышать лишь тогда, когда он молча отодвигает стул и также молча уходит.

Черт возьми…

Цепляюсь за край стола, жмурюсь и часто-часто спасаюсь кислородом, чтобы хоть как-то оживить свое бедное сердце. Вместо этого, правда, топлю его в буре пряного аромата его парфюма…