Пуанта

— Тш-ш-ш, спокойно, дорогая. Знаешь? Ты красиво говоришь, складно, может ты снова мне врешь, а?

— Что за бред?! Ты…

— Хочу проверить.

С этими словами он перекладывает пятерню мне на затылок, сжимает волосы и неожиданно дергает снова, так, что я оказываюсь слишком близко, чтобы чувствовать все. А потом еще и свыше нормы, когда его губы примыкают ко мне в жестком, даже жестоком, и грубом поцелуе.

Это действительно больно. Нежность? Ха. О чем мы говорим? Очередной способ меня наказать — сделать мне больно. Он прикусывает нижнюю губу так, что я чувствую привкус крови, сам сжимает волосы с такой силой, что я пищу. Но не отвечаю — его это бесит. Когда Макс отстраняется от меня, я вижу, что это его чертовски бесит, но он теперь отлично себя контролирует, усмехается.

— Да, это точно ты.

Толчок сильный, но, наверно, все же слабый, ведь если бы он захотел меня толкнуть по-настоящему сильно, я бы не ограничилась парой шагов назад и ударом задницей о тот самый стеклянный стол. Нет. Это было бы натуральное падение с разбитыми коленками, как было когда-то в далеком прошлом — сейчас это скорее очередной жест презрения. Макс добавляет к нему небрежное потирание рук друг о друга и выражение лица «фу, чего я только что касался?!», как будто я — самое мерзкое, это самое «чего». Неприятно, глубоко обидно, но я проглатываю и это, тяжело дыша и уставившись в пол. Собираюсь, отбрасываю в сторону другие чувства, потому что цепляюсь за одно единственно важное…

— Где он?

— А теперь ты сядешь, и мы поговорим. Разговор будет долгий, не особо приятный для тебя, но что поделаешь, да?

— Где мой сын?

Это все, что меня волнует. Реально. Мне плевать, что он скажет — я знаю, что в жопе, — мне плевать, что он со мной сделает — правда и абсолютно, — но я должна увидеть своего ребенка. Просто должна. Так что от какого-то тупого отчаяния, в голосе застывают слезы. Я их вытираю украдкой, не смотрю на него, сжимаюсь даже. Все, как и прежде, будто я и не сбегала, будто никогда и не вырывалась…

— Не волнуйся, дорогая. Август в безопасном месте.

— Где?

— Я сказал…

— Где он? — отчаянно повышаю голос и резко поднимаю взгляд.

«Его это «безопасное» место…что он задумал? Разлучит меня с Августом? В отместку? Как я его?! Нет-нет-нет, пожалуйста…»

Меня начинает потряхивать, а Макс снова наклоняет голову на бок и приподымает одну бровь. Спорю на что угодно, он оценивает насколько сильно может шантажировать меня сыном и какой чудесный рычаг вдруг, так внезапно, получил. Плевать. Разумно было бы вести себя хладнокровно — я это знаю, меня этому учили, но я не могу. Не отрицаю, что вполне возможно веду себя, как дура из-за того, что нас когда-то связывало, ведь, вероятно, где-то на подсознании, мое тело доверяет ему свои тайны до сих пор. Господи, это просто смешно, и я бы действительно рассмеялась, если бы могла. Но я и этого не могу — все, что мне остается, это смотреть на него, как на спасательный круг, и молить: пожалуйста, верни мне моего ребенка.

— Макс, я сомневаюсь, что выйдет что-то дельное, — вдруг раздается мягкий голос Лекса за спиной, — Думаю, что лучше отвести ее домой. Да и потом…разве тебе надо, чтобы детали ваших отношений знала каждая собака?

Я не знаю, о чем он думает. Мне не хватает силы духа прочитать, углубиться, потому что мне страшно. Так дико страшно, что вот сейчас он снова усмехнется, продолжит меня препарировать, и я просто не могу позволить себе еще одно крушение иллюзий. Страшно поверить, а потом обломаться, но он меня удивляет. Слегка кивает, потом разворачивается и, схватив свой пиджак со спинки стула, надевает его по пути, бросая.

— За мной.

Это мне. Я на негнущихся ногах следую приказу, отмечая, что остальные даже не думают шевелиться. Интересно, что они вообще там делали?