Тетрада Величко

Но из-за этого «тона» последнего сообщения — молчание становилось чреватым. Надо было что-то ответить. И так уже задержалась. Только о чем говорить, чтобы отвлечь Кузьму?

«Ничего не сделал», — а что сказать?

Что муж от нее ребенка потребовал? Смешно, смешно…

Забавно то, что Кузьма только вчера мельком упомянул о детях. Неужели Рома об этом тоже где-то болтал, а Кузьме его «шпионы» доложили?

Да нет, не верилось. Да и знал он, что Кристина не хочет детей… Не в браке. И куда еще детей в этот бедлам вмешивать, Господи?! За что им судьбы ломать и корежить?! Упаси, Боже.

Хотя Кристина точно знала, что если бы вдруг случилось затмение и она перестала пить таблетки или они подвели, если бы забеременела… Никто бы ей и слова упрека не сказал. И носились бы с ней, как с золотой, за каждым шагом следили бы, оберегали. Даже если Роман в очередной раз пустил бы все на самотек и вел себя, как обычно — Кристину бы окружили заботой и вниманием. А нужно было бы — и из роддома забрал бы сам. И организовал бы все… Еще и с Русом препирался бы из-за этого. Карецкий точно не остался бы в стороне.

А от этого знания становилось только хуже… За что так мучить? Зачем так любить и лишать всего? Не жизнь, а настоящий дурдом.

Щеки мокрые. Когда плакать начала? Непонятно. Просто вспомнилось, как ребенка хотелось когда-то. «Их» маленького… Как планировали и думали, только ждали, что она доучится пару курсов, сдаст экзамены, пойдет в интернатуру. И он «на ноги» окончательно встанет — уйдут со съемной квартиры, свою купят… А все так дико и ужасно вывернуло.

«Ты не знаешь, как тут салон, тот, что на первом этаже? Нормальный?», — о чем угодно писать, только бы не понял, как ей тяжело. А то и правда примчится.

Нашла у кого спрашивать, конечно. Видела же вчера, что он у парикмахера точно месяца два не был.

«Салон?», — удивила, похоже. Чего и добивалась, кстати. «Понятия не имею, тебе не по фигу?»

«Мне интересно…»

Телефон начал звонить, едва отправила последнее сообщение. И не взять — нельзя, и ответишь — по голосу поймет все. Снова патовая ситуация. Нажала на «прием», поднесла к уху.

Оба молчат. Ха-ха-ха. Она говорить не хочет, чтобы он слез в голосе не услышал, а Кузьма ждет хоть одного слова, чтобы понять ее настроение и происходящее.

— Красивая моя, я сейчас точно приеду, — подытожил он две минуты их молчания по телефону.

А она рассмеялась от этого. Хорошо, отпустило.

— Не надо, зачем? Говори со своим Премьер-министром. Я уже и так тут все рассмотрела. Очень красиво. И за духи — спасибо… За васильки, кстати, тоже. Они там явно не в стиле, но гораздо уютней делают спальню, — все еще посмеиваясь, поделилась Кристина своими впечатлениями от квартиры.

— По какому поводу рыдала тогда? — напряженно потребовал Кузьма ответа.

На заднем фоне у него кто-то что-то говорил. Занят.

— Вид обалденный, родной, растрогал меня до слез, — хмыкнула она. — Иди, занимайся делами…

— Кристина, от меня же не отвяжешься, я не это твое недоразумение…

— Ух! Не поверишь — я в курсе, грозный мой. Так что давай, закругляйся. А я пойду, что ли, посмотрю, чего тут еще интересного есть на территории, — действительно понимая, что он может быть серьезно занят, завершила она разговор.

— Ладно, позже поговорим. Обнимаю.

Дал понять, что тему не позволит закрыть, но все же положил трубку.

А она действительно пошла одеваться. Толку сидеть в помещении и жалеть себя — не видела. Зайдет в кафе, спросит, почему «авторское», позавтракает, может. И в салон тот зайдет все же. Домой не тянуло совершенно.

прошлое

Она так нервничала, что слюна в горле «камнем» вставала. И ладони потели, из-за чего Кристине приходилось то и дело их тайком о ткань юбки вытирать. Мама уже три раза говорила, чтобы Кристина пошла переоделась. Платье же не для дома, нарядное. Но Кристина только отмахивалась.

— Сейчас… Сейчас…

Обещала, а сама так и сидела на табуретке и слушала, как они все разговаривают.

И тоже говорила, смеялась, шутила, подскакивала, меняя тарелки и ставя на стол что-то еще, хоть ее и одергивали и Кузьма, и матери.

— Да ну сядь, малышка, не суетись. Все взрослые, сами возьмем…

Она вновь кивала, улыбалась, и все равно подскакивала.

Потому что просто не могла сидеть спокойно и смотреть на него — сердце из груди выскакивало, заставляя и Кристину метаться.

Мамочки, какой он стал! У нее не то что руки дрожали — все внутри сотрясалось мелкой дрожью. Кузьма и уходя, казался ей потрясающим: красивый, вечно «на коне», всегда знает, что делает, тянет за собой всех, прирожденный предводитель…

Не то, что тринадцатилетняя Кристина — в него все девчонки двора были влюблены, и бывшие одноклассницы тоже, насколько она знала. Но Кузьма (к ее тайной радости) никого не выделял, не было у него серьезных отношений с девушками. Хотя «несерьезных» хватало с лихвой, и Кристина не раз ненароком слышала, как тетя Маша уговаривала сына «по крайней мере думать головой и не забывать о безопасности». На что Кузьма всегда смеялся и успокаивал мать, что «не собирается ее в скором времени делать бабушкой». Саму Кристину это тоже успокаивало, кстати. Как и то, что в армию, в итоге, только она ему и писала. Не выделял Кузьма никого из тех девчонок, с которыми гулял. А она для него всегда была на первом месте. И иногда Кристина этим пользовалась раньше, еще слабо понимая, что ревнует. Вполне могла пожаловаться, что у нее «ну совсем» не получается математика, когда Кузьма уже в дверях стоял, явно нацелившись на свидание с какой-то благодушно настроенной девушкой. Или даже просто сделать печальное лицо, выйдя «провожать» его в коридор. А на вопрос Кузьмы — «о чем малая грустит?», стесняясь, ответить, что ей все еще страшновато оставаться дома одной вечером, хоть и выросла…

И Кузьма без дальнейших вопросов снимал куртку, которую уже успевал натянуть, сбрасывал обувь, и они шли играть в лото или карты. А она чувствовала себя самым счастливым человеком в мире. Потому что Кузьма был ее. Только ей принадлежал и готов был все отодвинуть ради ее спокойствия.

Но это в прошлом. Сейчас же Кристина понимала куда больше в своих собственных чувствах. Повзрослела, да и разлука помогла разобраться в себе, в том, почему ни один парень в школе или дворе не заставляет сердце колотиться так, как оно безумствует в груди, когда видит его неровные и резкие буквы с ее именем на конверте. И она писала ему каждый день. Ждала Кузьму, думала о нем постоянно. Не отвечала на робкие еще попытки «ухаживать» одноклассников, грея в душе надежду, что и он поймет: она выросла и также дорога для него не только в роли сестры.

Ждала, надеялась, а сегодня увидела — и голова пошла кругом, разум «поплыл». Ошеломил он ее. Тот же самый вроде, и совсем другой в то же время. Такой взрослый. Знакомый, родной и еще неведомый, не совсем понятный ей. Загадочный во многом. С непроницаемым лицом и взглядом. Но потрясающий.

Не могла глаза отвести от Кузьмы. Сидела бы всю ночь и просто любовалась. И мысли сложно было в «кучку» собрать, чтобы что-то еще и говорить, к тому же в тему. А от тех взглядов, которые она время от времени ловила от него — вообще горячая дрожь по спине шла. Неужели и Кузьма заметил, что она выросла? Неужели и он понял, что она ему не сестра? Кристина бы этого хотела, да. И надеялась. Тем более после того, как он ее «мавкой» назвал при первой встрече, после того, как именно обнял… Ух! У нее и сейчас сердце замерло в груди, а потом будто перевернулось, когда она эти объятия вспомнила.

— Кристина, переоденься уже! — в очередной раз добродушно велела мать, наткнувшись на нее, застывшую посреди кухни.

— Мм… Да, сейчас, — Кристина судорожно кивнула.

И воспользовалась этим, как предлогом, чтобы выйти из поля зрения родных. Щеки горели так, что это точно видно. Кристина нуждалась в передышке. Быстро натянула домашние шорты и футболку, аккуратно развесила платье, порадовавшись, что сумела не испачкать то едой. И только сейчас, немного выдохнув, поняла, что голодная. Суетилась вокруг всех, Кузьме несколько раз пельмени доваривала, чтобы свежие… Пока он не прикрикнул-таки, чтобы села и не мельтешила, он и сам в состоянии приготовить, да и вообще, еще и блинов хочет, и пирожных… А сама так и не поела. Все любовалась им, кусок в горло не лез. А теперь прямо желудок подвело. Быстро прибравшись в комнате, спрятав все, она вернулась на кухню, в данный момент думая только том, чтобы поужинать.

— Ого, видно, что ты растешь, точно как Кузьма когда-то, — рассмеялась тетя Маша, когда увидела, сколько всего она взяла себе на тарелку.

Кристина только улыбнулась: к счастью, у нее все и правда «горело», так что есть могла столько, сколько захочется. Да и тетя не впервые шутила по этому поводу, и мама тоже. Один дядя Гриша одергивал женщин и говорил, чтобы не смущали ребенка. Но сейчас он еще был на работе, а Кузьма вышел на балкон «покурить спокойно», чтобы не слушать нотации матери по этому поводу. Сразу пошел, как Кристина вернулась, переодевшись. Так что в этот момент слова о ее аппетите Кристину не смутили. Она села на табурет, где до того сидел Кузьма (привыкла к этому месту, пока он отсутствовал, теперь, похоже, будут воевать за него), сдвинула его тарелку и начала есть. А ведь были и другие места — мама ушла в душ, воспользовавшись перерывом в общении. Можно было и с противоположной стороны сесть. Кристя не подумала.

— Эй, я не понял, меня уже с дивана выселили, теперь и из кухни выживают? — весело хмыкнул Кузьма, показавшись на пороге кухни спустя пять минут. — Мавка, ты меня видеть тут не хочешь, выгоняешь? — привалился плечом к косяку, скрестил руки на груди и с усмешкой наблюдал за тем, как она ест.

А у Кристины снова горло сжало. И пельмень в горле застрял. Поперхнулась, закашлялась, понимая, что вновь краснеет. Замотала головой, пытаясь проглотить еду и одновременно опровергнуть его «обвинения», доказать, что никто его не выгоняет. Никогда и ни за что…

— Эй, спокойней, малыш, — к ней одновременно бросились и Кузьма, и тетя Маша.

Но он успел первым. Присел у ее стула на корточки. Обхватил ее за плечи, выпрямил, с виноватой усмешкой похлопывая по спине.

— Я не выселяю, ты что! — едва проглотив злосчастный пельмень, начала оправдываться Кристя, вытирая выступившие на глазах слезы. Пыталась отдышаться. — Я просто, привыкла тут сидеть, извини…

— Все нормально? — с волнением спросила тетя Маша.

Оба кивнули, не оборачиваясь.

— Кристина, прекрати, маленькая, ты что?! Я пошутил, — хмыкнул Кузьма. Поднял руку и стер еще слезинку на щеке, которую она пропустила. — Просто показалось забавным. Не нервничай так, доешь спокойно.

И все еще держит ее за плечи. Сидит перед ней на корточках. Высокий такой, лицо почти на одном уровне. Глаза в глаза смотрят. И у Кристины в ушах шумит. Да и Кузьма не торопится отстраняться или взгляд отводить. А рука у него горячая, жаркая. Но приятно, будоражаще. Его запах окутал. Тоже новый или Кристина забыла просто. Какой-то такой же теплый, как его рука, но при этом и острый, пряный, словно специи, которые они с матерью покупали на базаре. Захотелось наклониться чуть сильней и уткнуться носом ему в шею, вдохнуть этот запах полной грудью. И легкий аромат сигарет не мешал. Она отвыкла уже от него, но как-то сразу вспомнилось, как он раньше от домашних прятался, а она знала, у них свой секрет был, и это их еще больше сближало.