Принуждение

ГЛАВА 19

Я сбиваюсь с ног на работе, что отвлекает меня, но каждый раз, когда у меня есть пять минут, чтобы перевести дыхание, гнев снова охватывает меня.

— Что с тобой сегодня вечером? Подожди, только не говори мне, что ты Боб Марли, — дразнит Марвин, заставляя меня нахмуриться.

— Что?

— Знаешь, ты «глушишь». На борту «трусикового экспресса» красный код. Ты плывешь по багровой волне… — я закрываю ему рот рукой и заставляю замолчать.

— Прямо сейчас это объясняет, как ты можешь выглядеть как брат Хемсворта и все еще оставаться одиноким.

Он стряхивает мою руку и смеется: — Да будет тебе известно, дамам нравятся мое большое… — я тыкаю его локтем в ребра.

— Не заканчивай это предложение. Меня не волнует, насколько велико, по твоему мнению, твое… эго. Что-то явно повлияло на твою личность в период полового созревания.

Его ухмылка заразительна, когда я качаю головой и вытираю стойку бара.

— А если серьезно, что не так?

— Мужчины. Вот что не так.

— Я чувствую, что в этот момент я должен вступиться за своих братьев и сказать, что не все мы плохие, просто склонны к случайным приступам глупости.

Я не так уверена в этом. То, что сделал Атлас, выходит за рамки приступа глупости. Это контроль и вторжение.

Как бы мне ни хотелось прямо сейчас жаловаться и стонать из-за этого мужчины, что-то меня останавливает. Я ничего не рассказывала об Атласе своим друзьям. Я, честно говоря, думала, что это сойдет на нет и им будет нечего сказать. Серьезно, когда вообще срабатывает сценарий "богатый мальчик — бедная девочка", кроме как в фильмах и книгах? Это не так. Но настойчивость Атласа вымотала меня, и когда я сдалась, я поняла, что мне нравится, что никто о нем не знает. Не потому, что я смущена, а потому, что мне нравится идея иметь что-то, что принадлежит только мне. Провести годы в приемной семье означало делиться всем, хотела я того или нет. Я не могу вспомнить, чтобы было, предназначенное только для меня, и я предполагаю, что в этом суть моей проблемы. Оказывается, Атлас не единственный, у кого есть собственнические наклонности. Разница в том, что я, кажется, держу себя в руках, а Атлас принял безумие.

— Ладно, выкладывай. Что происходит?

— У меня вроде как, может быть, есть преследователь, — признаю я, говоря ему правду — просто не всю.

— Что? — он полностью поворачивается ко мне лицом, все следы поддразнивания исчезли с его лица.

— Это не имеет большого значения, — говорю я ему, что звучит неубедительно даже для моих ушей.

— Какого хрена, Айви? Ты не можешь сказать мне, что у тебя есть преследователь, и говорить, что это не имеет большого значения.

— Черт. Ты, конечно, прав. Я просто имею в виду… — мои плечи опускаются. — Я не знаю, Марвин. Он прислал цветы мне домой, и у меня такое чувство, что за мной наблюдают, но никого не вижу. По крайней мере, недостаточно близко, чтобы я могла заметить.

— Он знает, где ты живешь? Айви, это серьезное дерьмо, — он скрещивает руки на груди.

— Я встречаюсь кое с кем. Он ничуть не счастливее тебя. Он установил у меня дома новую, надежную дверь, и когда я с ним, я чувствую себя в безопасности. — я не говорю ему, что Атлас — причина, по которой мне вообще нужна эта чертова дверь, или что я зла на этого человека и предпочла бы спать одна, чем иметь с ним дело прямо сейчас.

— Ну, я думаю, это уже что-то. Я не знал, что ты с кем-то встречаешься. Я рад за тебя, Айви.

Я слабо улыбаюсь ему, прежде чем вытащить свой телефон: — Я не знаю, откуда этот парень знает мой адрес. Не мог бы ты взглянуть на это и сказать мне, есть ли на нем какие-либо шпионские программы? Можешь называть меня параноиком, но я лучше перестрахуюсь, чем потом пожалею.

— Конечно. Ты можешь дать мне десять минут?

— Конечно. Я все равно здесь закончила, так что просто подожду тебя.

— Как ты доберешься домой?

Дерьмо. Уже слишком поздно для автобуса, и я не хочу звонить Питу.

— Почему бы тебе не остаться у меня? Ты можешь переночевать в комнате для гостей, и это даст мне немного дополнительного времени, чтобы проверить телефон, если мне это понадобится.

На мгновение я колеблюсь, зная, что это разозлит Атласа еще больше, но потом вспоминаю, почему мне вообще нужно проверить мой телефон, и решаю, что пришло время ему попробовать собственное лекарство.

— Я приму твое приглашение, если ты сначала проверишь телефон. Я не хочу случайно привести парня к тебе домой.

Он хмурится и начинает смотреть на мой телефон, бормоча что-то о мудаках, пока идет прочь. Марвин — великолепный парень, но единственные чувства, которые я испытываю к нему, — это братские, и я знаю, что то же самое он испытывает ко мне. Он чрезмерно заботлив, какими могут быть только старшие братья, и я знаю, что если я засну в его комнате для гостей, это не значит, что я проснусь с его руками у меня в штанах.

Я выключаю свет, проверяю, что все остальное выключено, и направляюсь в комнату для персонала, чтобы взять свои вещи из шкафчика.

— Пока, Айви, — зовет Бекка, одна из новых девушек, которая кажется милой.

— Пока, — я машу рукой.

Я хватаю куртку и надеваю ее, распуская волосы, и собираюсь закрыть дверцу, когда замечаю листок бумаги, торчащий из угла книги, которую я держу здесь на перерывах.

Предположив, что это моя закладка выскользнула, я вытаскиваю книгу, чтобы засунуть ее обратно, но вместо этого обнаруживаю фотографию. Моя фотография, сделанная ранее вечером, на которой я улыбаюсь одному из клиентов — сомнительному парню, который купил мне бутылку воды, думая, что это может принести ему ночь со мной. Может, у меня и не так уже много денег, но у меня есть моя гребаная гордость.

Я переворачиваю фотографию, и моя рука непроизвольно подлетает ко рту.

Не раздавай улыбки, которые принадлежат мне.

Я комкаю фотографию в руке и бросаю ее в шкафчик, захлопывая дверцу.

— Эй, ты готова идти?

Я выпрыгиваю из собственной кожи при звуке голоса Марвина.

— Господи Иисусе, Марвин. Ты пытаешься убить меня?

— Я не подкрадывался, Айви. Ты в порядке?

Я качаю головой и открываю шкафчик, хватая скомканную фотографию и протягивая ее ему.

Он смотрит на меня в замешательстве. Разворачивая ее и переворачивая, его лицо краснеет, когда слова доходят до него.

— Этот ублюдок был здесь, — рычит он.

— Марвин, — я хватаю его за руку, когда он выглядит так, будто собирается бросится на поиски, что было бы глупо. Кем бы он ни был, он давно ушел. Если только он не ждет меня снаружи.

— Я просто хочу уйти. — И я действительно, действительно хочу, чувствуя себя странно незащищенной теперь, когда я знаю, что парень был здесь. Не имеет смысла, почему это должно меня так сильно пугать. Я уже знаю, что у него есть мой адрес, но там я могу принять меры предосторожности. Здесь, понятия не имея, кто этот человек, я вынуждена общаться с клиентами с улыбкой на лице, не зная, наблюдает ли за мной человек, с которым я разговариваю.

— Конечно. Вот, возьми, — он протягивает мне мой телефон, прежде чем открыть свой шкафчик и взять пальто.

— Плохая новость в том, что ты была права в своей паранойи. Телефон определенно прослушивался. Я отключил все приложения, которые могли бы позволить ему отслеживать тебя, и удалил это, — он показывает мне что-то, что немного похоже на контактные линзы.

— Мы оставим это в твоем шкафчике, чтобы он не смог найти тебя нигде, кроме как здесь. У меня был соблазн уничтожить это, но оно может понадобиться тебе для полиции. Ты ведь обратишься в полицию, верно?

Я уже общалась с детективом Майлзом, но я не могла продолжать бегать к нему с такими тривиальными вещами, не так ли? У этого человека были гораздо более важные дела, чем ненужные цветы и фотография в моем шкафчике. Оставалось позвонить в местный полицейский участок. Я не хотела их впутывать. Я не очень верю в «мужчин в синем», не потому, что я сделала что-то, чтобы привлечь их внимание, а потому, что дети, находящиеся под опекой, часто становятся мишенью для нарушителей спокойствия, хотя зачастую они сами становятся жертвами. Я видела, сколько раз закон подводил людей, иногда потому, что у них были просто связаны руки, а иногда потому, что у них было предвзятое представление о людях, с которыми они имели дело. С каждым разом я все больше теряла веру в систему.

Даже сейчас, будучи взрослым человеком, получающим доход, я не могу не задаться вопросом, будут ли они по-прежнему смотреть на меня так же, как раньше — как на выброшенный мусор.

Вот что удерживало меня от того, чтобы сообщить об этом. Это, а также тот факт, что продолжать было особо нечего. Но, возможно, пришло время.

— Раньше у меня никогда не было поводов для волнений, но сейчас все по-другому. Даже я это знаю. Я просто не могу сейчас с этим справиться. У меня такое чувство, что моя голова может взорваться. Оставь это в моем шкафчике. Я заберу завтра и отнесу домой после своей смены, а потом позвоню в полицию. Я работаю в утреннюю смену, так что будет проще.

— Ты обещаешь?

— Да, Марвин, я обещаю. Теперь уведи меня отсюда. Давай оставим задний выход, хотя я не знаю, мог ли он околачиваться поблизости, — я нервно потираю руки.

— Я понял, Айви, не волнуйся. Вот, надень это, — он достает шапочку из кармана пальто и натягивает ее мне на голову, заправляя под нее мои волосы, прежде чем натянуть капюшон моей куртки.

— Твои светлые волосы — это что-то вроде маяка. Так будет легче выскользнуть.

Он прав. Он ведет нас вниз по лестнице и выводит из здания, как будто он телохранитель, защищающий Первую леди. Я не вижу ни единой души с того места, где он прижимает меня к сгибу своей руки.

Только когда мы выезжаем с парковки и проезжаем мимо главного входа, я вижу Пита, который ждет меня.

Закрывая глаза, чувствуя себя колоссальной стервой, я достаю свой мобильный и пишу ему, извиняясь, что сегодня вечером остаюсь у друга и он мне не понадобится. Я выключаю свой телефон, чтобы Атлас не начал его взрывать, когда поймет, что я не собираюсь домой.

— Все будет хорошо, Айви. Завтра ты позвонишь в полицию, а я присмотрю за тобой на работе. А как насчет твоего парня? Тебе нужно позвонить ему и сообщить, что происходит?

Я качаю головой, борясь с внезапным желанием заплакать.

— Нет, уже поздно. Он будет спать. Я позвоню ему завтра, — немного искажаю правду. Кажется, я много чего делаю сегодня вечером.

Он не заставляет меня говорить, возможно, чувствуя, что я на пределе. Он просто отвозит нас в свою квартиру, которая находится не так уж далеко от моей.

Он паркует машину, и я выхожу, не дожидаясь его, как я бы ждала Пита или Атласа. Сегодня вечером я просто нормальная девушка, а нормальные девушки сами открывают свои гребаные двери.

Квартира Марвина на первом этаже, так что мне не нужно подниматься по лестнице. Тяжесть всего этого давит на меня, и все, чего я хочу, это принять душ, рухнуть в обморок и, возможно, проспать остаток года.

Включив свет, я осматриваю очевидную холостяцкую берлогу и ухмыляюсь беспорядку.

— Не осуждай. Я не ожидал компании. Хотя обещаю, что в комнате для гостей прибрано. Ею пользуется только моя сестра, когда приезжает в гости.