Принуждение

ГЛАВА 21

Все еще дезориентирована, я оказываюсь распластанной на спине, Атлас нависает надо мной, а его твердый член прижимается к моей киске.

— Атлас, — хнычу я, не уверенная, от нужды это или в знак протеста.

— Скажи мне, что ты моя, Айви.

Я стону, когда он скользит своим членом по моему клитору: — Пожалуйста, Атлас.

— Скажи мне, Айви. Скажи мне, что ты меня понимаешь. Это тело мое, это сердце мое, и если будет моя воля, я украду твою душу у самого жнеца, чтобы привязать тебя ко мне на вечность. Теперь скажи мне, что ты, блядь, понимаешь меня, — рычит он.

— Я понимаю, о черт, пожалуйста, просто трахни меня уже! — я кричу, и это переходит в визг, когда Атлас вонзает свой член в меня по самую рукоятку.

Мои стенки вздрагивают и протестуют, пытаясь вытеснить его, но Атлас не дает мне времени приспособиться.

Он выскальзывает почти полностью только для того, чтобы вонзиться обратно с жестокой дикостью, которая одновременно причиняет боль и доставляет удовольствие.

— Теперь ты моя, Айви. Это будет мое кольцо на твоем пальце и мое семя в твоем животе. Если ты попытаешься убежать от меня снова, я запру тебя, приковав к себе в переносном и буквальном смысле, чтобы ты была рядом со мной. Не дави на меня, детка, потому что ты никогда не победишь, только не у меня, — предупреждает он, прежде чем слизывает мои слезы.

Я ощущаю страх, который пронизывает меня, таким, какой он есть. Я не глупа, даже когда борюсь с притяжением к нему, которое притягивает меня. Я знаю, что эти отношения — образец дисфункциональности, но уходить от него — все равно что пытаться остановить вращение луны вокруг солнца. Мне в любом случае будет больно, так почему бы не погрузиться в пылающий восторг?

— Ты собираешься кончить, милая Айви? Ты собираешься покрыть мой член своей влагой, заклеймить меня, как я заклеймлю тебя?

— Да, да.

Его рот накрывает мой, пока он трахает меня в постели. Я чувствую свой вкус на его губах, что только подталкивает меня ближе к краю.

Я посасываю его язык, вызывая у него рычание, когда он отрывает свой рот от моего и впивается зубами в мое плечо. От болевого шока мои стенки плотно сжимаются вокруг него, когда я брыкаюсь и кричу, увлекая его за собой через край. Я царапаю ногтями его спину, когда он рычит и кончает.

Он наваливается на меня, его вес пригвождает меня к месту, становится трудно дышать, но мне это нравится. Что-то в том, что я заставляю этого мужчина сломаться, заставляет меня чувствовать себя могущественной. Слишком быстро он скатывается с меня и тащит меня вверх по своему телу, вытягивая одну из моих ног так, чтобы она перекинулась через его бедро. Он кладет руку мне на задницу, другой откидывает мою голову, чтобы я могла смотреть на его серьезное лицо.

— Не пытайся сбежать снова.

— Я не убегала, Атлас. Клянусь. Если бы у меня была моя машина, я бы поехала домой и просто проигнорировала бы тебя, когда ты пришел, чтобы сексом заставить меня подчиниться. Я была зла, и это правильно. Мы будем сражаться, Атлас. Это то, что делают люди в отношениях, но это не значит, что я собираюсь тебя бросить. Иногда девушке просто нужно пространство, чтобы все обдумать и разобраться во всем этом дерьме.

Он на мгновение замолкает, обдумывая мои слова. Почему-то я сомневаюсь, что что-то из этого усвоится и мы не раз окажемся в тупике. Но если он собирается наказывать меня именно так, я уверена, что смогу справиться с последствиями.

Проведя его пальцами по моей спине, я чувствую, как мои глаза снова начинают тяжелеть, прежде чем мне приходит в голову мысль.

— Как тебе удалось вытащить меня от Марвина так, что я даже не проснулась?

Его руки замирают, заставляя меня посмотреть на него.

— Я дал тебе снотворное, — спокойно отвечает он.

— Что? — потрясено шепчу я. — Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь.

Он смотрит на меня сверху вниз и хмурится: — Я не шучу.

Я вырываюсь и собираюсь слезть с кровати, когда обнаруживаю, что лежу на спине, а Атлас лежит на мне сверху.

— Ты спятила?

— Я спятила? Ты, блядь, сейчас издеваешься надо мной? — я кричу и пытаюсь освободиться, но Атлас намного сильнее, он с легкостью удерживая меня. Единственное, к чему привело мое извивание, это еще раз разбудить Атласа-младшего.

— Я мог бы убить Марвина и вырубить тебя, — отмечает он.

Мое сердце колотится в груди, пытаясь убедить мозг, что он шутит, но я уже не так чертовски уверена.

— Ты шутишь. Боже, пожалуйста, скажи, что шутишь. Как насчет того, чтобы в следующий раз, когда мы поссоримся, ты подождал, пока мы оба успокоимся, а затем поговорил со мной на следующий день? Никаких наркотиков или замыслов убийства, — огрызаюсь я, закрывая глаза и отгоняя от себя его слишком красивое, чтобы быть человеческим, лицо, чтобы сосчитать до десяти.

Однако из-за того, что мои глаза были закрыты, я не смогла прочитать выражение его лица. Когда он входит в меня, мои глаза широко распахиваются, чтобы увидеть его грозное выражение, дающее мне понять, что то, что я сказала, толкнуло его через край.

— Следующего раза не будет, Айви. Считай это своим предупреждением. Выкинешь что-нибудь подобное еще раз, и все, что случится потом, будет на твоей совести.

Он сердито входит и выходит из меня. Даже несмотря на то, что я раздумываю над тем, чтобы ударить его кулаком в горло, мое тело реагирует на этого засранца, как и всегда.

Опираясь всем своим весом на одну руку, он обхватывает свободной рукой мое горло, демонстрируя, как легко ему было бы причинить мне боль. Его удерживает только его сдержанность, и даже я вижу, насколько она сейчас изношена. Не будучи достаточно смелой, чтобы давить на него еще больше, я закрываю рот и свирепо смотрю на него, когда он толкается достаточно сильно, чтобы я немного приподнялась на кровати.

Прижимаясь губами к моему уху, он говорит: — Тебе повезло, милая Айви, что прямо сейчас я нахожусь в своем счастливом месте.

— Твоя спальня — твое счастливое место? — я издеваюсь, крепко сжимая его руки, держась за них изо всех сил.

— Твоя киска — мое счастливое место, — стонет он, замедляя свои движения.

Отдаваясь ощущениям, я неохотно стону, обещая себе, что позже побью себя за слабость.

Мне требуется некоторое время, чтобы понять его мотивацию, когда он замедляет движения, осыпая нежными поцелуями мое ухо и плечо. Атлас занимается со мной любовью. Или, по крайней мере, его версия этого.

Твою мать.

Его рука на короткую секунду сжимается на моем горле, как будто беспокоясь, что я разгадала его слабость, но не нужно быть гением, чтобы понять, что его слабость — это я.

Моя спина выгибается, когда я отвечаю ему, впиваясь в его губы и хватая за волосы, прижимая его к себе, заставляя его одобрительно рычать. Его толчки становятся более сильными, но он не ускоряет темп, сводя меня с ума потребностью в большем.

Он не торопится, поклоняясь каждому дюйму меня, пока мое тело не становится похожим на провод под напряжением. Только тогда он протягивает руку между нами и обхватывает пальцами мой чувствительный комочек нервов.

— Кончи для меня, сладкая, — шепчет он, крепко прижимая меня к себе, и я позволяю его словам захлестнуть меня, вырывая оргазм из моего тела за секунду до того, как он присоединяется ко мне.

Я чувствую, как слезы снова текут по моему лицу, когда он поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. Я даже не знаю, почему я плачу.

Смахивая их поцелуями, он на минуту прижимается своим лбом к моему, укрепляя связь между нами, прежде чем отстраниться.

— Пойдем. Давай примем душ, а потом сможем поспать несколько часов. Я устал.

— Ты вообще спал прошлой ночью? — спрашиваю я, обвивая руками его шею, когда он поднимает меня с кровати.

— Я должен был убедиться, что с тобой все в порядке, — он ведет нас в ванную и включает душ, ожидая, пока он нагреется, прежде чем зайти внутрь.

Я размышляю над его словами, пока вода стекает по моим ноющим конечностям.

Он присматривал за мной всю ночь, чтобы убедиться, что я в безопасности, но мне бы не причинили вреда, если бы он с самого начала не накачал меня наркотиками.

Это плохо. Очень, очень плохо и чертовски незаконно. Его, очевидно, это не волнует, но тогда, если он такой плохой, почему он ждал, пока я приду в сознание, чтобы трахнуть меня? Я уже была полностью в его власти. Если бы ему было наплевать на мои чувства, он бы остановил себя? Или я просто пытаюсь оправдать его ебанутые действия? Я знаю, что плохой человек может творить добро, а хороший человек может совершать плохие поступки, но я понятия не имею, какое место в этой шкале занимает Атлас. Ни одна из частей этой головоломки не складывается, и вместо того, чтобы находить ответы, я просто получаю еще больше вопросов. Среди неразберихи выделяется только один факт.

— В тебе есть гораздо больше, чем то, что ты мне рассказал, не так ли? — тихо спрашиваю я, не ожидая ответа.

Он осторожно ставит меня на ноги и методично моет, очищая каждый дюйм моего тела, прежде чем вымыться самому.

Мы не обмениваемся ни словом, пока он не выключает воду и не прикладывает ладонь к моей челюсти.

— Я нехороший человек, Айви, но я могу быть добр к тебе, — выдыхает он мне в губы. Он говорил мне это раньше, в самом начале, но я никогда не обращала особого внимания. Я чертовски уверена, что слушаю сейчас.

— Насколько плохим ты можешь быть? Ты, конечно, напугал меня, но в тоже время проявил сдержанность и нежность. Ты хочешь причинить мне боль?

— Иногда, — он признается. — Мне нравится, когда ты кричишь.

Я тяжело сглатываю, когда он хватает полотенце и вытирает нас обоих, прежде чем бросить полотенце в раковину и подхватить меня на руки.

Возвращаясь в спальню, он откидывает одеяло, прежде чем уложить меня в центре кровати.

Ожидая, что он заберется ко мне рядом, я удивляюсь, когда он забирается между моих ног и натягивает на нас одеяло, прежде чем положить голову мне на сердце и обхватить мою грудь.

Я провожу пальцами по его волосам, успокаивая монстра, в очередной раз задаваясь вопросом, почему я до сих пор не сбежала. Моя неспособность уйти говорит больше обо мне, чем о нем. Конечно, он мог заставить меня остаться, запереть в башне, как чертового сказочного персонажа. Если бы я была в здравом уме, я бы кричала, вопила и боролась за свободу, какими бы призрачными ни были шансы.

Запускаю пальцы в волосы дьявола, который возвышается надо мной, как дракон, охранявший свое сокровище, заставляет меня усомниться в своем здравомыслии.

Если то, что происходит между нами, так же токсично, как сейчас, то, несомненно, чем дальше мы продвигаемся, тем больше это будет становиться порочным. И все же… Я вздыхаю, зная, что с воскресенья я облажалась шестью способами.

Я даже не могу претендовать на то, чтобы быть одной из тех женщин, которые остаются в надежде, что смогут изменить его. Я не питаю иллюзий, что могу изменить его, больше я этого не хочу. Это его дикая жестокость, к которой меня влечет, как мотылька к пламени, и я продолжаю возвращаться, надеясь, что не обожгусь.

Он — яд, но прямо сейчас ничто и никогда не было слаще на вкус.