Рябиновое танго

«Пять часов! Еще очень рано и можно поспать, как спят все эти женщины, но у меня это не получится. Я буду изо всех сил ждать первой встречи с моим малышом», — думала Маша, укладываясь на спину и готовясь к длительному ожиданию.

Ей казалось, что время течет страшно медленно, и она обрадовалась, когда увидела, что проснулась одна из ее соседок.

— Привет! — прошептала та, улыбнувшись. — Как ты? Меня Катя зовут.

— Нормально, только с трудом поняла, где я. Я — Маша.

— Я родила позавчера, поэтому уже ориентируюсь в обстановке. Могу точно сказать, что ты в Москве.

— В Москве?! — Маша села на кровати.

— А ты куда ехала рожать? — удивилась девушка.

— Я вообще-то живу в Химках.

— Ну значит, привезли тебя в Москву, не сама же ты пришла.

— Конечно, только я все равно ничего не понимаю…

— А зачем? Скоро детей принесут кормить. Давай готовиться. У тебя есть влажные салфетки?

Маша кивнула, все еще продолжая размышлять, машинально занялась собой. Вдруг дверь их палаты резко распахнулась и показалась большая коляска, которую толкала перед собой, пожилая женщина.

— Мамочки! Подъем! — кричала она, стараясь перекричать плач детей. — Разбирайте молодежь! Канаева! Васько! — продолжала она кричать, раздавая детей.

Маша начала вставать с кровати, одновременно пытаясь сосчитать оставшихся в коляске малышей.

— Миронова? — вдруг услышала она и увидела женщину уже у своей кровати. — А тебе еще рановато вставать, всего шесть часов после родов прошло! Держи своего парня!

— Ой, какая мотя! — рассмеялась Маша, принимая ребенка.

— Это же мальчик! Почему Мотя? — удивилась нянечка. — А, потому что Матвей? — тут же предположила она.

— Нет, потому что замотанный! — улыбнулась Маша.

— Ложись на бок, я положу тебе твоего Мотю. Тебе самой лет-то сколько?

— Восемнадцать, — краснея, тихо ответила Маша.

— Наш человек! Я своего первого в семнадцать родила. Только не красней! Ты жизнь дала новому человеку! — заявила она строго. — Корми уж! — улыбнулась она.

— У меня, наверное, еще нет молока…

— Появится! Главное, чтобы твой Мотя не ленился.

— Но он же будет голодным! — испугалась Маша.

— У нас голодных не бывает! — заявила женщина, направляясь к выходу из палаты.

И Маша, поверив этой доброй женщине, успокоилась и целиком отдалась новому для нее процессу.

Мотя был очень активным. Волнуясь, Маша пыталась рассмотреть его личико, но видела очень мало: закрытые глазки, носик-пуговку, розовую щечку. Ей хотелось размотать этот кулек, найти его ручки и ножки, перецеловать каждый пальчик.

— В платных палатах, где дети лежат вместе с мамами, молодые мамочки все делают сами, — словно подслушав ее мысли, сказала соседка.

— Зато они там совсем не отдыхают, — сказала другая.

— Если ребенок рядом, можно кормить не по часам, а когда он проголодается.

— Сколько мамочек, столько и мнений.

Маша не следила за неожиданно возникшей беседой, она мечтала о том, чтобы ее малыш был рядом с ней всегда. Мечтая и волнуясь, Маша плохо запомнила имена своих соседок по палате, которые представились ей. Ей показалось, что первое кормление завершилось очень быстро. Дружный крик младенцев сменился тишиной.

— До десяти, мамочки! — попрощалась с ними разговорчивая нянечка, увозя малышей.

Знакомство с соседками продолжилось и в столовой, куда Маша отправилась вместе со всеми, отказавшись от предложения ждать завтрака в палате, сославшись на то, что чувствует себя отлично. Она была самой молодой в палате, поэтому ее соседки сразу же взяли над ней шефство.

— Маш, ты ешь давай, не смотри, что невкусно, — настаивали они.

— А здесь есть какой-нибудь буфет? — поинтересовалась Маша.

— Зачем тебе буфет? Вечером родственники придут с передачами!

— Ко мне не придут! — тихо ответила Маша.

— Тогда тем более ешь! — настаивали они.

Немного освоившись в палате, Маша привела себя в относительный порядок и легла, как и все ждать обхода и мечтать о новой встрече с малышом и следующем кормлении.

Когда открылась дверь и в нее заглянула девушка в белом халате, все дружно повернули головы в ее сторону.

— Кто из вас Миронова? — громко спросила она.

Маша откликнулась и подняла руку.

— У вас в карточке не отмечен резус-фактор отца. Пройдите на сестринский пост, — сказала девушка и быстро вышла из палаты.

Пять пар глаз внимательно смотрели на Машу. Она покраснела и поспешила за девушкой, которая уже ждала ее в коридоре.

— Давайте присядем, — попросила она и показала рукой на низкую кушетку, стоящую в коридоре почти рядом с Машиной палатой.

— Я не знаю резуса отца, я уже говорила об этом при поступлении, — не глядя на девушку, объяснила Маша и села на кушетку.

— Вы мне нужны совсем по другому вопросу, а резус — только повод для того, чтобы начать разговор.

— Какой? — удивилась Маша.

— Вы не хотите продать своего ребенка? — почти в упор глядя на Машу, спросила она.

Маше показалось, что от этих нелепых и страшных слов у нее зашевелились волосы на голове. Ей захотелось прижать их руками.

— Что?! Продать?! — обхватив ладонями голову, цепенея от ужаса, прошептала она.

— Вы студентка? Живете в общежитии? Где живут ваши родные?

— При чем здесь мои родные?! — чуть придя в себя, уже громче спросила Маша, опустив руки на колени.

— Ну, вы же говорили, что к вам некому прийти, значит, ваши родные далеко, а отца ребенка вы не знаете, как и его резус?

— Кому говорила?

— Не важно! У вас родился замечательный, здоровый малыш! Вы сможете обеспечить ему нормальные условия жизни?

— Простите, вы о чем? Я ничего не понимаю! Кто вы? — повысила голос Маша, непроизвольно сжав кулаки, словно собираясь драться.

— Успокойтесь! Я врач-педиатр Сухоцкая Жанна Савельевна. Я понимаю, что вам нужно подумать. Может, вы дадите мне свой телефончик? Я перезвоню вам. Нет? Тогда я навещу вас дня через два…

— Никакого телефончика я вам не дам! — зло перебила ее Маша. — И навещать меня не надо! — почти кричала она.

— Да успокойтесь же вы! Чего вы так разволновались? Это же деловое предложение! — Девушка старалась говорить спокойно, но встала и смотрела уже не на Машу, а в сторону выхода из отделения. — Я ухожу! — Она быстро пошла к выходу.

— Уходите и продайте своего ребенка! — вдогонку крикнула ей Маша.

— Я не такая дура, как ты, чтобы рожать в восемнадцать лет! — огрызнулась покупательница детей и скрылась за дверью.

Маша проводила ее взглядом и еще некоторое время сидела на кушетке, привалившись к стене, чтобы не упасть. Вникнув в смысл только что прозвучавшего дикого по своей сути предложения, она пыталась найти выход. С трудом сдерживая себя, чтобы не запаниковать от леденящего душу страха за своего ребенка, она старалась унять дрожь в коленях, до боли вцепившись в них пальцами. Она знала, что в таких ситуациях плохо работает голова, вся надежда только на инстинкт — врожденную способность человека совершать рациональные действия даже неосознанно. И наверное, не что иное, как инстинкт самосохранения и поднял ее с кушетки.

Когда она зашла в палату, ее встретили те же глаза, что и провожали, только теперь в них отражалось не любопытство, а крайняя степень удивления.

— Маша, что случилось? На тебе лица нет.

— Сказать? — Маша вопросительно смотрела на своих соседок, которые дружно кивали головами. — Я скажу, но вы не поверите! — Она замолчала, словно собираясь с духом. — Мне только что предложили продать моего ребенка, — делая паузу после каждого слова, с трудом произнесла Маша.

— Кто? — с ужасом в глазах спросила Катя.

— Вы ее видели, а мне она даже представилась: врач-педиатр Сухоцкая Жанна Савельевна.

Не стараясь вникнуть в реплики, последовавшие со всех сторон, она села на свою кровать. Взгляд ее упал на телефон, сиротливо лежащий на подушке.

«Кому, кому я могу позвонить?! У кого могу попросить помощи?! — кричала ее напуганная до беспамятства душа. — Рогнеда Игоревна! Если не она, то кто? Игорь? Нет, наши отношения слишком неопределенны. Он может понять меня неправильно».

Маша еще не приняла решения, а рука уже сама набирала номер Рогнеды Игоревны.

— Маша! Ну наконец-то! Что случилось? Ты ведь должна была вчера приехать. Где ты? — слышался в трубке ее взволнованный голос.

— Рогнеда Игоревна, я в роддоме… У меня — мальчик… — собирающиеся где-то внутри слезы мешали Маше говорить, — его хотят купить…

— Маша, я ничего не поняла, но мы сейчас приедем. На какой улице в Химках роддом?

— Я не в Химках, я в Москве, но адреса я не знаю. Подождите, — попросила она, заметив, что одна из девушек в палате машет ей и показывает на другую, которая что-то быстро пишет на листке бумаги, — сейчас будет адрес. Пишите! И, Рогнеда Игоревна, возьмите, пожалуйста, мои деньги из сейфа.

— Хорошо, ты не волнуйся! Все! Едем! Максимум через час мы будем у тебя. Я не прощаюсь!

Положив трубку, Маша сидела без движения, уставившись в одну точку.

«Всего несколько часов назад я жила счастьем, а сейчас его поглотил страх», — думала она, пытаясь сосредоточиться.

Как через пелену густого тумана до нее доносились голоса:

— Маша, тебе нельзя волноваться! Маша, очнись! Сейчас принесут детей!

Последние слова вернули ее к действительности.

— А обход был? — тихо спросила она.

— Обхода не было, — услышала Маша. — Кому мы нужны? И ты успокойся, пожалуйста, — обращалась к ней Катя. — Волноваться и в самом деле нельзя, может пропасть молоко. Никто не заберет твоего ребенка! Ну сама подумай!

Второй раз в жизни взяв своего малыша на руки, она попыталась успокоиться, думая о последствиях своего волнения для малыша. Давая ему грудь, с замиранием сердца ждала второго контакта, но ее соседка помешала ей сосредоточиться на своих ощущениях.

— Лидия Ивановна, вы не знаете, случайно, врача-педиатра Сухоцкую Жанну Савельевну? — спросила она у разговорчивой утренней нянечки.

— Да нет у нас в роддоме такого врача, — минуту подумав, ответила Кате Лидия Ивановна. — Я пять лет здесь работаю, а такой фамилии не слышала. А зачем она вам?

— Да так, слышали кое-что о ней, — ответила за свою соседку Маша, давая всем понять, что разговор этот для нее нежелателен.

— Ну понятно. Не отвлекайтесь, накормите деток как следует!

Маше так хотелось остаться с малышом наедине, очутиться под каким-нибудь волшебным колпаком, который надежно защитит их от всех бед и напастей. Слушая тихое дыхание сына, она засмотрелась на его личико, и на какое-то время у нее это получилось.

— Все будет хорошо! Мой маленький, у нас все будет хорошо! — шептала она, стараясь своими словами вселить уверенность и в себя, и в ребенка.

— Миронова! Давай своего Мотю! — неожиданно услышала она голос Лидии Ивановны. — Он ведь уже спит!

— А куда вы увозите детей? — спросила ее Маша.

— Как «куда»? В детскую, конечно, — удивившись, ответила Лидия Ивановна.

Подождав, пока Лидия Ивановна выкатит коляску с детьми, Маша встала с кровати и поспешила за ней. Дверь в детскую находилась в противоположном конце от входа в отделение. Возле этой двери Маша и заняла свой пост. Она решила, что умрет, но никакую Жанну Савельевну в детскую не пустит. Маша долго ходила вдоль большого окна и, случайно бросив в него взгляд, с высоты второго этажа увидела Рогнеду Игоревну, выходящую из большой машины. Сердце ее подпрыгнуло от радости, но от двери детской она не отошла, а издалека стала смотреть на вход в отделение. Рогнеды Игоревны долго не было. Маша уже начала волноваться, когда неожиданно увидела ее входящей в отделение вместе с каким-то мужчиной. Оба были в белых халатах. Маша почти побежала им навстречу. Их встреча произошла возле хорошо знакомой Маше кушетки.