Время любви

Глава 18.1. Татьяна

Однажды, когда мне было лет 5–6, я увидела у одной девочки замечательную игрушку — невероятно мягкого и приятного на ощупь серого медвежонка с декоративными заплатками на мордочке и пузе. В моих глазах это была не просто игрушка — а самая настоящая ожившая мечта.

Показав эту же игрушку маме в магазине, я не попросила, нет — потребовала, чтобы мне ее купили. И… неожиданно получила отказ! Не то, чтобы мне впервые говорили “нет”, но на этот раз я страшно обиделась и потому устроила самую настоящую истерику — с воплями, криками и валянием на полу. Никогда так не делала, но подглядела в садике, как также ведет себя та самая девочка, счастливая обладательница медвежонка Тэдди, когда той приспичило надеть не сапожки, а красивые розовые туфельки.

В тот день мама присела передо мной на корточки и, уперевшись щекой в кулачок, просто стала молча за мной наблюдать. Кто-то проходил мимо, кто-то — начинал яростно что-то ей выговаривать. Но мама лишь отмахивалась и продолжала… ждать?

Довольно быстро я угомонилась. Если бы моя истерика была настоящей — не наигранной и потому совершенно нереалистичной, может, она бы поступила и по-другому. Но когда я, по накатанной всхлипывая, более-менее затихла, она произнесла одно единственное слово:

— Почему?

Я тогда по-настоящему удивилась. И столь емкому вопросу, и холодному, почти безразличному тону, с которым она этот самый вопрос произнесла. И, разумеется, совершенно его не поняла.

Игрушку, конечно, она не купила. Позже я случайно узнала, что эти фирменные медвежата, даже небольшого размера, стоили приличных денег, а тогда мои родители, хоть уже и прочно стояли на ногах в плане финансов, но все же не торопились исполнять всяческие наши с Федькой капризы.

— Почему тебе так важно получить именно эту игрушку? — уже дома уточнила свой вопрос мама, заставив меня, несмышленую кроху, серьезно задуматься.

— Потому что у Леры такая, — ответила я.

— У Леры много игрушек. Почему именно эта?

И правда — почему? Не придумав никакого разумного объяснения, я неожиданно успокоилась. И больше не требовала Тэдди. У меня и так было достаточно своих игрушек.

И вот, задав Олегу такой же вопрос, я искренне пожелала узнать причины неожиданной смены его настроения. Его поцелуи и его объятья окрылили меня, заставили трепетать и счастливо дрожать от нетерпения. Но, отвергнутая, не испытала огорчения. А лишь интерес — почему он так себя ведет?

Несмотря ни на что, я снова прижимаюсь к прилагательному и желанному для меня мужчине, продолжаю глядеть в его удивительно волшебные глаза и пытаюсь — хотя бы пытаюсь! — снова привлечь его внимание, столь дорогое для меня.

Но ответ Олега не то, чтобы разочаровывает меня, но заставляет невольно поежится от чувства неудовлетворенности.

— Потому что это неправильно, — строго, но без какой-либо агрессии, сообщает Олег, — Я пьян, Таня. Так что просто поддался… влечению. Ты тут совершенно не причем.

Как там говорят в народе? Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке? Увы, не так уж Олег был и пьян, чтобы безраздумно выбалтывать все свои мысли.

Но вот его его порыв… Его объятья и губы… Все это сказало мне больше, чем ему того хотелось.

Или я просто себя обманываю?

От этой неприятной догадки я вздрагиваю. И неожиданно даже для себя дергаюсь назад, крепко зажмуриваясь. Паника бьет бетонной плитой и перед глазами вспыхивают характерные такие точки и искры.

Привет тебе, приступ. Давно не виделись.

И да, я знаю, что Олег в курсе моей ситуации — спасибо Андрею и, наверняка, Орлову-старшему. Да и сам Должанский уже становился невольным свидетелем моих истерик.

Но тогда у меня хотя бы была веская причина — обман жениха и мужа, горчайшее разочарование и, как следствие, крушение всех нежных девичьих надежд и мечтаний.

А сейчас-то что? Всего-навсего отвергнутая девушка, причем без каких-либо обещаний жить “долго и счастливо”! Да и можно ли это назвать полноценным отказом? Кто не целовался по пьяни в интимном полумраке комнаты? Кто, не поддавшись моменту, не позволял себе зайти немножко дальше, чем положено приличиями?

Так что Олег даже молодец! Остановился задолго до того, как процесс стал необратимым. Повел себя по-мужски — рассудительно и вполне себе спокойно.

Аплодисменты ему. Браво! Брависсимо!

И почему мне только так хреново?!!

Меньше всего мне хочется согласится с доводом Олега. Ха! Он, видите ли, пьян! Ну и что?! Да ведь именно сейчас он сделал меня невероятно счастливой! Дал то, о чем я настырно думаю уже не одну неделю!

И сейчас он забирает это у меня. Называет порывом? Определенно, да! Считает ошибкой? Его право.

Но это не изменяет того факта, что я не собираюсь сдаваться так просто!

— Я поняла, — потупив взгляд, я скромно киваю. И даже расправляю плечи, сажусь ромнее и целомудренно и скромно укладываю ладошки на коленях. Сердце стучит как бешеное, но тех противных мушек в глазах уже нет. С твердым решением идти до конца мой приступ неожиданно утих. Не исчез, правда, до конца, но стал вполне терпим. — Простите за доставленные неудобства. Я все понимаю. И совершенно на вас не злюсь.

— Таня? — голос Олега звучит музыкой для моих ушей. Я слышу в нем искреннее беспокойство и недоумение, а еще… некую щемящую нежность, от которой сердце снова на мгновение замирает. А потом опять пускается вскачь.

Но я искусно натягиваю на лицо радушную улыбку и аккуратно поднимаюсь на ноги.

— Спокойной ночи, Олег. Не засиживайтесь допоздна, — вежливо прощаюсь я и отворачиваюсь, чтобы уйти.

Делаю шаг. Другой. Мужчина меня не останавливает.

Третий, четвертый. Я уже на пороге.

Я уже за пределами кабинета.

Олег не шевелится и больше ничего не говорит.

Расплакаться я позволяю себе только в своей комнате. И то — тихонько, зарывшись лицом в подушку. И даже не смыв предварительно макияж.

Горькая обида ранит до слез. Но эти слезы злые, яростные.

Нет-нет, я определенно не собираюсь сдаваться.

Однако будем смотреть по обстановке. Просто… надо немного подождать.

Правда?