Время любви

Глава 24.1. Татьяна

Головой понимаю — фигню творю. Звонки подруг игнорирую. Продолжаю хныкать, как маленькая, истерю, как умалишенная. И вообще веду себя неадекватно.

Но поделать ничего не могу.

Да и знаю я это состояние. Тут бы таблетки помогли, но у меня их нет…

Можно, конечно, воспользоваться простыми и безрецепными, но для этого надо выбраться из своего спасительного кокона и пойти на кухню. А я этого ужас как не хочу делать.

И потому продолжаю душить себя в персональном аду. Перемалывать раз за разом собственное сердце и дух, накручивать и перелопачивать то, что нельзя трогать вообще.

Что ж за жизнь у меня такая, а? Сплошные разочарования, раз за разом… Вот только доверишься человеку, мужчине, а он тебе — нож в спину.

Это я не про Олега. Так, в общем и целом.

А женщины — злые и коварные. Опять же — никакого доверия. Лезут, куда не просят, жизни учат, как будто это нужно кому.

Да и я хороша, ничего не скажешь. Кому верю? Кого слушаю? Какую-то чучунду левую на кэблах длинных?

Но расшалившуюся фантазию уже не остановить и не затормозить. Воспаленный мозг в красках рисует, как Олег, поощрив меня нежным поцелуем за чувственный и мягкий секс, гораздо позже удовлетворяет свое действительно сильное либидо с другой, уже не сдерживаясь и не контролируя ни себя, ни свой напор. Как жадно целует другие губы. Как ласкает груди и соски другой женщины, а та, отзываясь, призывно стонет и выгибается навстречу мужскому рту и рукам. И позволяет брать себя… по-всякому. И сзади, и стоя, и на боку, и на коленях… В рот, например…

Представлять подобное — мерзко. А еще — психологически уничтожающе.

Представлять, что теперь буду чувствовать, когда вернется Олег — стыдно. И поэтому не хочу его видеть. Не в моей состоянии.

В конце концов, он же ничего не обещал. Взвалил на свои плечи заботу обо мне — хотя никто его не просил. Деньги на меня свои тратит. Время то же. Помог разобраться с бизнесом родителей. Благодаря ему я теперь тоже финансово обеспечена… Поддерживает… Слушает мою бестолковую болтовню…

Еще и этот странный флер общего прошлого над нами. Нет, он не беспокоит, только… немножко осложняет нашу и без того непростую историю…

Услышав голос Светы в квартире, я на несколько секунд замираю. Послышалось? Откуда она здесь?

Потом эхом звучит голос Олега. От него по телу пробегает дрожь. И я сильнее сжимаюсь и заворачиваюсь в одеяло.

Слышу, как что-то скрежещет в двери. И спустя минуту меня вырывают из моего спасительного убежища, и Света, как обычно, без стеснения и замешательства обнимает меня, встряхивает и пытается привести в чувство.

Но я гляжу на Олега и не могу сдержать нового потока слез. И стыд только увеличивается.

Позволить ему увидеть меня в подобном состоянии — это непозволительная роскошь. Чтобы у него не было с этой Ренатой или кем-нибудь еще — это еще не повод выставлять себя в непрезентабельном свете.

И что же теперь делать?!

Делать-то что?!

— Развела же сырость, заяц, — раздраженно фыркает Света, обнимая, тем не менее, нежно и заботливо, — Ну что случилось, рыба? Кто обидел мою крошку?

Я не специально, но всхлипываю, как бы подтверждая ее теорию об “обидели”. Но опять же — ничего поделать с собой не могу. Только прижимаюсь к Светке, крепко обхватываю руками и утыкаюсь лбом в ее плечо. И в итоге выдыхаю:

— Я такая… дура, Светка… Такая дура…

— Ну, это не новость, — фыркает подруга, — Скажи что-нибудь новенькое! Например — какого хрена, Карпова? Почему на телефон не отвечаешь?! Что за забастовка посреди дня?!

— Я… не специально…

— Специально-не специально… Как будто я тебя не знаю, заяц! Нет уж, все ты прекрасно слышала, но закулупалась в свою ракушку, как всегда, а теперь сопли жуешь. Давай уж, говори!

— Не о чем говорить, Свет…

Я снова плачу. Подруга укоризненно качает головой, ладонью утирает мокроту с моих щек и что-то бормочет. Потом матерится, достает из кармана телефон и что-то быстро нащелкивает — наверняка Динаре отчитывается. И снова возвращается к моему успокоению.

И это, надо сказать, помогает. Глаза, конечно, еще жжет от пролитых слез, и в горле страшно першит. Голове больно, в висках ломит, но сердце уже не заходится как бешеное.

Просто чудо какое-то. Я даже могу вздохнуть и не скривится от жутких спазмов в груди и животе.

Прошла моя истерика. Истаяла как дым.

Слава богу!

Я выпрямляюсь и шумно перевожу дыхание, на секунду зажмурившись. Света оглядывает меня, наклонив голову набок, а потом — комнату.

— Симпатично, — выносит подруга вердикт. И тут же добавляет с легкими саркастическими нотками в голосе, — Ну теперь-то ты готова поделиться?

Ну вот зачем… Мне ж только лучше стало…

— Не о чем делится… — хмуро откликаюсь я.

— Ну конечно! — раздраженно восклицает подруга, резко выбрасывая вперед руку и хватая меня за плечо. — Заяц! Ну прекращай, а? Ты же простая как тапок! Уж прости! Знаешь, чего мы только с Динарой не надумали? Поэтому — давай, выкладывай! Иначе…

Другой рукой Светка резко касается меня в районе ребер. И начинает шустро меня щекотать. Я взвизгиваю и шарахаюсь в сторону.

— Ну же, детка! — настаивает она, — Говори, кому говорят! Говори-говори!

Такое количество “р” режет ухо, и я непроизвольно начинаю улыбаться.

— Хорошо-хорошо! — киваю я, сбрасывая с себя ее ладонь. — Но ведь и правда рассказывать нечего! Как обычно, я накрутила себя, надумала… всякого…

— И что послужило триггером? Динара сказала, что около универа вы встретили какую-то там Ренату Это бывшая твоего Олега, я правильно понимаю?

— Она не так сказала…

— А что она сказала?

— Что они с Олегом до сих спят… А я — мешаю…

— Ясень пень. Но кому? Им двоим? Или чисто ей? Танюш, ну ты же понимаешь, что сказать можно что угодно? Стоять! Не перебивай! Рот закрой и слушай, коль сама ничего толкового выдать не может! Я не из тех, кто просто так, не зная человека, будет выгораживать. Но тебе не кажется, что перед тем, как предаваться самобичеванию, надо с самим Олежиком перетереть?

— Свет… Не все так просто…

— Просто, заяц, просто. Это ты усложняешь!

Ну да, с данным-то аргументом трудно не согласится. Как говорится: могу, умею, практикую.

— Итак, давай по порядку, — продолжает Света, откидываясь на постель и упираясь локтем в матрас. — Какая-то шаболда приперлась в университет и сказала: “я баруха* Должанского, подвинься в сторону, тут моя шконка”. Так было?

— Ну… Не совсем… Тогда Динара была, и мы быстро в кафе ушли… Эта женщина… тут была, во дворе, когда я приехала.

Светка кривит губы и недовольно фыркает:

— И вместо того, чтобы спокойно пойти домой, ты решила базар поддержать? Ой дура, заяц…

— Пожалуйста, Света, говори нормально. — прошу я, сглатывая горький комок.

— Ладно-ладно, прости. Давай заново. Что тебе сказала эта мымра, когда встретила тебя здесь?

Я морщусь и тру висок. Покалывание возвращается, и это отвлекает. А еще я толком не могу вспомнить, что именно говорила Рената. Да и неприятно это все воспроизводить вновь.

— Что я не подхожу ему… Что они встречаются, хотя спит Олег со мной… На работе и в отеле. Что я должна съехать и уйти из его жизни…

— Понятно-понятно… классическая сказка. Не привыкла ты с ревнивицами сталкиваться, да? Ну-ну, дорогая, ты опять слякость надумала разводить…

Мои глаза действительно снова начало жечь. А ресницам и щекам стало мокро.

— Лапочка моя… — воркует Света, снова потирая пальцами мое лицо, — Заканчивай давай, а? И послушай — выкинь эту бабу из головы. По крайней мере пока. Всё-всё, успокаиваемся, дышим глубоко, стираем слезки… А еще лучше — пойдем умоемся…

— Све-е-ет… — тяну я жалобно, инстинктивно прижимаясь щекой к теплой и широкой ладони подруги, — Ну зачем тебе это все? Зачем примчалась? Успокаиваешь зачем? Я бы как-то… сама…

— Ага, знаю я, как сама… Свадьбу свою помнишь? Вот тебе и сама. Эх, была бы там… Но ведь Орловы твои — те еще суки…

— Све-е-ет! — повторяю я, — Не надо…

— Ок, как скажешь, — подруга поднимается, но, обхватив меня за предплечье, тут же тянет за собой. — Пошли, заяц. Покажешь, где ванная, — умоем твою мордашку. А то и правда — глядеть страшно.

_________

баруха* — любовница, сожительница (вор.ж.)