Время любви

— Ты дуру из себя не строй, рыбка. Если ты считаешь, что пробралась в койку к Олегу и теперь имеешь какие-то преимущества, то глубоко ошибаешься. Никаких преимуществ. Никакого блата.

— Я не понимаю вас. О каких преимуществах вы говорите?

— О тех самых. Что у тебя между молодыми красивыми ножками.

Пошлятина-то какая… Хочет ответить что-нибудь под стать — возможно, даже грубое и такое же пошлое. Но я так не умею, увы. Сюда бы Светку… Или ту же Динару. Та, несмотря на строгое мусульманское воспитание, знает, как поставить на место подобное хамство.

— Я повторюсь — давайте коротко и по делу, — прошу я, надеюсь, строго и без явного волнения. — Но если мои ноги — это все, что вас волнует, я пойду…

— Прекрати, — морщится Рената, — Ты не в детском саду. Имей совесть.

— А вам совесть не положена, я погляжу? Вы обращаетесь ко мне фамильярно, оскорбляете с первой же секунды, делаете двусмысленные намеки.

— Дуру из себя не строй. Я таких, как ты, вижу насквозь.

— Прекрасно. Рада за вас. Это все?

— Не все. Собирай манатки и съезжай.

Я качаю головой из стороны в сторону.

— Нет, — говорю негромко, но четко, — Еще распоряжения будут?

— Подумай сама, девочка! Где ты — и где Должанский? Ну, пригрел тебя, сиротку немощную. Я ж про тебя все узнала. Приемная дочь Орловых. Невеста их сына. Со свадьбы сбежала. На голову — того. Да Должанский тебе в отцы годится, ты осознаешь, как это выглядит со стороны?

— Вы продолжаете меня оскорблять? Если так, то я все же пойду…

— Стоять! — вскрикивает женщина, подрываясь и больно хватаясь за мою руку, — Сама подумай! Зачем ты ему? Ну, развлекла его на какое-то время! Еще может месяц, максимум — два, а потом? Ты влюбишься, сердце себе разобьешь. А тот забудет. Он ведь ничто, кроме как своей работы, в упор не видит. А женщина ему нужна под стать — которая и в постели его удовлетворит, и от работы отвлекать не будет. А если слухи верны и у тебя с головой проблемы — ты как выкарабкаешься-то? Или это у тебя смысл жизни такой? Находить богатенького мужика, который будет сопли твои младенческие утирать?

А вот теперь самое время развернуться и уйти, чтобы прекратить этот дикий и бессмысленный разговор.

Но почему-то остаюсь на месте. Отчасти потому, что рука Ренаты крепко удерживает меня на месте. Отчасти потому, что…

Она в чем-то права.

Не во всем, конечно. Но мысль о том, что все так выглядит со стороны, неприятно царапает по нутру и заставляет смешаться.

Я ведь уже думала об этом. И Рената повторила мои же слова, сказанные в свое время про себя: “Где ты, а где — Должанский?”.

Про сопли те же.

Про головушку мою больную.

Она ведь права. Я…

Не совсем нормальная.

И ситуация наша с Олегом…

Нетривиальная… Совсем…

Киношная, как сказала Динара.

И, видя, что ей удалось меня задеть, Рената продолжает. И при этом улыбается — хищно и самодовольно:

— Ты ему никто, девочка. И его неуемные аппетиты не удовлетворишь. Это пока он наверняка нежный и сдержанный. Бережет невинный цветочек. Но надолго ли? Совсем скоро ты надоешь ему. И он вернет меня. Потому что я — и только Я — знаю, что он из себя представляет. Мы ведь долго друг друга знаем. И трахаемся тоже долго.

— И до сих пор? — тихонько спрашиваю я, не зная, зачем.

Боюсь услышать ответ. А еще… понимаю, что глупо скидываю козырную карту. Хотя… Даже не так. Не скидываю. Отдаю. Просто так. Безвозмездно.

Та, если и удивляется, но виду не кажет. Только ухмыляется самодовольно и, наконец-то отпустив меня, самоуверенно заявляет:

— Конечно. На рабочем столе и в отеле это, конечно, не очень удобно, но придает некую… пикантность. Понимаешь, о чем я?

И сколько же в ее голосе самодовольства и любования собой… Аж воротит. А женщина, как назло, еще и наклоняется и проникновенно, но мстительно так выдыхает:

— Ты же оценила, какой Олег любовник? Понимаю, от подобного трудно отказаться — властный, умелый, в меру жесткий. Трахает так, будто это в последний раз. У тебя много-то партнеров было? Уверена, что нет. Ты своей этой невинностью наверняка его и подкупила. Но ему будет недостаточно девочки-неумехи. Ему нужна опытная любовница. Которая и в зад возьмет, и в рот…

Фу-фу… Ну вот как можно вести себя настолько… вульгарно?!

“В жопу!” — сказала бы Александрова.

“Уймите свои фантазии и закажите мальчика!” — возможно, брезгливо отреагировала бы Динара.

Я же трусливо прошу:

— Замолчите! Меня тошнит!

Странно, но это фраза действует на Ренату как-то странно. Она мгновенно замолкает, бледнеет и неожиданно отпускает меня. Я слегка пошатываюсь на пятках и с трудом выравниваюсь.

И ведь не вру. К горлу действительно подступил горький комок, и я судорожно вбираю через рот воздуха. В глазах вспыхивают разноцветные искры, и я инстинктивно прижимаю к животу ладонь. Этот жест не остается без внимания Ренаты, и она зло прищурившись, выдает:

— Так вот оно что…

Я не понимаю, но мне все равно. Я пользуюсь своим освобождением и поспешно отхожу. А вдогонку слышу:

— А ты, оказывается, продуманная стерва! Но если думаешь, что это удержит Должанского подле твоей юбки, то приготовься к разочарованию! С пузом ты только оттолкнешь его! Сможешь рассчитывать только на алименты, но не на верность! Ему она просто не свойственна!

Не вникая в смысл сказанного, продолжаю бежать прочь. По сердцу бьет совсем иное — мысль о том, что Олег может спать со мной и одновременно с этой женщиной. Как она сказала — в отеле и на рабочем столе? Вполне возможно… Я даже это могу понять…

Но не принять, конечно.

Не после измены Андрея.

Пытаюсь убедить себя в том, что Рената просто соврала. Не очень красиво и совершенно не по статусу взрослой деловой женщины. Но, как показывает опыт, люди вообще на деле оказываются не такими, какими кажутся. А я эту женщину даже не знаю… И поэтому верить ей у меня нет причин.

Как, впрочем, и не верить.

Это… больно.

Особенно учитывая, что чисто внешне и по положению она подходит Олегу гораздо больше, чем я.

Богатая наследница, да? Так ведь сказала Данира?

Но в деньгах ли смысл?

Опять же — хочется сказать, что нет, не в них. Олег Должанский и без того достаточно богат.

Но ведь и Орловы — тоже. И все же, согласно расследованию, взяли меня в свою семью с одной лишь целью. И расценивали меня только как источник стабильного дохода и возможность обогатиться еще больше.

А ведь я им доверяла! Верила! Любила!

Слушалась Петра Ивановича, выполняла все распоряжения Марины Эдуардовны. На Андрея надышаться не могла, боготворила, восторгалась…

И вон как все перевернулось…

А если…

Если на деле я опять наступаю на те же грабли?

Если все это — самообман и тщетные надежды на все то же киношное и сказочное “долго и счастливо”?

Да, я наивная дурочка — это и так мне известно.

Но оттого легче не становится.

Наоборот, только тяжелее.

Когда же я наконец повзрослею и перестану идеализировать мир и людей вокруг себя?!

Оказавшись в доме, где все пропитано запахом и аурой Олега, я чувствую, что моя паника только увеличивается. Я трусливо убегаю в душ и наконец-то даю волю истерике и слезам. Сначала долго стою под ледяными струями воды, потом — долго отогреваются под горячими. Три раза намыливаюсь гелем, остервенело тру кожу губкой. Дважды мою голову. И запираюсь в своей комнате, с головой укрывшись одеялом на кровати.

И плачу… плачу… Некрасиво, навзрыд… Утопая в темноте и отчаянии. До боли в глазах и висках, до спазмов в животе и груди. До истеричного кашляя.

До полного и беспросветного помутнения рассудка.

И даже не стараюсь найти путь наружу.

А смысл? Все равно там — в злом и несправедливом внешнем мире — сплошные разочарования и предательства.