Тетрада Величко

Хорошо так. Тепло и светло.

Не знали только, что ничему из этого не суждено исполниться. Абсолютно. Жизнь по-своему вывернула.

Через две недели после Нового года погиб Григорий. Глупо и нелепо. Пьяный водитель, уже начавший праздновать «по старому календарю», сбил его, стоящего на остановке в ожидании автобуса. Не только Гриша погиб, еще два человека. Но для их семьи это горе было основным.

Пришибло всех. Тетя Тома словно сама умерла — ходила как сомнамбула, выполняя только то, что ей говорили, никак не могла сориентироваться в происходящем, не верила. Кристина плакала, хоть и держалась стойко, он даже не ждал от малышки такой силы воли. Но все равно — привязалась же. Может, и не как родного отца любила, но уважала сильно. Да и все они его любили. Даже он, Кузьма. Своего батю не помнил. И, чего уж спорить, за последние годы Григорий во многом ему и отца заменил, и старшего друга. Советовал, направлял, делился своим опытом. Помогал, в конце концов, там, где у Кузьмы просто в силу возраста еще не хватало житейской практики. Да и тетю Тому никогда не обижал, Кристину любил, как свою дочку. К его матери хорошо относился, с уважением…

Он стал частью их семьи. А теперь — Гриши не стало. И стоя над его могилой, пока соседи и друзья говорили слова поддержки и ободрения тете Томе и Кристине, Кузьма очень четко понял, что остался единственным мужчиной и опорой в их семье. А за его спиной три женщины, которые хоть и стараются изо всех сил, а тоже не железные. И еще половина долга не выплачена Греку.

Еще через два дня у тети Томы, кажется, только теперь осознавшей в полной мере, что произошло, случился очередной гипертонический криз, а ведь все понемногу и забыли о ее проблемах с давлением. Хорошо, что Кристина уговорила его пока ночевать у матери в квартире, боялась оставлять одну — правда, просто опасалась, что та в прострации, а оно вон как сложилось все. Врач «скорой» сказал, что промедление в пару часов стоило бы Тамаре инсульта. А то и самой жизни. Не факт, что смогли бы спасти. Кристине дали несколько дней в университете, чтобы она ухаживала за матерью в больнице. Мама Кузьмы сменяла ее вечерами. Кузьма мотался между заводом, домом и больницей, затыкая все «дыры», которые вдруг прорвало. И думал. У него голова уже гудела, кажется. Но необходимо было искать какой-то выход.

Он толком не спал две или три ночи, почти силком заставлял Кристину отдыхать, забирая из больницы, приплачивая медсестрам, чтобы ночью приглядывали за тетей Томой. Но себе не мог позволить отключиться. Сидел на кухне, курил, и прикидывал, как теперь поступить. Пока в конце концов ему в голову не пришла одна идея, поначалу показавшаяся полной дикостью. Однако, чем больше Кузьма это обдумывал, тем более четким и серьезным ему представлялся данный вариант. Дело было в том, что буквально два дня назад на завод пришла проверка. Он не особо парился, не до того было. Главбух мимоходом жаловался и волосы на себе рвал, но тогда Кузьма не особо обратил внимание. А сейчас…

Возможно, не так уж и ошибался Грек, постоянно пеняя другу на то, что мозги в голове есть, а он их не использует.

Первым делом тем утром Кузьма отправился к Дмитрию Олеговичу, главбуху. Не потому, что опасался за место на заводе. Просто и тот, кроме друга, потерял со смертью Гриши солидный по их меркам процент дохода от «шабашек», которые главбух прикрывал. И именно он лучше самого Кузьмы разбирался в тонкостях бюрократии и нововведений в законодательной сфере, которые на многое влияли. И только поговорив с ним, Кузьма нашел Грека и попросил договориться про встречу со Стариком.

— Неужели? — хмыкнул Грек. Было видно, что ему интересно. — Будешь к нам проситься?

— Нет, — Кузьме было не до рассуждений, честно говоря. Выспаться бы. Но он держал лицо и ровное выражение, по которому мало что можно понять. — Буду ему предложение выгодное делать.

Игорь удивился. И даже немного забеспокоился. Они давно знали друг друга, чтобы хорошо понимать. Но больше не лез с расспросами.

— Старик наглых не любит. Но волевых и сильных — уважает, — заметил ему, уже когда рассказывал куда и когда приходить, чтобы поговорить.

— Спасибо, Игорь. Учту, — действительно с благодарностью кивнул Кузьма.

Его план как раз был наглым. Но и достаточно рискованным. Да и волевым. Однако при этом, если все сделать тонко — беспроигрышным. То, что он сам не понимал, подсказал Дмитрий, которому план пришелся по душе. Соль была в том, что имея доступ к топливу в неограниченном количестве, по сути, да и другие рычаги управления, связи — Старик получает лицензию. Дмитрий Олегович даже мог связать с тем, кто это все быстро оформит (сроки поджимали, с апреля за работу и поставки топлива на завод без лицензии не просто штрафовать собирались — куда серьезней. Только об том еще не все в курсе были. И для того, чтобы засчитаться в этом квартале, лицензию надо было в феврале получить. Начав в марте, можно было и не успеть). Главбух тогда быстро оформляет проведение «тендера» с единственным поставщиком, у которого данная лицензия есть (даже гарантировал, что с директором это утрясет, надавив на известные ему слабости), и в кармане контракт как минимум на год, по цене, которую сам Старик назовет. Предприятие на госфинансировании, можно списать в расход бюджета, учитывая, что других поставщиков нет. Лишь бы в рамках закона.

Кроме того, Старик сможет на этой же волне еще с кем-то провернуть подобное. И, оставив за бортом конкурентов, которые пока жлобятся на лицензию, у них же скупить топливо по заниженной цене. Потому как с прежними клиентами они уже не смогут сотрудничать. Но топливо же куда-то сбывать надо, чтобы хоть какие-то бабки отбить. А если нормально везде решить, то это можно и на постоянной основе оформить.

Старик сразу мысли свои не озвучивал. Внимательно смотрел на Кузьму, словно пытался через лоб в его мозги проникнуть. Курил, не предлагая ему сигарет. И молчал. Минут десять, наверное. Кузьма сидел и ждал. Так же молча. Он нервничал, наверное. Да. Только последние десять дней у него в жизни и мозгах такой напряг был, что сейчас как отрубило. Ледяное спокойствие. Нерв не бьет. Или пан, или пропал. А волноваться — на это уже мозговых клеток нет. Что робот.

— Твой интерес какой? — в итоге спросил Старик, затушив второй окурок в пепельнице.

— Процент со сделки. С каждой по тендеру. И я хочу в дело. Завод… хорошо это. Но не мое, — так же спокойно и ровно добавил Кузьма.

Старик хмыкнул. Улыбнулся так, словно они об армии снова в коридоре спорткомплекса болтали.

— И какой ты процент хочешь, Кузьма?

— Десять, — понимая, что наглеть не стоит.

Не сейчас, тем более, когда имеет шанс получить куда больше, по итогу. И в новую среду продвинуться.

— Хорошо, — Старик прикурил новую сигарету, в этот раз протянув пачку и ему, угощая. — По рукам. Пока на твоем заводе пробьем, поглядим. Дальше решим. Согласен?

— Да, — прикурил и Кузьма.

На следующей неделе он заработал пять тысяч. Баксов. Еще не за тендер. А за то, что в структуре нашел того человека, который лицензию мог бы провернуть быстрее и дешевле, чем старый контакт Старика. Оформили все равно у проверенного. Зато было чем аргументировать снижение тарифа…

Да, конечно, две тысячи он отдал Дмитрию Олеговичу, без подсказки и помощи которого вряд ли смог бы такое провернуть. Да и именно главбух гарантировал то, что в «тендере» Старик и быстро организованная им фирма победит.

И все же… Все же. Сложно было этому что-то противопоставить из прошлых доходов. Долг Греку сразу закрыл. Купил для тети Томы лекарство, которое врачи советовали с первого дня, а они денег наскрести не могли.

О чем еще говорить?

настоящее

Над ухом что-то пищало. Знакомое вроде. Но противное. Мешало спать. А Кристине совсем не хотелось просыпаться. Так хорошо было — словами не выразить! Тепло, спокойно. И еще что-то неуловимое, непонятное со сна, что дарило ощущение полного и безграничного счастья. Приснилось, может, что…

Только спина почему-то болела и шея затекла. Наверное, неудобно как-то подушку свернула. Зато выспалась хорошо. Не могла проснуться. Вот разморило ее, что ли? Голова тяжелая, мутная, не отпускает, а все равно хорошо. Снотворное она разве выпила на ночь?

Да нет, не помнила такого…

Чуть повернулась, все еще не открыв глаза, и поняла, что лежит не совсем на подушке. Почувствовала на щеке, лбу, ресницах чье-то дыхание. Господи… Медленно и плавно открыла глаза, не до конца понимая: спит еще или уже пришла в себя?

Она лежала на подушке… Частично. Ее голова около головы Кузьмы. Ее губы около его подбородка. Рядом жилка на его шее пульсирует. И он дышит. Она слышит его дыхание, на своей коже чувствует.

А под ее шеей — его рука. Та, которая целая. Когда умудрился поднять? Как? Еще и под ее голову просунуть. Не помнила. Слишком тяжелая ночь. Изматывающая. Все силы из нее выпили, выдавили, сейчас с трудом вспоминала разговор и слова, которые вслух произносила… Потому что помнить — больно. Не хотелось вновь оживлять.

Сама Кристина то ли сидит на подлокотнике, то ли висит между софой и его кроватью. Потому и спина затекла. Только и подниматься не хочется. Век бы так лежала! Не вспоминая ни о чем. Не думая. Просто рядом с ним!

Господи! Сколько лет она была лишена этого?! И как давно мучилась, не в состоянии избавиться от потребности снова получить то, что раньше обыденностью считала?

Его пальцы в ее волосы погружены. Медленно перебирают пряди. Молча. В тишине, хоть и поняла уже, что Кузьма не спит. Где ее шапочка, резинка? Куда дел? Как стащил, что она не почувствовала, не проснулась?

Свое, до каждой клетки родное, до последней капли крови! Потому и не встревожилось сознание. Все позволяло ему. Кузьме можно, что ни пожелает только…

В этот момент еще полусонный взгляд Кристины замер на лице Кузьмы. Только сейчас заметила, что губы сжаты в тонкую полоску. Над верхней — испарина выступила, мелкие капли сливаются с бледной кожей, еще более бесцветной из-за темной щетины, пробившейся за ночь. И писк аппарата, который и разбудил…

Взгляд заметался в поисках часов. Проспала. Наверняка пора вводить препарат. Попыталась встать, дернулась…

— Лежи! — тихо велел Кузьма.

Повернулся чуть больше, прижался губами к ее лбу. Пальцы сильнее в волосы погрузились, будто зарываясь в песок.

— Тебе больно, да? — ясно же по его напряжению, по этой испарине, да и по тону голоса. Что она, не слышит, что ли? — Надо обезболивающее уколоть. Отпустит…

Кузьма улыбнулся. Даже рассмеялся… или захрипел просто, пытаясь это сделать. Снова зубы сжал, переводя дыхание.

— Мавка… Просто полежи еще здесь, — прерывисто дыша, не попросил — распорядился Кузьма, продолжая ее волосы себе на пальцы наматывать. — Больно… Кристина, если бы за то, что ты вот так рядом каждую ночь спишь, надо было бы только болью этой платить… По хр**у. Пусть бы меня каждый день резали. Терпел бы. С радостью.

Снова прикоснулся губами к ее лбу, волосы поцеловал.

Она зажмурилась. Сама к его коже ртом прижалась. Горло перехватило. Не смогла бы и слова сказать. Но все равно заставила себя осторожно отстраниться. Подняла руку, превозмогая боль в плечах и спине, накрыла пальцы Кузьмы, не желающие выпускать ее волосы. Погладила, без слов умоляя выпустить.