Влюбись в меня, Воробышек!

Глава 33

Всю последующую неделю я сама не своя. Дни тянутся медленно, мне ни с кем не хочется говорить, и если я и присутствую на занятиях в университете, то скорее, как физическая оболочка самой себя. Мне по-прежнему больно, а тоска не уходит из сердца. Я плохо ем, плохо сплю, и даже мои подруги, которым я рассказала о расставании с Воробышком, не спешат расспрашивать о подробностях нашей ссоры.

Нет, Данил не позвонил. И не ответил на мое сообщение ему: «Прости». Все закончилось, по-настоящему для нас так и не начавшись. Не стоило и начинать мечтать, чтобы потом не болеть душой. Даже в сказке Сказочницы есть свой конец, и не всегда счастливый. Просто ослепила на миг надежда, что все возможно, что у нас получится… Не получилось.

Прав папа. Разве я сама не видела комнату Данила со всеми его наградами и победными кубками? Разве он сам не рассказал, к чему стремится и чего хочет?

Не нужна ему любовь. Да он и сам этого не скрывал.

Но тогда что между нами было? Почему так сильно тянуло друг к другу, что казалось невозможным расстаться? Я ведь не могла ошибиться.

А теперь все в прошлом – у Воробышка своя жизнь, а у меня своя, без возможности выздороветь и что-либо забыть. Я словно знала, не стала ему ничего обещать на прогулке в парке.

Трудно это. Проще жить, как получается.

Зато у Юльки Карась в личной жизни наметились изменения к лучшему. После неудачного свидания с Климом, она решилась сходить на свидание с Богданом и, похоже, поговорка «клин клином вышибается» неожиданно сработала. Во всяком случае, парень нашей Рыбке понравился, никакого секса и даже поцелуев у них не случилось, но по коридорам университета Карась теперь плавала задумчивая и загадочная, время от времени заглядываю в мессенджер телефона и улыбаясь. Так что из нашей троицы одна Ясмина держала ухо востро и замечала то, что происходит вокруг.

Она-то первая и забила тревогу.

– Девочки, а вы заметили, что наши бабуины – Стрельбицкий с Ильченко Костерковой проходу не дают. Я думала, мне показалось, но нет. Сначала Ильченко возле нее крутился, а теперь Авдотий распинается. Третий день наблюдаю, как он вокруг Брони круги нарезает. Во вторник к ней в кафе подсел – с чего бы вдруг? А вчера видела их вместе на остановке. Теперь вон в коридоре ее к окну прижал.

– И что? А может, он влюбился? – задумчиво пожимает плечами Юлька. – Если Броня рыжая, так что же, и понравится никому не может?

Но Яся на слова подруги только фыркает:

– Карась, очнись! Это же Стрельбицкий! Авдотий способен влюбится только в свое отражение и ни в кого больше! Откуда там взяться чувствам?

– Так, может, это он Костерковой нравится, а не наоборот. Мы ведь так и не узнали, кто тот бессердечный парень, который ее обманул и посмеялся. А вдруг это Авдотий, и она его простила?

– Нет, девочки, я не верю, что она настолько глупышка, – замечаю я. – Сначала они насмехались над ней, до больницы довели, а теперь вдруг симпатия возникла?

– И что? С ее самооценкой все возможно, – возражает Юлька, и Яся озадаченно поддакивает:

– Вот именно. Жаль, что из нее признание не выпытать. Лично я против Брони ничего не имею, но сегодня же намерена поговорить с Владом, – хмуро продолжает подруга, закусывая губу и поглядывая в сторону парочки, что уединилась в тупике коридора. – Посмотрите, она на него глаза поднять боится и мне это не нравится!

Мне это тоже не нравится, именно поэтому я подсаживаюсь к Костерковой на лекции по информатике и стараюсь от нее не отходить до конца дня. Девушка она тихая и стеснительная, ярко-рыжая, чуть полненькая, вся в коричневых пятнах веснушек, очень милая, но скрытная. Из тех людей, кто лучше всего чувствует себя тогда, когда его не замечают (вот только попробуй не заметь такое яркое пятнышко!). И что ее связывает с мажором Стрельбицким – понять сложно.

Мне не хочется говорить с бывшим парнем, совсем. Но когда я вижу, как он намеренно задевает Броню на лестнице – трогает прядь волос девушки, вогнав ее в краску и забыв согнать с лица самоуверенную ухмылочку, показывающую его настоящее к ней отношение, я пересиливаю себя и догоняю парня в холле, уже на выходе из университета.

– Автодий, подожди! – окликаю. – Можно тебя на минутку?

Он идет не один, а со своим другом, здоровяком Ильченко – пренеприятнейшим типом из компании Влада Камалова, и парни, переглянувшись, останавливаются.

– Воронова? – удивляется Стрельбицкий, оборачиваясь и поправляя на плече рюкзак. – Ты это мне?

Я подхожу и замедляюсь. Останавливаюсь перед ним в двух шагах. Ближе подходить не хочется. Это словно возвращение к прошлому, которого я совсем не хочу.

– Да, тебе, – отвечаю. – Я хочу поговорить, Авдотий. Наедине.

– Неужели о нас с тобой, Воронова?

– Нет, – говорю поспешно, закрывая личную тему и намеренно не замечая его ухмылки. – О другом.

– А что случилось, Маргоша? Тебя бросил твой спортсмен? – тут же хмыкает здоровяк, и не думая отходить. – Не долго музычка играла, решила наладить старые контакты?

Я закусываю губы, повторяя про себя, что на дураков не стоит обращать внимания, да и не может он знать наверняка о нас с Данилом. Но все равно смешок больно бьет в душу.

– Не твое дело, Ильченко.

– Зачем тогда подошла? – это спрашивает Стрельбицкий, лениво откинув со лба длинную челку, и я отвечаю – в кошки-мышки с ними играть бесполезно:

– Хочу предупредить насчет Костерковой… Отстань от нее, Авдотий. Пожалуйста, найди себе другую игрушку, она и так от вас пострадала.

– От нас? – удивляется парень. – Сомневаюсь, Воронова. И с чего ты взяла, что она «моя» игрушка? А, например, не Геры, – он кивает подбородком на друга. – Или… Влада?

– Не имеет значения «чья». Я не слепая и вижу, что вы вновь ее допекаете. Она вообще не игрушка, пойми. Просто оставьте Броню в покое! Иначе…

Я собираюсь сказать, что попрошу вмешаться в ситуация куратора. Или даже обращусь в деканат – на факультете еще не стихли слухи о нашем протесте и, если надо, я сознаюсь, что принимала в нем участие и назову причину. Но Ильченко меня опережает.

– Иначе, что, Маргоша? Позовешь своего спортсмена? Ха, сомневаюсь, что он о тебе помнит. Мы его видели вчера в «Альтаресе», зависал там в компании друзей и красивых девочек. И точно не скучал без тебя.

– Ч-что? – бледнею я, отступив.

– Что слышала, – бросает с ухмылкой Стрельбицкий. – Так что еще вопрос, кто играет с тобой, Рита, пока ты тут строишь из себя…

Мне становится дурно. Физически нехорошо. Картина незнакомого клуба и Воробышка в нем в обнимку с девушкой рисуется перед глазами так ярко, что хочется зажмуриться. Собралась что-то ответить, но не смогла. Отвернулась от парней и пошла к выходу, ничего не видя перед собой и не чувствуя ног…

Не принимая, не желая верить. Нет, он не мог. Не мог!

Чувствуя, как индевеет душа, готовая вот-вот расколоться на части.

«О, нежнейшая Ромашка, пожалуйста…»

«Хочешь узнать мой секрет, Рита? Я никому не говорил…»

Господи, какая же я дура.

– Эй, Воронова, позвони, если станет скучно!

– Маргоша, брось! Не ты первая, не ты последняя…

Не я.

Шаги гулким эхом стучат в сердце, которое падает в пустоту.

Не я.

Не я!

Даня

За день до этого…

– Ну же, будь умницей, девочка. Сиди тихо, я скоро вернусь!

Лабрадориха Галатея слепая, но не глухая, и послушно поднимает морду, подставляя нос под мою ладонь, когда я коротко глажу ее и выхожу из своей машины, припарковав кроссовер возле входа в ночной клуб «Альтарес». Захлопнув дверь, одергиваю на плечах куртку, смотрю на часы и направляюсь ко входу.

Пару часов назад меня нашел Илья, муж сестры, и предупредил, что Сергей в городе. Приехал в компании Тагира и хочет меня видеть, так как разговор мы не закончили. Будет ждать в девять вечера в «Альтаресе» и очень надеется на встречу, если я еще не забыл, кому и чем обязан.

Я помню, именно поэтому и не смог отказать Люку9, да и с Сергеем не хочется поступать по-свински – личный тренер все-таки. Именно поэтому я здесь, хотя по-прежнему не готов обсуждать свое решение ни с первым, ни со вторым.

Они сидят у барной стойки – светловолосый Сергей Белоус и черноволосый Тагир Мансаров. Сергей пьет колу, а Мансаров уже успел снять какую-то девицу, и даже запустить руку ей на бедро. Впрочем, неудивительно. Если он только сегодня вернулся в город после нескольких месяцев жестких тренировок, то ночь его ждет бурная. А скорее всего, череда ночей.

Я подхожу к парням и здороваюсь. По очереди жму руки. Оставив Тагира с новой знакомой, мы вместе с Сергеем отходим от стойки и садимся за стол. Смотрим друг на друга, сжав рты в ровные линии и играя желваками.

– Ну вот, я здесь. Ничего не хочешь сказать, Данил? – наконец, обращается ко мне Сергей, выдержав паузу.

Голос у него ровный, но это не имеет значения. Я привык его видеть всяким, и злость легко читается во взгляде крепкого тридцатитрехлетнего мужчины.

– Ничего, кроме того, что уже сказал, – отвечаю.

– Я ехал гребаных пять часов, чтобы получить ответ. Ты мой лучший спортсмен, Воробышек. Что значит: «не ждать тебя, ты не вернешься»? И это, по-твоему, ничего?! Твою мать, Даня! Я что, даже нормальный разговор не заслужил?! Почему ты молчал?

– Прости. Я выбросил телефон сразу после звонка тебе, так вышло.

– Вышло у него! Нашел время!.. (нецензурная брань)… Я приехал и хочу знать, что к чертовой матери происходит!

Орать на меня бесполезно. Он знает. Это никогда не работало – я только уходил в себя и усложнял контакт. Сергею бы поучиться у Люкова получать информацию, вот тот бы меня в два счета расколол, хотя сейчас оставил в покое. А с Белоусом мы слишком хорошо понимаем друг друга, чтобы я решился на откровение.

– Мне нужна пауза. Я больше не уверен, что хочу жить одним кикбоксингом.

Лицо Сергея меняется, и он подается вперед.

– Пауза перед чемпионатом? Шутишь? А сейчас, мать твою, у тебя что? Дискотека?!

– У тебя есть Тагир.

– Вы нужны мне оба! Но особенно – ты, как лучший! Я тебя пять лет лепил, я знаю, на что ты способен. Это не только твой чемпионат, Даня. Это (нецензурная брань) и моя карьера!

Я ему не мальчик, мне давно не восемнадцать, и тоже умею быть жестким.

– Не дави на меня, Сергей, – отрезаю холодно. – Я знаю! Поэтому и говорю о Тагире.

– И больше ничего?

– Ничего, что я готов рассказать.

Сергей внезапно сдает назад, став спокойным, и эта перемена в нем – одно из лучших его качеств. Он никогда и ничего не носил за душой, именно поэтому мы до сих пор были вместе.

– Ты заболел? – он спрашивает участливо, откинувшись на спинку стула и хлебнув колы. – Илья сказал, что ты редко появляешься у родителей.

– Нет. Я просто живу отдельно. От всех.

– Ах да, диплом… Кому он, к черту, нужен! Лучше бы я тебя не отпускал.

– Не только поэтому.

Сергей жует желваки, смотрит на меня, и я жду, когда же он скажет.

– Слушай, а что это за слухи ходят о твоей женитьбе? Ерунда какая-то… Я уже подумал, грешным делом, что наши конкуренты оборзели. Просто не припомню от них такой тактики.

Он пристально смотрит на меня и ждет, когда же я рассмеюсь. Ну или пошлю его нахрен. Ведь это так на меня не похоже – думать о чем-то, помимо спорта. Я всегда был одержим своими успехами. Все смотрит, но я молчу. Его это точно не касается.