Влюбись в меня, Воробышек!

Глава 34

Рита

Я сижу за столом, обложившись учебными материалами, и пытаюсь писать реферат по истории. Мне всегда это нравилось – работать с информацией и текстом, излагать связно мысли, но сейчас мои мысли далеки от учебы. Они заняты синеглазым парнем, и я бесполезно трачу время на то, что смотрю на экран ноутбука, пытаясь составить из строчек осмысленные предложения. Пытаясь не думать, успел ли Воробышек меня забыть? Или еще помнит?

Ничего не выходит. Лишь тоска знакомо сжимает сердце, когда я думаю, что он не один. И не могу в это поверить. Не хочу! Ни словам Авдотия, ни собственным сомнениям. Я бы нашла его, если бы была смелее. Если бы знала, что его чувства тождественны моим.

Но телефон молчит, а я болею. И не знаю, способна ли выздороветь. Какая уж тут история?

Я даже не замечаю Соню, которая всю неделю спит у меня. Просто принимаю ее рядом, греюсь о ее присутствие, не вслушиваясь в болтливый щебет сестры. Вот и сейчас, кажется, она меня о чем-то спросила…

– Ну, Рит! Отомри! Я не могу все время разговаривать сама с собой!

– Чт-то? – я убираю волосы, которые после мытья успели распушиться, со щеки за ухо и поворачиваю лицо.

Соня сидит на кровати, сложив ноги по-турецки, и накручивает на указательный палец темную прядку.

– Я спросила, как ты думаешь, из меня получится монашка? То есть, монахиня. Настоящая!

Я не сразу реагирую на вопрос, возвращаясь из своих мыслей в реальность.

– Какая еще монашка? Сонь, что за ерунда?

– Это не ерунда, Рит. Я просто не хочу, когда вырасту, страдать, как ты! Лучше сразу запрещу себе любить.

– Ты и не будешь, – как можно увереннее возражаю. – С чего ты взяла?

– Потому что я влюбчивая, я себя знаю. И парни мне нравятся те, которые меня не замечают – из старших классов, а он все такие воображалы.

– Нет, у тебя так не будет. Ты вырастешь и встретишь свою любовь. Обязательно! А пока учись. Ты географию сделала? У тебя контрольная в понедельник.

– Успею еще! Все равно ты поздно спать ложишься. Я лучше с тобой посижу!

Она грустно вздыхает и вдруг произносит:

– А все-таки Воробышек классный. Даже жаль, что такой дурак. Значит, он тебя не любил? Подумаешь, секрет рассказала. Да честных людей вообще не бывает!

Я не знаю, что на это ответить младшей сестре, и отворачиваюсь.

– Значит, не любил. И… дело вовсе не в секрете.

– А в чем? Рит, а разве можно целоваться без чувств?

Сестра очень внимательна и, конечно же, заметила следы от поцелуев на моей шее и потемневшие, после свидания с Данилом, губы. Но это не значит, что я могу с ней обсуждать свою личную жизнь.

– Соня, ты еще ребенок. Мне неудобно с тобой об этом говорить.

– Я не ребенок! – слышу упрямое в ответ. – И если ты не будешь со мной говорить, то я вырасту и наделаю кучу глупостей!.. Скажи, а ты его любила? Ну, Даню?

– Соня, пожалуйста…

– Ай! Можешь не отвечать. – Сестра откидывается спиной на подушку и мечтательно раскидывает руки, уставившись в потолок. – Я и так знаю.

Что? Она знает?

А я?

Интересно, если произнести вслух то, что чувствую, это тоже прозвучит в прошедшем времени?

Ох, зря я потакала желанием сестры и рассказывала только романтичные сказки. Теперь невозможно соврать ни себе, ни ей.

– Да.

– Я так и знала! – Ну вот, вновь на кровати подскочила.

– А сейчас бери учебник и учи географию. А у меня реферат – сложный!

Соня садится, свешивает ноги и поворачивается ко мне. Тяжело вздохнув, спрашивает уже тише, рисуя пальцем узоры на одеяле:

– Рит, сложный, и ты поэтому плачешь? Я вчера ночью слышала.

– Нет, не поэтому, – начинаю печатать на ноутбуке всякую чушь. – И тебе показалось.

– А почему тогда…

Наверное, мы бы и дальше говорили, но наш разговор с сестрой прерывает звонок на сотовый.

Звонит Ясмина, и я отвечаю на вызов:

– Алло? Яся?

В динамик тут же врывается взволнованный и возмущенный голос подруги.

– Я! Маргошка, ты не представляешь, что случилось! Я так зла, ты бы знала! Он меня послал! Впервые в жизни!

– Кто?

– Камалов! Двоюродный братец, чтоб ему! Я прижала его вопросами о Костерковой, и он сорвался! Нет, сначала Влад прикинулся, что ее не знает. Х-ха, так я и поверила! А потом сказал, чтобы я не лезла не в свое дело! И что Костеркова сама виновата! Я обозвала его бесчувственным трусом, и мы поссорились.

– Ничего себе! – изумляюсь я.

– Вот именно! Понимаешь, его что-то зацепило и сильно. Он никогда так со мной не разговаривал. А его подруга заявила, чтобы я уматывала, и что, мол, это у Стрельбицкого и Ильченко спор, кто первым переспит с Броней. А Влад ни при чем.

– Что-о?!

– Идиоты, ненавижу! Кажется, я знаю, из-за кого Костеркова попала в больницу, и мне эта история не нравится! Ты права, Броня вовсе не глупышка, чтобы поверить Авдотию. Он только себе способен петь дифирамбы. Но я знаю своего брата. Влад все девство водил меня за нос! Это он!

– Эй, Яся? Ты там плачешь, что ли?

– Я так зла, Маргоша! И теперь не успокоюсь, пока не узнаю правду! Я бы сама позвонила Костерковой, но боюсь, что сорвусь. Мы должны рассказать ей о споре.

– Я позвоню!

– Только осторожнее, ладно?

– Конечно.

Я стремительно встаю с кресла, ощущая, как в тело входит волнение. Броня на звонок не отвечает, и я набираю номер ее бабушки – он остался у меня с момента, когда девушка лежала в больнице, и мы с девчонками ее проведывали.

– Алло? Здравствуйте. Инесса Львовна?

– Да, я. А кто спрашивает?

Голос из динамика отвечает дрожащий и немного хриплый. Костеркова живет с бабушкой, и женщине далеко за семьдесят.

– Это Маргарита Воронова. Помните меня? Мы с вашей внучкой учимся вместе в университете, в одной группе.

– Конечно помню, Риточка. А что случилось?

– Н-ничего, не волнуйтесь! Я бы хотела поговорить с Броней, но она не отвечает. Наверное, занята?

– А Бронечка недавно ушла, и телефон забыла.

– Ушла? А вы не знаете куда?

– Сейчас, погоди, я где-то записала…. Очки надену и возьму бумажку…– Я услышала в телефоне, как женщина засуетилась. – Ага, вот! Кафе «Мура… мара»… Тьху! Никак запомнить не могу.

– Наверное, «Маракана»?

– Да, «Маракана». Такое название странное. Бронечка там по выходным работала. Сейчас ушла, сказала, точку поставит и вернется.

– В каком смысле «точку»?

– Да если бы я знала, девочка. Она у меня упрямая и молчаливая, ничего не выпытаешь. Вот полчаса назад собралась и убежала. А мне переживай. Ты ведь неспроста звонишь?

Что-то щелкает в моей голове, и я догадываюсь спросить:

– Инесса Львовна, а Броня вам, случайно, не называла имя какого-нибудь парня? С кем дружила или… встречалась?

– Так ведь Владислав. Он и сюда к нам приходил, а потом пропал. Уж не знаю, что у них там случилось, но Бронечка сказала, он уехал из города.

Пообещав найти ее внучку, я прощаюсь с пожилой женщиной, отключаю звонок и набираю телефон Ясмины.

– Ну что? – с нетерпением спрашивает подруга. – Дозвонилась?

– Яся, ты права – это Влад! Какой же он трус! И Авдотий – сволочь! Наверняка был в курсе игр своего дружка! Броня ушла в «Маракану», и я уверена, что не кофе пить. Наверняка, там Камалов с друзьями и она как-то узнала о споре. Звони Юльке и выходи! Я возьму такси и подберу тебя!

Я надеваю джинсы и кроссовки, натягиваю на футболку кофту, беру телефон и сбегаю из квартиры, предупредив родителей, что съезжу на часик к Дорожкиной. Да, уже вечер, но я возьму такси и ненадолго. Нам нужно решить срочные вопросы по реферату.

Знаю, врать плохо, особенно родителям. Но, кажется, меня уже ничего не исправит!

Данил

Вид знакомой многоэтажки заставляет сердце учащенно стучать, а губы пересохнуть.

Я чувствую себя последним идиотом. Нет, не потому что стою перед домом Вороновых с букетом цветов в руке, а потому что для этого мне понадобились целых пять дней, в которые я пережил весь спектр эмоций – от злости и ревности, до понимания очевидного. И ни один из этих дней не был для меня простым.

Слова отца Риты застали врасплох и ударили наотмашь, оказавшись правдой, которую сам я в упор не видел. Собственная гордость дала уехать, только что дальше? Куда идти? Я уже был один после встречи с Ромашкой и знаю, что не выйдет забыть. Я помню всё, что ей говорил.

Почему с одним человеком расстаться легко, а другой проникает под кожу? И мысли в тишине комнаты, как назло подсовывают картины Риты с другим. Не со мной и все счастливые.

К кому там ушла упрямая пастушка? К веселому и верному пастушку?

А что же охотник?..

А смелый и гордый охотник остался при своих трофеях. Или медалях – один черт!

Правильно. Так ему идиоту и надо. Как меня Воронов еще не прибил в своей прихожей за наглость.

Уже на следующий день эмоции схлынули, и собственная обида на Ромашку показалось ерундой, не стоящей внимания. Почему? Я ведь никому подобное не прощаю, разве что Ваньке бы простил. И стоило задать себе вопрос «Почему?», все встало на свои места. Так ясно, словно разложилось по полочкам.

А вдруг она откажет?

Все равно не уйду. Некуда. На этот раз я знаю, что сказать ее отцу.

– Идем, Галатея, если ты мне друг.

Лабрадориха чутко вскидывает уши и поднимается. Она знает, что запросто может остаться, я ее не неволю, но выбирается из машины и принюхивается к чужому двору, осторожно помахивая хвостом.

В поместье отчима она бегает без ошейника и выучила все тропки, но на новом месте может растеряться, поэтому я беру ее на поводок. Все эти дни она была со мной, и верно бежит у ноги, не оставляя сомнений, кто кому друг.

Я иду в дом, поднимаюсь на нужный этаж и звоню в дверной звонок. Телефон я выбросил, у меня не лучший характер, но сожалеть об этом или о том, что раньше не позвонил Ромашке, поздно.

– Ты? – дверь открывает отец Риты и не похоже, что он удивляется, увидев меня на пороге квартиры. Спрашивает с холодной ухмылкой: – Остыл, значит?

– Вроде того.

Я дергаю желваками, отвечая на прямой взгляд мужчины. Скорее всего я похож на идиота с большим букетом роз, но мне плевать, каким он меня видит. Мои мысли занимает его дочь и… черт! Кажется, я волнуюсь.

– Здравствуйте. Я пришел к Рите.

– Вижу. Красивый букет. А Риты нет.

Даже не знаю, почему я оказываюсь к этому не готов.

– Как нет? А где она?

– Вышла замуж.

– Чт-то?

– В моих мечтах, и за хорошего парня. А пока только ушла к подруге, но однажды может и уехать… далеко! Она девушка свободная.

Черт. Шутник хренов!

– Хорошо, я подожду ее на улице.

Воронов пожимает плечами, а его младшая дочь, нарисовавшая за широкой спиной отца, корчит рожи и посылает мне какие-то странные знаки, показывая на лестничную площадку. Озадаченно нахмурившись, я все же спрашиваю:

– Андрей, хм, Игоревич. Могу я поговорить с Соней? Наедине.

– Андрей, – неожиданно поправляет меня мужчина. – Раз уж ты здесь, обойдемся без официоза, я же вижу, как у тебя скулы сводит. Можешь, если она не против.

– Я не против! – тут же отзывается девчонка звонким голосом и проскальзывает мимо отца на площадку. – Привет, – широко улыбается, вытянувшись передо мной. – Как дела?

Фигово. Я ужасно соскучился по Ромашке и все, что хочу, это видеть ее. Но мы ведь не это собрались обсуждать?