Влюбись в меня, Воробышек!

Глава 21

Сегодня поцелуи Данила гораздо откровеннее тех, которые мы позволили себе в наш первый раз, и я это принимаю. Он все так же оглушает меня своей умелой мужской лаской, смущает прямотой желания, но сегодня мне хочется ему отвечать. Хочется быть смелее. Не сомневаться в правильности этой ночи и в том, что именно я, а не другая, желанна ему.

Нет, я не особенная, у меня нет иллюзий. Я такая же, как все девушки, которым голову вскружил красивый парень, но чувствовать улыбку Воробышка на своих губах приятно, и понимать, что она для меня. Что эти глубокие поцелуи до потребности сделать вдох – сегодня для меня. И я учусь им отвечать, забыв о завтра, ощущая на себе тяжесть парня и слыша в полумраке спальни его горячий шепот, ударяющийся о мое поверхностное дыхание:

– Рита, я уже на пределе, ты ведь чувствуешь? Я дурею, так хочу быть в тебе… снова!

Сильное и гибкое тело Воробышка тоже откровенно со мной и, конечно, я чувствую его желание. Крепкие бедра переплелись с моими и все, что нас разделяет, это его ладонь, раздвинувшая мои колени, уверенно поглаживающая меня между ног.

Пальцы касаются чувствительного места, проникают в меня, и он тут же тихо шепчет на ухо: «Тш-ш…», едва я вздрагиваю, держась за его плечи.

– Ты такая нежная и горячая… Ты тоже хочешь меня. Скажи…

– Даня, пожалуйста…

– Тебе нечего стесняться, помнишь? Так хочешь, сказочница?

Под пологом ночи и в его руках сказать легче. Сама себе я бы никогда не призналась, но с синеглазым не выходит смолчать – слишком умело он ласкает меня, не позволяя укрыться ни от его прикосновений, ни от взгляда. Он у Воробышка сейчас особенно темный под полуопущенными ресницами, и полон желания.

– Да, хочу.

Я уже обнажена, но Данилу, чтобы снять боксеры, приходится меня отпустить. Он легко раздевается, откатившись на бок, и тянется рукой к прикроватной тумбе за защитой для нас. Легко разрывает зубами упаковку с презервативом и только мне кажется, что он справится сам, как я уже оказываюсь у его груди. Он вновь целует меня, поймав мою руку в захват, и опускает ее на свой возбужденный пах. Не разрывая поцелуй и не давая возможности смутиться, понуждает его погладить, в то время как меня буквально накрывает волной жара от такого прикосновения.

Отпустив мои губы и позволив сделать вдох, Воробышек тихо смеется.

– Прости, Ромашка, но сама бы ты еще долго решалась с ним познакомиться. Я просто решил тебе помочь.

– Ты с ума сошел! – только и получается сказать.

– Не спорю. Но тебе ведь он нравится?

– Не… я не знаю.

– М-м, хочешь, чтобы я включил свет и познакомил вас?

Мои раскрытые губы горят от поцелуев, и пока Данил прихватывает их, играя со мной, я немею, понимая, что переоценила собственную смелость. А вот кое-что другое, х-м, явно недооценила. Но в нашу первую близость мне точно было не до этого. Не до подобных ощущений, когда мужское начало бесстыдно упирается в мою ладонь, напрашиваясь на ласку, а парень хрипло шепчет в ухо:

– Еще! Да, вот так, Рита…

О, господи. Что он сказал?

Презерватив раскатывается под моей рукой по твердой плоти, гладкой и упругой, и Воробышек глухо стонет. Убрав с моей щеки волосы, укладывает меня плечами на подушку и нависает сверху. Говорит прерывисто от желания, но уже без тени смешка. Проникновенно и до самого сердца, он это умеет:

– Сегодня будет лучше, милая, слышишь? Доверься мне!

– Да.

Он наклоняет голову, спускает губы по щеке к уху и входит в меня, приподнимая за ягодицы, которые жадно сжал в пальцах. Толкается осторожно, направляя меня себе навстречу, явно сдерживаясь и позволяя мне его чувствовать. Вновь тихо стонет, когда мои руки спускаются по его сильной спине к талии, а я закрываю глаза и прогибаюсь под ним так, как он этого хочет.

Как я сама хочу. Этот парень, пусть на эту ночь, но сделал меня своей.

– Я хочу тебя, как только увидел… Ты такая чистая, Ромашка. Действительно, как цветок… Черт! Я несу полную чушь, не слушай…

А я и не могу его слушать. Только чувствовать бесстыдную близость наших тел и жадность обманчиво твердых губ. Он целует линию моих скул, ласкает шею, вжимается в меня бедрами… и нарастающее внизу живота желание буквально опаляет. Оно похоже на сладкую боль, что вот-вот накроет мир яркой вспышкой. Эти ощущения настолько остры, что я боюсь с ними не справиться. Неужели это у всех так?..

Колени вздрагивают, и я впиваюсь пальцами в гладкую кожу спины, отвечая на темный взгляд. И Данил тут же толкается в меня резче. Пусть это не танец в прямом смысле слова, но он умело ведет нас до конца. Ловит с моих губ сорвавшийся стон и продлевает его, оставшись во мне и прижав к себе крепче…

– А ты?

– Еще нет. Хочу видеть тебя… Господи, Рита, ты меня так сжимаешь.

И только кончив под моим блестящим взглядом, затуманенным удовольствием, опускается к моему лицу, чтобы поцеловать.

***

– Так мы доедим нашу пиццу, Ромашка? Я ведь знаю, что ты голодная.

Мы так и не уснули до утра.

Сначала посидели на кухне, потом в гостиной. Потом вернулись в спальню и все повторилось, только уже без слов, оставив нам ощущения, на которые Воробышек не скупился.

Невольно думая о его отношениях с другими девушками, я теперь понимала, почему они к нему возвращаются и почему ревнуют. С ним легко и приятно, и вряд ли еще будет так хорошо с кем-то. С ним можно быть собой и не бояться открыться. А то, что у этих отношений нет завтрашнего дня – так это цена, о которой в данный момент лучше не думать.

Я собираюсь домой, как только светает. Уже оставшись без косметики, приглаживаю пальцами растрепанные и чуть влажные после душа волосы, которые скрутила в узел, а сейчас распустила. Смотрюсь в прихожей в зеркало и тщетно обкусываю вспухшие от долгих поцелуев губы – сейчас любой, кто посмотрит на меня, сразу поймет, как я провела ночь.

– Рита, останься, – просит Данил, стоя в одних джинсах за спиной и наблюдая за мной. Красивый парень, на одни глаза и плечи можно любоваться весь день. В жизни не бывает таких принцев, только разбойники, которые разбивают сердца. – Если ты поспишь пару часов и приедешь домой позже, ничего не произойдет. Планета не сойдет с орбиты, а моя машина не превратится в тыкву. Зато ты перебудишь своих домашних.

– Нет, Даня, мне пора. Я и так не знаю, как буду смотреть папе в глаза. Может, – высказываю надежду, – еще удастся вернуться в спальню незаметно. Как представлю, что они с мамой Дашей вчера о нас подумали…

– А что они могли о нас подумать, кроме того, что мы были вместе? – удивляется парень. – Секс и есть часть отношений взрослых людей. Ну, хочешь, я вернусь с тобой и скажу твоим родителям, что мы до утра собирали пазлы? Или вышивали натюрморт крестиком. Я могу сказать что угодно, Рита, только кто в это поверит?

– Вот именно! – соглашаюсь я. – Мне так неловко перед ними, ты бы знал. Жаль, что я ничего не могу придумать.

– Зеленая ты, Ромашка. И такая наивная. Поверь – лучше сказать, как есть, или промолчать, чтобы не запутаться и ни о чем не жалеть. Не станут они тебя допытывать, твой отец узнал все, что хотел.

Я поправляю платье, обуваю туфли и тянусь за плащом. Но Даня помогает мне его надеть. Сам возвращается в комнату, чтобы надеть футболку. Затем уже в прихожей обувает кроссовки и набрасывает куртку. Берет с полки ключ-брелок от машины и ерошит рукой волосы.

– Не надо провожать. Здесь близко стоянка, я вызову такси.

Но слышу в ответ уверенное:

– Шутишь?

Сейчас раннее утро, в доме тихо, но Воробышек все равно шумно вздыхает, поднимая в своих пальцах мою длинную, светлую прядь волос:

– Лучше бы ты сказала, что не надо тебя отпускать.

Мы спускаемся вниз, садимся в «Ауди», и он отвозит меня домой. Я знаю, что мы не договоримся о встрече, да он и не предлагает. Но попросив у меня телефон, вбивает в его память свой номер сотового и говорит уже знакомо: «Позвони мне».

Проводив к подъезду, еще раз легко касается губ поцелуем.

– Ну, пока, Золушка?

– Пока, Робин Гуд.

– Запомнила, значит?

– Да. Теперь я знаю твое детское прозвище и могу вызвать к себе из любого старого камина, крикнув три раза в печную трубу. Смотри, не оставайся надолго раздетым, Робин, а то может выйти неловко.

Возвращаясь к машине, он улыбается, проведя рукой по волосам и ухмыльнувшись – словно своим мыслям:

– Сказочница.

А я вздыхаю, обернувшись и толкнув перед собой дверь в подъезд:

– Нет. Дурочка. Самая настоящая!

***

Когда я возвращаюсь в квартиру, родители еще спят, и сестра с братьями тоже – иначе Соня не дала бы мне тихо раздеться и на цыпочках пройти в свою комнату.

Я снимаю туфли, плащ, прижимаю сумочку к груди и прокрадываюсь по коридору в свою спальню. Сняв платье, надеваю пижаму и забираюсь в постель. Даже шторы оставляю закрытыми. Может, так будет легче сделать вид, что все как обычно, и я вовсе не ночевала с парнем в его квартире, который мне и не парень по-настоящему.

А кто? Кто мне синеглазый Воробышек?

Он прав, мама Даша с папой ничего не скажут, даже если подумают. А я все равно сгорю от стыда. Потому что в нашей семье уже была подобная история, и мы с Дашей ее еще не забыли.

Засыпая, я говорю себе: «Ритка, ты сошла с ума!». Но как же приятно вспоминать все, что сегодня было.

Может, Воробышек прав и лучше смолчать? Забыть, если получится. Потому что больше никаких концертов и вечеринок!