Лояльный мужчина

— Он настоящий, Мара, — сообщил он мне.

— У нас не получится! — Воскликнула я, приходя в полное отчаяние.

Его глаза скользнули по моему лицу, несколько минут он внимательно изучал выражение на моем лице, потом мягко заметил:

— Понятно, ты заперлась в своем мире и даже меня не впускаешь туда.

— Нет, — солгала я совершенно искренне. — Я почти уверена, что ничего не получиться.

— Как ты можешь так говорить, если не даешь нам шанса, чтобы все продлилось дольше, чем какая-то гребаная неделя?

— Я уже говорила тебе почему. Такие мужчины, как ты, не проводят время с такими женщинами, как я! — Выстрелила я в ответ.

— Господи, Мара, и я уже один раз все тебе объяснил. Мне насрать, что твой двоюродный брат оказался полным придурком, а твоя мать с тетей — полным кошмаром, о котором узнал каждый, и что у тебя была судимость в несовершеннолетнем возрасте. — Закончил Митч, отчего все мое тело окаменело.

ОМойБог.

О Господи.

— Что? — Прошептала я.

Смутно заметив, как сердитое, расстроенное выражение на лице Митча перешло в напряженное, а его руки крепче обняли.

— Мара… — начал он.

— Ты знаешь о моей несовершеннолетней судимости? — Спросила я шепотом.

Руки Митча сжались еще крепче, а лицо еще более стало напряженным.

— У меня есть друг, который в качестве одолжения заглянул в твое досье, и я знаю, что ты и твой кузен Билл были замешены в чем-то противозаконном.

У меня сжался желудок, я попыталась вырваться из его хватки, но его хватка стала только сильнее.

Митч продолжил.

— Мара, самое главное то, что происходит здесь… а не то, что было в прошлом. Ты чиста уже четырнадцать лет.

— Ты попросил кого-то отыскать мое досье?! — Все еще спрашивала я шепотом.

— Ага, попросил. Ты была такой замкнутой, постоянно находилась в своем собственном мире в течение двух лет, несмотря на то, что твой бывший ушел; ты не оставила мне ни единого шанса, ничего, была заперта наглухо. Я хотел узнать, где ты работаешь, поэтому стал копать. Большой кредит. Никаких долгов. Приличные сбережения. Кое-какие инвестиции, без риска. Никаких штрафов за парковку. Никаких нарушений правил дорожного движения. Ты сменила всего две работы и три квартиры за тринадцать лет. Но когда ты была ребенком, тебя четыре раза привлекали за пьянство в несовершеннолетнем возрасте, пока тебе не исполнилось шестнадцать, один раз за хранение марихуаны, другой — за пьянство и хулиганство. Детское дерьмо, которое совершают все подростки, за исключением, что ты была с мудаком, который был старше тебя, но, видно, был недостаточно умен, чтобы защитить тебя, чтобы ты не попадалась.

Он произнес столько всего, но ничто не произвело на меня впечатления.

— Ты приказал кому-то отыскать мое досье? — Опять повторила я.

Его руки слегка встряхнули меня.

— Да, Мара. Я проделал это какое-то время назад, детка, и когда я говорю «какое-то время», имею в виду до того, как починил твой кран, — он наклонился еще ближе, — поэтому сейчас мне насрать, все то, что ты собираешься мне сказать.

На этот раз до меня дошел смысл его слов.

— Я была тогда подростком, — прошептала я.

— Мне это известно.

— Дома было не слишком хорошо, — продолжила я шепотом, выражение лица Митча снова изменилось. Гнев и разочарование исчезли, теперь он был напряжен. Гипер-напряжен.

— Насколько нехорошо? — тихо спросил он.

Но я его не слышала.

— Я была молода, Билл тоже был молод. В подростковом возрасте мы были с ним очень близки.

— Мара…

Я отвернулась и закрыла глаза, прошептав:

— Ты наводил обо мне справки.

И в этот момент почувствовала, как сильно бьется сердце.

Он знал про Билла. Он увидел тогда Билла в его обычном состоянии, и это было не очень хорошо. Он познакомился с моей мамой и тетей Луламей, зная о них, и это тоже было нехорошо.

Все было очень плохо.

Если не сказать, что все было еще хуже.

Я тогда и так была Два и Пять Десятых, но он узнал о моем послужном списке в несовершеннолетнем возрасте, когда я была глупой идиоткой, совершала глупые вещи, делала еще больше глупых вещей, потому что была достаточно глупа, совершая их с Биллом, отчего сама себя опускала до Двойки. А если он когда-нибудь узнает о том, что творилось у меня дома, я стану в его глазах Единицей. А может Нулем и Семьдесят Пять Сотых. Никто не захочет становиться Нулем и Семьдесят Пять. Никто. За исключением, тех, кто уже Нуль и Семьдесят Пять Сотых или даже ниже, я и так всю жизнь провела с ними, поэтому становится ими снова не собиралась.

Я слишком много работала, чтобы выбраться из всего этого дерьма. Я очень старалась, что все это осталось позади. Я столько трудилась, чтобы скопить какие-то сбережения. Иметь приличную квартиру. Красивую мебель. Красивую одежду. Хороших друзей.

Я много работала ради этого.

— Мара… — позвал он.

— Отпусти меня, — прошептала я и едва заметно толкнула его в грудь.

Его руки напряглись, он пробормотал:

— Черт побери, Господи, Мара, милая, посмотри на меня.

И тут меня вдруг поразило, как тогда разозлился Митч, когда пришел к Биллу. Как он разозлился на Билла! Что с трудом сдерживался.

И в этот момент меня поразила мысль, если Митч смог выяснить о моем прошлом, то и Служба защиты детей тоже сможет.

Я резко повернула к нему голову и открыла глаза.

— Я не такая, как он. Совсем не такая. Я не такая, как Билл. Я закончила со всем этим тогда. Все это дерьмо оставила там дома, когда уехала.

— Господи, Мара, — тихо произнес Митч, пристально глядя мне в глаза.

— Билл не закончил с этим дерьмом. Я завязала. Клянусь Богом, я завязала с ним, — с горячностью выпалила я.

— Я знаю, детка.

— Я никогда не позволю ничему такому произойти с Билле и Билли. — Я сжала лацканы его пиджака и привстала на цыпочки, заглянув ему в глаза. — Обещаю, Митч. Никогда.

Он впился в меня глазами и прошептал:

— Черт возьми, милая, где бы ты сейчас ни была в своих мыслях, выматывайся оттуда и возвращайся ко мне.

Я отрицательно покачала головой и продолжила.

— Ты можешь им сказать, тем из службы детей, скажи им, что я пообещала тебе, что позабочусь, чтобы с детьми никогда такого не случилось. Я скорее умру, чем позволю им прикоснуться к этому дерьму, Митч. Клянусь Богом. Я знала, что Билл пил, знала, что он употреблял, но я никогда не думала, что все так плохо. Я не думала, что он делает все это у них на глазах. Я не знала, что они все видели. Не знала, пока не увидела все вместе с тобой. Я понимала, что у них все не очень хорошо дома, но не предполагала, что все настолько плохо. Я бы не оставила их тогда с Биллом, если бы знала. Клянусь Богом. Клянусь Господом богом. — Я еще сильнее вцепилась в лацканы его пиджака. — Они никогда не вернутся к нему. Я обещаю тебе, как бы тяжело мне не было, чего бы мне это ни стоило, они никогда не вернутся к нему. — Слегка потянула его за лацканы и прошептала: — Клянусь Богом, они никогда не вернутся.

Его рука освободилась из моих волос, обхватив за голову, лицо оказалось в дюйме от меня.

— Мара, детка, вернись ко мне.

Но я не слышала его.

А решила вернуться к своей прежней, гораздо более важной теме.

— У нас ничего не получится, — прошептала я.

— Мара, прекрати и вернись ко мне.

— Такие, как ты созданы не для таких, как я, — мягко заявила я ему.

— Господи, детка, — тихо произнес он в ответ, большим пальцем скользнув по моей щеке, блуждая глазами по моему лицу.

— Мне стоит уйти.

— Ты никуда не пойдешь.

— Мне нужно уйти, — решительно заявила я.

— Милая, я не отпущу тебя. Ты была права, нам нужно поговорить.

— Мне лучше уйти сейчас, — предупредила я, — пока не поздно.

Он открыл рот, готовый ответить, но…

Из коридора раздался приглушенный стук. Не в дверь Митча, а более отдаленный.

Видно, в мою квартиру, потом я услышала крик матери:

— Марабель Джолин Ганновер! Мы выясним все сейчас, черт побери, с тобой! Открой эту чертову, бл*дь, дверь!

Только не это!

Я замерла в объятиях Митча, дернув головой в сторону его двери, почувствовав, как его руки напряглись.

Затем посмотрела на него, он сжал губы, будто пытался побороть улыбку, я прищурилась, глядя на его губы, не находя в этой ситуации ничего смешного. Затем очередная мысль пришла мне в голову, и я посмотрела ему в глаза.

— Меня зовут Марабель Джолин Ганновер, — шепотом представилась я.

— И? — также шепотом, стараясь не рассмеяться, ответил он.

— Разве не так называют отбросы из трейлера... которые влекут за собой одни неприятности, — добавила я.

Его губы стали подергиваться, когда он пробормотал:

— Детка.

— Признайся, ведь так и есть, — настаивала я.

— Вообще-то, мне кажется, что у тебя очень милое имя.

Он был таким благородным.

— Отбросов из трейлера, — вставила я.

Он покачал головой, его губы дрогнули.

Его губы подергивались!

Потом он сказал:

— Очень милое. Я бы даже сказал сладкое. И оно милое и сладкое, потому что принадлежит тебе.

Мое имя точно не было сладким.

Именно Митч был сладким.

Ах!

Я решила сменить тактику.

— А как зовут тебя? — Переспросила я.

— Ты знаешь как меня зовут, — ответил он.

— А твое полное имя, — настаивала я.

— Митчелл Джеймс Лоусон, — ответил он.

— Хорошо, — пробормотала я, и его руки снова сжались.

— Что? — поинтересовался он.

— Твое имя — имя сексуального полицейского, такого же сексуального бейсболиста или троюродного брата короля.

И все его тело затряслось, когда он отвернул голову в безуспешной попытке скрыть улыбку.

— Марабель! — Услышала я визг своей матери в коридоре. — Мы выясним сию минуту все это дерьмо... бл*дь!

Я прикрыла глаза.

— Они уйдут через минуту, я позвоню в «Норт», скажу, что мы опаздываем, — спокойно предложил Митч, и я открыла глаза, глядя на него совершенно не спокойно. На самом деле, я была почти уверена, что мои глаза готовы были вылезти из орбит.

— Митч! — Прошипела я.

— Все будет хорошо, — успокаивающе произнес Митч, двигая руками вверх и вниз по моей спине, большая часть которой была обнажена, поэтому было очень приятно. — Я дам им шанс. У меня нет сейчас времени разбираться с их дерьмом, когда я пригласил тебя на ужин. Через пару минут они уйдут, тогда мы сможем отправиться ужинать и поговорим обо всем за едой.

Черт возьми, он был таким упрямым.

Конечно, я это знала и тоже была упрямой, но в данный момент решила не думать о своем упрямстве, а только о его.

— У нас ничего не выйдет, — снова прошептала я, возвращаясь к своей прежней теме (понимаете? Я же была упрямой).

Его внимание сосредоточилось на мне, я напряглась, как только его рука скользнула вверх по моей шее и зарылась в волосах.

Затем он опустил голову, его губы захватили мои, он целовал меня крепко, влажно, глубоко, основательно и долго.

Очень долго.

И очень, очень хорошо.

Так долго и так хорошо, что, когда он закончил, и поднял голову, посмотрев на меня сверху вниз, туман в моей голове не сразу рассеялся, но я прислушалась.

За входной дверь установилась тишина.

— Кажется, они ушли, — прошептала я.

Он склонил голову набок и тоже прислушался. Потом отпустил меня, взял за руку и потянул к двери со словами: