Столкнувшийся

— Трахни меня.

Если бы неделю назад меня спросили, люблю ли я сюрпризы, я бы ответил «да». Но сейчас, глядя на мой последний сюрприз в гостиничном номере, я могу прожить и без него.

Видите ли, после того, как Софи вышвырнула меня на обочину, я не думал, что все может стать еще хуже. Теперь, когда мой брат появился с шестью упаковками пива и чемоданом, я не уверен в этом.

Шок — это преуменьшение, чтобы описать мои чувства. Мой брат смотрит на меня, его голубые глаза оценивают меня, как те чертовы головоломки судоку, которые он так любит. И это при том, что мои родители вызвали подкрепление менее чем через двадцать четыре часа после нашего разговора.

— Итак, каким бы интересным ни был твой визит, я не совсем понимаю, зачем ты здесь. — Я нарушаю неловкое молчание.

Лукас скрещивает ногу на другом колене.

— Ты здесь? Да ладно, ты всегда был умным. Не нужно себя преуменьшать.

— Ну, я полагаю, что твое импровизированное появление больше связано с Софи, чем с билетами на финал Гран-При.

— В точку. Пришло время выпустить все наружу. Ты и я, плюс наши старые друзья. — Он берет пиво из картонной коробки и передает его мне.

Знаковый звук падающих на землю бутылочных крышек сопровождает наше молчание. Мы смотрим друг на друга в течение нескольких минут, я осушаю половину пива в несколько приемов.

Лукас постукивает пальцами по своему бедру.

— В первый раз, когда я был близок с кем-то еще после смерти Йоханны, я плакал.

Святое дерьмо. Вот как Лукас хочет начать? Я думала, что он легко заведет меня бесполезной болтовней и воспоминаниями о старых временах.

Он не дает мне возможности вмешаться, слава богу, потому что я понятия не имею, как реагировать на его признание.

— Это было всего несколько месяцев назад. Я разразился рыданиями посреди секса, и это было самое постыдное. Но это было и самое человеческое чувство, которое я испытывал после столь долгих лет. Мое сердце словно разрывалось, но в то же время снова сливалось воедино, и я ничего не мог сделать, чтобы облегчить боль. Я потратил годы, избегая Йоханну, и прожил с ней менее десяти лет. Боль, которую оставила после себя ее внезапная смерть, была пыткой. Но я надел мужественное лицо и встретил мир ради своих дочерей, потому что они заслуживают отца, который поможет им в борьбе. Родительство делает это с тобой.

— Мне так жаль. — Я сглатываю комок в горле, с трудом подбирая слова.

— Я рассказываю тебе это не для того, чтобы что жалел меня. Я делюсь своей историей, потому что ты должен понять. Несмотря на то, что я чувствовал себя дерьмом из-за того, что был с другой, я должна была это сделать. Я жил для своих дочерей, взваливая на себя обе родительские роли и игнорируя свои основные потребности. Я забыл жить для себя. Каждый день я просыпался с готовностью сделать этот день лучшим в жизни моих девочек, отказывая себе в близости и закрытости. Мне было чертовски одиноко, и я ненавидела себя за то, что злился на Йоханну из-за того, что она меня бросила.

— Иногда я ненавижу ее. А потом я ненавижу то, что чувствую, но ничего не могу с этим поделать. — Слова вылетают из моих губ шепотом.

Лукас качает головой.

— Я думаю, часть тебя ненавидит ее, когда на самом деле ты хочешь ненавидеть себя.

Как можно в одном предложении почувствовать, что Лукас провел невидимым ножом по моей груди, выплескивая мои секреты?

— Почему ты так думаешь? — я глубоко выдохнул.

— Потому что ты живешь во лжи, отталкивая других. Мне бы чертовски не хотелось быть на твоем месте, притворяться тем, кем я не являюсь, прятаться на виду у всех, живя пустой жизнью. Я принимаю свою боль, в то время как ты запихиваешь свою подальше. Уязвимость — это не слабость, это сила среди тех, кто слишком боится жить. Я перестал жить в страхе, и ты тоже должен. Пришло время отпустить его ради своего душевного здоровья и будущего. Джоанна не вернется, как бы вы ни старались сохранить память о ней. Она бы ударила вас, если бы могла, зная, что вы используете ее как оправдание для того, чтобы перестать жить полной жизнью. Она была бы чертовски зла на то, что ты отказываешь себе в любви из-за какого-то беспорядочного страха закончить жизнь, как я. И больше всего она злилась бы на тебя за то, что ты бросил меня, когда я мог бы использовать своего брата и лучшего друга.

Мои глаза отводятся в сторону, фокусируясь на фактурной стене вместо напряженного взгляда брата. В моих глазах собирается влага.

— Я подвел тебя, и мне жаль. Я был дерьмовым братом, исчезал, потому что боль была слишком сильной. Я презирал то, как больно было смотреть на Каю и не думать о Йоханне. Я ненавидел то, что заставляло меня чувствовать. Вину, отвращение, боль. И я не могу смириться с тем, что поступил так с тобой. Мне действительно чертовски жаль. — Мой голос трещит.

— Я прощаю тебя. Но способ, которым ты можешь помочь мне забыть, — это не совершить какую-нибудь дерьмовую ошибку, потому что ты боишься. Я дам тебе последний кусочек моей мысли, ради старого времени. — Он слабо улыбается мне. — Не будь идиотом. Иди к девушке, потому что те, у кого с этим проблемы, не должны быть теми, кому ты доверяешь, управляя машиной на скорости триста километров в час. Если бы я мог провести последний день с Йоханной, я бы сделал это в одно мгновение, несмотря на то, что знаю, что когда она уйдет, я снова сломаюсь. Если ты не чувствуешь ничего подобного к Софи, то отпусти ее навсегда. Но у меня такое чувство, что ты пришел к собственному пониманию того, что с ней происходит. Так что, во что бы то ни стало, выбирай контракт или выбирай ее. Но когда ты это сделаешь, пожалуйста, спроси себя: если ты отпустишь ее, сможешь ли ты, не вздрогнув, посмотреть на себя в зеркало в своем гоночном костюме Маккой? Если да, значит, ты никогда ее не любил.

И с этим мой брат пролил свет на мои самые темные секреты, высветив ложь, которую я скрывал от мира. Но самое главное, изгоняя тьму, он зажег во мне что-то, чего я и не подозревал, что мне не хватает.

Надежда.