Котировка страсти или любовь в формате рыночных отношений

Потом, когда он решил, что новизна спора уже утрачена, он убедил Карину позволить Никольскому проверить хоть квартиру в целом, всем будет спокойней. Ведь Дима был не просто человеком с улицы, и возможности имел очень большие. Но пообещал, что никто в ее одежде рыться не будет, если общий осмотр ничего не даст.

Она огласилась, видимо, прекрасно понимая, что они не так уж неправы.

Сейчас они практически пересекли весь населенный пункт за десять минут и, если верить Карине, которая периодически давала указания водителю, почти добрались до места назначения. И как раз в этот момент машина завернула во двор. Ничем не примечательный, в общем-то. Три пятиэтажки стояли в виде буквы «П», создавая огороженное пространство двора. Даже сейчас, в десять утра рабочей среды и при довольно прохладной погоде, возле подъездов расположились бдительные старушки, следящие за всем, то здесь происходит. Их машина, наверное, не совсем привычная для такого поселка, вызвала видимый интерес и оживление. Буквально все, кто сейчас находился во дворе, обернулись в их сторону. А, помимо вездесущих старушек, это были и молодые женщины, гуляющие с детьми, и какие-то, не особо трезвого вида, мужчины. Кое-кто даже выглянул из окон, видно, чтобы лучше все рассмотреть.

Костя видел, как нахмурился Никольский, которого по долгу службы напрягало подобное внимание и к персоне Соболева, и к своей собственной. Карина улыбнулась Борису.

— Мои соседи ничем вашим охранникам и сторожам не уступят, — негромко заметила она. — Все заметят и запомнят, даже то, что не надо.

— Это я уже понял. — Борис улыбнулся, впрочем, Косте было прекрасно видно, что взгляд помощника остается сосредоточенным и серьезным.

Они ни с кем не разговаривали на улице. Хоть и было видно, что Карину узнали, ни она, ни соседи не спешили здороваться друг с другом. Очевидно, Карина не стремилась становиться одним из членов местного «дружного» коллектива пока здесь жила.

— Лифта нет, этаж четвертый. — Скупо сообщила Карина, когда они, уже выйдя из машины, добрались до подъезда с кодовым замком на дверях.

Она быстро набрала какую-то комбинацию цифр, проигнорировав магнитный брелок, болтающийся на связке ключей, зажатой в ее же пальцах, и первой попыталась ступить в подъезд. Никольский нахмурился еще больше и один из охранников тут же скользнул мимо Карины, достаточно осторожно отодвинув ту от прохода. Карина фыркнула, но никак не прокомментировала это действие. А Соболеву было прекрасно видно, что она нервничает. Нервничает очень сильно, похоже, почти жалея о том, что все-таки решилась их сюда привезти. Ничего не говоря, он поймал рукой ее подрагивающую ладонь и, крепко сжав ледяные пальцы, повел Карину следом за охранником.

Подъезд оказался чистым и даже достаточно освещенным. Пролеты были невысокими, наверняка, потолки в квартире будут низкими. Костя отмечал это все мимоходом, полностью сосредоточившись на том, что старался оценить, не окажется ли это чересчур сильным испытанием для Карины. Пока она держалась достаточно неплохо.

Наконец, они поднялись на четвертый этаж.

Почему-то, ни у кого не возникло сомнений в том, какая именно дверь — нужная. Никольский, который все это время шел позади, и только теперь поравнялся с Костей, пока Карина открывала замки, тихо присвистнул.

— Знаешь, в нашем банке, в сейфе, дверь похуже. — Еле слышно заметил он.

Никольский преувеличивал. Немного. Совсем чуть-чуть. Такие двери, конечно, не поставили бы в сейф, но нечто подобное, вполне вероятно. Он не стал комментировать. Да и Борис не ждал. Им обоим все было понятно. Человеку необходимо убежище и чувство безопасности. И пусть Карина сама, своими руками отпирала замки и уезжала навстречу новой боли и издевательствам, она нуждалась в месте, которое, если не могло ее спасти, давало хоть какую-то, пусть и только воображаемую защиту и передышку. Она не от воров запиралась этими дверьми, а от своих страхов. И учитывая то, сколько лет те взращивались и подпитывались, двери могли оказаться и еще мощнее.

Тем не менее, он понимал, что она сейчас вряд ли захочет это обсудить.

Наконец, Карина распахнула двери и, глубоко вздохнув, словно собираясь с силами, шагнула внутрь, махнув и им, чтобы заходили.

Костя зашел первым, Никольский за ним. Охранники, перешагнув порог, остались у двери. Карина в этот момент набирала код на пульте сигнализации.

— Смотри. — Все так же тихо прошипел Борис, наблюдая за хозяйкой. — Наружная сигнализация, блок для внутренней, подключаемый, когда она дома, и тревожная кнопка. Не удивлюсь, если она оплатила еще и мониторинг специального кода, сигнализирующий, что охрана снимается под принуждением.

Никольский с явным интересом изучал систему. Костя же только хмуро глянул на помощника, чтобы тот перестал шипеть. И так же все понятно, не могла она по-другому.

Карина обернулась к ним. По лицу было видно, что ей совсем непросто видеть такое количество людей, тем более мужчин, в своем убежище. Она открыла рот, собираясь что-то сказать. Закрыла, Тяжело посмотрела на охранников и Никольского, перевела взгляд на него, и Косте показалось, что в синих глазах мелькнула беззащитность и неуверенность.

— Не наследите. — Тихо проговорила Карина и, отвернувшись, пошла к двери, видневшейся справа.

Константин решил дать ей несколько минут прийти в себя и пока осмотреться. Квартира, похоже, когда-то была четырехкомнатной. Сейчас, едва войдя, они оказались в студии, которую создали, объединив кухню, гостиную и еще одну комнату, судя по количеству окон. В оформлении этого огромного, по меркам типичного дома, пространства, преобладали снежно-белые и светло-голубые тона. Почему-то Константину вспомнились швейцарские Альпы с их снежными шапками и чистым, прозрачным небом над вершинами. Мысли тут же перекинулись на родителей, последние годы проживающих в Австрии, соседней со Швейцарией. Подумалось, что будет не так и просто объяснить им свою скоропалительную женитьбу, особенно матери. Впрочем, его родные давно поняли, что времена их влияния на сына канули в Лету, и оттого в его жизнь лезли редко, полностью довольные тем, как он управлял делами, поддерживая благосостояние семьи. Дочерями и внучками подруг мать его не допекала, за что Константин всегда был ей признателен, и он надеялся, что она с уважением отнесется к Карине. Хотя сейчас, так или иначе, знакомить их еще было, определенно, рано. Потому он отбросил эти мысли и вернулся к изучению комнат.

У высокого окна, сделанного, очевидно, на месте бывшего балкона, стоял круглый стол, так же, белый. Стулья вокруг него были зачехлены в светлую ткань. Казалось, таким обилием светлых оттенков Карина старалась отгородиться или отчиститься от всего, что в избытке наполняло ее жизнь грязью.

На стенах висели картины. Костя подошел к одной из них и, рассмотрев внимательней, понял, что ошибся. Это, скорее, были наброски, нарисованные простым карандашом. Кое-где, рисунки оказались оттенка сепии. На них изображались маленькие улочки, интерьеры какого-то кафе и магазина. С удивлением Костя увидел зарисовку набережной, натолкнувшей его на мысль, что не так уж и мало она гуляла по провинциальной Франции, а не только изучала интерьер гостиниц Парижа. В том, что все это рисовала Карина, он ни на миг не усомнился. Хотя ни на одной зарисовки не стояло подписи или инициалов. Ничего. Но Костя уже видел ее рисунки и мог отличить схожесть линий и какие-то мелкие нюансы, которые отличали ее руку.

Пока он рассматривал картины, Никольский, верный себе, достал какое-то оборудование, до этого спрятанное в чемоданчике одного из охранников, и вместе с ребятами начал проверять квартиру на предмет слежки или прослушки. Решив им не мешать, он пошел к двери, за которой скрылась Карина, подозревая, что там находится спальня хозяйки.

Однако стоило ему переступить порог, взгляд Соболева приковала не большая деревянная кровать, не стилизованная лепнина стен и воздушность отделки интерьера. Глаза буквально приковала к себе картина, висевшая на стене по правую руку. Так, чтоб прекрасно просматривалась с кровати, наверное. Карины в спальне не было, но он слышал, как она бродит по смежной комнате, переделанной в гардероб, судя по тому, что ему было видно в распахнутые двери, и что-то бормочет. Он хотел пойти, выяснить, все ли с ней в порядке, но так и остановился у картины. Это полотно отличалось от остальных. Рамки не было, холст просто натянули на каркас, да так и оставили. Само полотно было цветным, и написанным маслом, а не просто наброском или зарисовкой. Подписи, так же, не было. Большую часть полотна занимало изображение неба. Рассвета. Который играл и переливался всеми красками восходящего солнца и затухающей ночи.

Эта картина не казалось легкой, совсем не такой, как остальные. Этот восход солнца смотрелся настолько сильным и мощным, словно бы Соболев сам сейчас стоял посреди поля и смотрел на него. Костя даже почти ощутил на своем лице прохладный летний ветер, свежий и немного влажный от утренней росы, ощутил касание тумана. Он не взялся бы утверждать, что это написала Карина. Но…

Константин рассматривал картину несколько минут. Потом глянул в окно спальни. Снова перевел глаза на картину. И вновь посмотрел в окно. Если убрать крыши частных домов, начинающихся за ее окном, и добавить листвы на деревьях, то, без сомнения, это было то самое поле и тот же угол обзора неба. Сколько же рассветов она встречала у этого окна, чтобы вот так передать этот рассвет, со всеми его красками и даже сладковатым привкусом воздуха, разливающимся во рту при одном взгляде на картину?

Звук шагов заставил его обернуться. Его жена, все еще не подозревающая о своем статусе, остановилась в дверях гардероба и как-то настороженно смотрела то на него, то на картину.

— Долго пришлось рано вставать, чтобы так это передать? — Невозмутимо уточнил он, не ставя под сомнение авторство.

Она медлила с ответом. Но, все же, отведя глаза, бросила:

— Иногда меня по несколько месяцев подряд по утрам мучает бессонница, так что, было несложно подниматься.

Она врала. И оба это знали. По утрам ее мучила не бессонница, а кошмары, это он понял еще в первое утро, проведенное рядом с ее кроватью.

Костя подошел к Карине и, несмотря на некоторое сопротивление с ее стороны, притянул к себе и обнял.

— Кто тебе снится? — Тихо спросил он, почти на самое ухо, клянясь в уме, что жестоко уничтожит того, кто и по ночам не дает ей покоя. Во сто крат усилит муки, когда придет время. — Картов? Другие?

Она так и не подняла глаза на него. Но прижалась щекой к груди, обтянутой свитером. И снова молчала. Долго. Он уже и махнул рукой на ее ответ, решив, что и так знает достаточно.

— Отчим. — Неожиданно прошептала Карина. — Как я пыталась от него убежать, спрятаться, и как он каждый раз находил меня. И снова, и снова… — Она прикусила губу.

Константин сжал челюсти и сильнее прижал жену к себе. Этого ему уже не достать. Она сама его отправила на тот свет. Но остальным обидчикам он еще много чего может сказать и сделать.

— Подари эту картину мне. — Даже не попросил, а велел Костя.