О носах и замка́х

Сейчас ему не было до всего этого дела. Преодолев площадь, констебль заехал в здание вокзала и, минуя сонных (они всегда такие, когда речь идет о том, чтобы почтительно расступиться с приближением представителя закона) отбывающих и прибывающих, подкатил к полицейскому посту.

Здесь, как и во всем Тремпл-Толл, пост представлял собой темно-синюю сигнальную тумбу с торчащими из нее четырьмя разновеликими трубами. Также в ней имелся ящик-тубус для газет (полицейские получали газеты бесплатно), ящик с несколькими парами кандалов и цепей к ним, чайником, печкой и служебным биноклем.

На скамеечке рядом с тумбой сидел констебль Хоппер. Хоппер был не то чтобы другом констебля Бэнкса, скорее, последний более-менее свыкся с фактом его существования. Бэнкс считал Хоппера своим подчиненным, в то время как Хоппер полагал, что они равноправные напарники. Учитывая, что господин сержант Гоббин, их начальник, считал так же, как и Хоппер, порой Бэнксу приходилось с этим мириться.

Хоппер – высоченный, на целую голову выше толстяка Бэнкса, громила с квадратным подбородком, невнятным носом и почти вертикальными скулами. Характера он меланхоличного, нерасторопного, склада ума – весьма посредственного. При этом, как и Бэнкс, он был горазд на различные подлости и коварства (долг обязывал) – недаром имя у него было Хмырр.

Хоппер сидел, уткнувшись в газету. Страницы не переворачивались, а басовый храп вряд ли можно было счесть за чтение вслух – полицейский бессовестно дрых на посту. Маскировка, по мнению Бэнкса, ни на что не годилась, ведь на вокзале все знали, что констебль Хоппер просто ненавидит читать.

Бэнкс тихонько прислонил самокат к тумбе, отворил в ней небольшую дверку и перемкнул рычажок, запускающий сирену. Все четыре трубы взвыли, как сумасшедшие.

Констебль на скамейке встрепенулся, выронил газету и исподлобья поглядел на напарника, который хохоча переключил рычажок обратно.

- Нельзя так подшучивать над полицейским при исполнении,- спросонья проговорил Хоппер.

- Ну да, ну да,- хмыкнул Бэнкс.- Исполнение чего у тебя тут? Неположенных снов? Или ты пытался арестовать лунатика?

Хоппер на это хотел ответить чем-то едким и грубым, но его планы были подло испорчены собственным широким зевком, в котором мог бы уместиться какой-нибудь откормленный кот.

- В любом случае,- продолжил Бэнкс,- ты здесь засиделся. А меж тем у нас появилось дело.

- Какое еще дело?- проворчал Хоппер и почесал подбородок.

- Очень важное дело. И срочное. Нет времени рассиживаться.

Хоппер раздосадованно поглядел на напарника.

- Что? Я еще от прошлого не отошел. Нога…

- Да-да,- безразлично перебил Бэнкс.- Ну, я ведь не сержант, мне можешь не выдумывать про свою ногу. Я-то знаю, что доктор выдал тебе целый набор прекрасных пилюль и порошочков. Нога почти зажила.

- Ты не учитываешь побочные эффекты от всех этих пилюль,- пробубнил Хоппер.- Лучше бы нога болела.

Мимо как раз проехал на своем паровом самокате старший констебль Уиткин. Он бросил высокомерный взгляд на Хоппера и Бэнкса и самодовольно кивнул им.

- Мы столько сил потратили. Бегали всюду. Меня подстрелили,- продолжал жаловаться Хоппер.- И так и не добыли ни повышения, ни паровых самокатов, только выговор заработали от сержанта Гоббина. А ты о новом каком-то деле талдычишь! Нет уж, с меня хватит! Мой уютный пост, моя скамейка, и никуда меня с нее не согнать!

Бэнкс поморщился. Он, разумеется, знал, что ему придется уговаривать напарника, но тот оказался настроен более неприязненно, чем он думал.

- Как ты не понимаешь!- воскликнул толстый констебль.- Новое дело – это и есть способ заработать повышение! Добыть новые самокаты!

- Ты уже так говорил, Бэнкс, и к чему это привело? Моя нога…

- Хватит уже про свою проклятую ногу!

- Я не хочу больше получать выговор от сержанта Гоббина.

- А кто хочет? Кто хочет-то? Дело, о котором я толкую, имеет к нему прямое отношение. Именно он велел мне им заниматься!

- Что?- Хоппер почуял какой-то подвох. Он знал, что Бэнкс в подвохах собаку съел.- Как это?

- Долго объяснять. Я тебе все расскажу по дороге.

- Снова нужно куда-то волочиться?

- Переживешь! Ты хочешь повышение или нет?

- Ну, ээээ… Ты требуешь слишком многого, Бэнкс. Я же простой констебль, я не должен расследовать никакие дела. Как вспомню, сколько мы исходили миль туда-обратно в прошлый раз, мне вообще перестает хотеться когда-либо вставать на ноги. Да и вообще, я подумал: не стоит оно того. Звание старшего констебля только прибавит больше обязанностей, а самокаты…

Что ж, против парового самоката у него аргумента не было – он давно о нем мечтал.

- К тому же,- закончил Хоппер,- Лиззи должна принести мне ланч. Что будет, если она придет, а меня нет? Она будет злиться.

Бэнкс слушал все это с явным раздражением на лице. Он считал, что сестра его напарника дурно на него влияет, а тот ей слишком потакает во всем. У мисс Лиззи Хоппер было множество утомительных правил, которые ее брат как миленький соблюдал – послушание напарника вызывало у толстого констебля приступы тошноты. Хоппер слушался мисс Лиззи, как мамочку, при том что она была младше. Он никогда ей не перечил и даже носил колючий шарф, который она связала.

Еще мисс Лиззи была на дух не переносила напарника своего брата, не отвечая на его авансы и стараясь избегать его при любой возможности. При этом она явно настраивала этого громилу против него, Бэнкса… И сейчас он просто не мог позволить ей испортить его новое дело! Нет уж!

У Бэнкса вдруг созрела идея. Мисс Лиззи, сама того не зная, сыграет ему на руку.

- Ты ведь давно хотел купить Лиззи ту брошь, помнишь?- напомнил коварный Бэнкс.- На которую тебе всякий раз не хватает. Ты упустил, что с повышением идет и прибавка к жалованью.

- Гм.

Хоппер выглядел задумчивым и уже не таким категоричным. И все же послаблять напор было рано – Хоппер заглотил наживку, но мог вот-вот сорваться с крючка.

- Ты же помнишь, что мистер Кирби обещал придержать для тебя эту милую вещицу, если мы закроем глаза на кое-что?

«Кое-чем» было то, что люди упомянутого Кирби сломали ноги женщине, которая не смогла вернуть долг.

- Помню,- пробубнил Хоппер.- Он сказал, что продаст ее только мне.

- А Лиззи ведь целую неделю тебе ныла, как ей понравилась брошь, которую она увидела в витрине ломбарда «Кирби-Бёргес»…

- Ну да…- уверенность Хоппера всего за какие-то полминуты растаяла, как свеча, которую подожгли газовой горелкой: только что он был тверд, но Лиззи… она и правда так хотела эту брошь, так ею восхищалась.

- Кажется, ты при мне клялся добыть ей ее рано или поздно,- затянул петлю Бэнкс.

- Да, брошь для Лиззи…- Хоппер хмуро поглядел на напарника.- Дело долгое?

- Совсем нет! И я знаю, что нам делать… Твой кузен ведь еще служит полицейским пересыльщиком в Управлении пневмопочты?

- Он же мне не кузен,- занудно уточнил Хоппер.- Я тебе говорил, Бэнкс: он мой четвероюродный брат по линии тетки.

- Да-да-да!- равнодушно прервал напарник.- Так служит?

- Куда ж ему деться-то? Работенка непыльная. Бегать никуда не нужно.

- Мы сперва к нему отправимся, а после прямиком к нашему дорогому господину с газетным зонтиком.

- Что?- нахмурился Хоппер.- А этот здесь каким боком?

- Скоро узнаешь,- усмехнулся Бэнкс.- Скоро узнаешь.

***

Джаспер Доу был крайне непоседливым и любопытным мальчишкой. А такие мальчишки больше всего терпеть не могут, когда от них что-то скрывают. Особенно если это что-то очень уж таинственное.

Джаспер всегда боролся со скрытностью дядюшки как только мог: выпытывал, канючил, применял другие детские, но весьма успешные, методы воздействия на взрослых. И прежде дядюшке Натаниэлю было действительно проще все рассказать, чем выдерживать подобные профессиональные пытки, но сейчас он погрузился в свои мысли так глубоко, словно заперся в комнате и проглотил ключ.

После Железного рынка дядюшка молчал, не заводя разговор ни о деле, ни о чем бы то ни было вообще, и Джаспер какое-то время держался. По реакции обычно бесстрастного Натаниэля Френсиса Доу в лавке «Когвилл и сыновья» он понял, что тому открылось нечто важное. Племянник ожидал, что дядюшка поделится с ним всем как только они покинут пыльную дымную тучу, но тот подло молчал, даже когда избавился от неудобных очков и шарфа.

По раздраженному лицу дядюшки Натаниэля, оглядывающему собственный костюм, было понятно, что он не успокоится, пока любые следы его пребывания в зловонной балке не исчезнут. Посему, оказавшись на улице Семнадцати Слив, он тут же уверенно пошагал в сторону здания суда Тремпл-Толл, и Джаспер, в нетерпении покусывая губу, отправился за ним. Он знал, куда дядюшка направляется.

Неподалеку от входа в цирюльню «Напудренный парик Финтифлюсса» стоял чистильный шкаф. Невысокая бордовая будка привалилась к зданию, как нетрезвый завсегдатай паба. Возле ее дверцы, задрав голову, стоял немолодой джентльмен в длинном сюртуке. Он глядел на рыжую лампу и, дождавшись, когда та потухла, отворил дверцу, достал из шкафа пальто и цилиндр, надел их и двинулся в сторону здания суда – судя по всему, это был какой-то адвокат.

Доктор Доу меж тем открыл дверцу чистильного шкафа, снял свои пальто и цилиндр. Пальто он надел на специальный манекен, цилиндр нахлобучил на его безликую голову. После чего затворил дверцу, закинул в щель для монет, на которую указывало изображение вытянутого пальца, фунтовую пуговицу и перемкнул рычаг. Шкаф заработал, из него раздались скрежет механизмов и шуршание щеток. Натаниэль Доу задрал голову и уставился на индикатор готовности – лампу в небольшой нише под вывеской «Чистильный шкаф № 214».

Когда-то в Тремпл-Толл такие чистильные шкафы стояли на многих перекрестках, но в нынешнее время, к особому огорчению доктора Доу, фанатичного последователя идеального внешнего вида и порядка в одежде, по всему Саквояжному району их осталось не больше десятка. Нет, шкафы до сих пор стояли на своих старых местах, но на многих висели замки, в некоторых жили коты и нищие, еще какие-то были забиты всяческим хламом. Власти Тремпл-Толл занимались лишь придумыванием очередных нелепых законов – им не было дела до ремонта и обслуживания чистильных шкафов, в то время как на Набережных, в Сонн и Старом центре все шкафы до сих пор исправно работали.

Наконец, лампочка потухла, внутри шкафа загудела вытяжка пыли, и все затихло.

Доктор открыл дверцу, снял с манекена пальто и цилиндр, многозначительно поглядел на племянника. Джаспер покачал головой. После чего, увидев, что многозначительность дядюшкиного взгляда не меняется, с тяжким вздохом снял свое пальтишко и, встав на цыпочки, надел его на манекен. Дядюшка закрыл дверцу, закинул в щель еще фунт и, проявив невероятную щедрость и вообще широту души, позволил Джасперу самому нажать на рычаг.

Сбоку от шкафа расположился со своими кремами и щетками мальчишка-чистильщик обуви. Когда туфли очередного адвоката, читавшего газету в процессе, были как следует отполированы, чистильщик поглядел на доктора Доу и Джаспера:

- Чистка обуви! Не желаете почистить вашу обувь, господа?

Каким бы ни было заманчивым это предложение, доктор Доу был вынужден отказаться: чистить туфли перед тем, как отправиться туда, куда он собирался ехать, было так же бессмысленно, как подметать набережные у Пыльного моря – все равно за пару часов заметет так же, как и было.