Жернова. Книга 2

Было ясно, что говорит он вовсе не о деньгах, отданных Джергу Ригану. Тяжело ступая, подошел. Твердая ладонь легла на затылок, и на миг напрягшись, Бренн тут же расслабился. Насколько разным может быть один и тот же жест, — когда тяжелая ладонь дрессировщика ложилась на его загривок, сдавливая шею, он чувствовал или равнодушное пренебрежение, или смертельную опасность… А сейчас… Сейчас — лишь тепло и заботу. Глубоко вдохнув, он понял, как сильно тосковал по запаху дыма, железа и огня, пропитавшему рубаху кузнеца.

— Времени у нас мало, — прогудел над ухом Морай, легонько отстраняя Бренна. — Не поговорить вволю. На Вишневую уж точно еще не раз кто-нибудь из твоих врагов припрется вынюхивать да выискивать, и мне надобно быть на месте — чтоб все видеть и все знать. А в Канаве к рассвету наверняка облавы пойдут…

— Откуда ты про облавы прознал, афи? — вскинулся Дуги. — Они ж всегда их неожиданно устраивают, чтоб врасплох застать…

— И прознавать тут нечего. Чтоб хозяину Казаросса угодить да деньгу поиметь, ради поимки твоего дружка расстараются. А где беглые, нищие да калеки хоронятся? Окромя дома на Вишневой, перво-наперво его тут начнут искать, ну а заодно и облаву устроят, чтоб проверить кто в сети попался…

Морай повернулся к Бренну, засучивая рукава, и поставил на стол бутыль с бледной зеленовато-синей жидкостью. — Давай-ка к делу… Рубаху снимай. Будем из тебя свободного человека делать… — Оттянув кожу на лопатке приемыша, он внимательно осмотрел клеймо Казаросса. — Краска глубоко въелась. Надо или срезать, или выжечь. Лучше выжечь — и быстрей, и крови меньше — запечется. И заразу огонь уймет… — говорил короткими, рублеными фразами Морай.

— Выжигай, афи… — пожал плечом Бренн, — не в первой…

— Тогда, глотни вот, — кузнец плеснул в кружку на два пальца жидкости из бутыли.

— Синюха?

— Она самая. Только малость покрепче будет, чем та, которой Мартен своих гостей поит, не в обиду тебе сказано, новый ученик, — он вскользь глянул на смутившегося Дуги. — Зато и боль уймет, и заснешь быстро… А то колотит тебя всего…

Глотнув, Бренн задохнулся, — синюха, как живое пламя обожгла пищевод, запалила костер в желудке и ударила в голову. — Ну, ты и скажешь, афи, — малость покрепче, — пробормотал он, откашлявшись. Сжал зубами тряпку, которую ему сунул Дуги, уперся ладонями в столешницу и уставился на затертый рисунок парусной лодки, выцарапанный на ней столовым ножом года в четыре.

С неприятной процедурой Морай тянуть не стал. Взяв из пылающих углей накаленное до нужной температуры тавро, одной рукой он придавил плечи Бренна к столу, — и левую лопатку тут же прострелило кошмарной болью, пробившей тело от поясницы до глазных яблок. Дуги сморщился, будто жуткую процедуру проделывали именно с ним. А Бренн замычал, грызя тряпку… Проклятье! Как он не храбрился, как не строил из себя ко всему привычного бойца, к такой боли не притерпишься. Хотя за месяцы дрессировок он не раз получал ожоги, но к «ласке» раскаленного железа так и не привык.

Глухо бормоча в бороду наговор, опекун наложил на рану повязку, пропитанную пахучей мазью, и в несколько слоев закрепил ее чистыми полотняными бинтами. — Лечишь меня как лошадь, — просипел Бренн, ощущая, как в месте ожога боль чуть стихает, переходя из острой в ноющую.

— Да без разницы, — хмыкнул кузнец… — Второй повязкой он закрыл глубокий ожог на бедре, который Бренн устроил себе сам с помощью прута пинчера. Дуги все это время ходил из угла в угол, сочувственно мыча. Постепенно боль притупилась и стала какой-то далекой. Бренну жутко захотелось спать.

— Афи, ты случаем не догадался, кто велел Зигору кишки мне выпустить… — вяло пробормотал он, — я каждый сраный день об этом думал…

— И чего надумал?

— Да так ничего так не понял… Хотя Вислоусый даже не скрывал, что меня заказали, но кто именно — не поминал… А может, и сам не знал, если заказ его начальству пришел… — Бренн почти шептал, засыпая на скамье. Он давно не брал в рот крепкого спиртного.

— Само собой, он лишь подручным был, — буркнул кузнец. — Да порученное дело до конца не довел… Повезло тебе, что… Ладно, завтра об этом… — закончил он, — завтра…

— Почему завтра? — вскинулся Бренн. Сонливость, как рукой сняло. — Ты что-то знаешь, афи? Так скажи — не тяни жабу за хвост!

— У жабы нет хвоста, а вот у давних дел имеются — шибко длинные, навроде змеиных, — спокойно ответил Морай, и тут же повернулся к Дуги: — Разбей-ка угли в очаге и сыпани песка. Не дело это, чтоб из трубы заброшки дымок курился…

— Афи! — не выдержал Бренн.

— Ты полгода терпел? Значит и до завтра дотерпишь. Разговор долгий…

Бренн пытался возразить, но веки стали тяжелыми, а язык будто прилип к небу. Мысли путались. Ааа… — проползла в голове вялая мысль, — верняк, афи сонной травы в синюху добавил…

— Ты, Дуги, дверь изнутри замкни, а я снаружи на нее старые доски насажу, да замок навешу — никто не сунется… — как сквозь воду слышал Бренн слова опекуна, проваливаясь в сон. Впервые за полгода неимоверного изнурительного напряжения, он расслабился. Ни боль, ни страх, ни смертельная опасность, трижды угрожавшая его жизни за этот бесконечно долгий день, не смогли противостоять мощи синюхи, целебному наговору и тихому урчанию кота.