Жернова. Книга 2

Глава 13. Охота

Лаар, Дивный лес 15 лет назад

Бренн закинул голову, глядя на свет неба, едва пробивавшийся через путаницу ветвей высоко над его головой. Нет, над головой прионса Рунара — его отца… Глубоко вдохнул терпкий лесной воздух, но тут же понял, что наблюдает за всем происходящим будто со стороны, не имея возможности как-то влиять на происходящее…

Отряд сопровождения прионсов состоял из нескольких Непорочных высшего ранга с эдирами, двадцати охранников с огневым оружием, десятка слуг и тридцати пеших порхов. Они поочередно тянули повозки со всем необходимым для успешной охоты, и колесную клеть, где сидела невольница. Девушку трудно было назвать красивой — в глаза бросался ее приплюснутый нос, припухшие красноватые веки и белесые ресницы, но кожа ее сияла молочной белизной, а волосы цвета снега доходили до пяток. Отупев от терзавшего ее страха, порха тихо скулила и таращилась бледно-голубыми выпуклыми глазами на подступающий к дороге густой лес.

— Зачем звероловам невольница? — спросил Рунар, видя, как девушка прикрывается прядями волос от похотливых взглядов слуг. Ему было тревожно и неприятно, и теперь он жалел, что заранее не узнал подробности ритуала отлова детенышей тсаккура. Дивный Лес будоражил непривычными запахами и звуками, вызывая рассеянность и головную боль. Мощная сила яджу пронизывала его насквозь. Даже небо, изредка появлявшееся в просветах густых крон, удивляло странным сизо-багровым цветом. Жрец-наставник Ирвинус, с совершеннолетия обучавший Рунара управлению яджу, услышав его вопрос, лишь беспомощно развел руками, отведя глаза.

— Сархи — каннибалы, Ваше Высочество, — как и многие другие племена в Умшигтайских долинах, к примеру — те же йену, охраняющие Розаарде, — охотно ответил Главный егерь, однорукий Педр, жилистый крепкий, с быстрыми темными глазами. — Их колдуны проводят всяческие ритуалы, и упитанная снежноволосая девственница с бледной кожей — именно то, что они всегда выпрашивают перед участием в Отлове.

— Что с ней будут делать, — поинтересовался Лизард, и Рунара взбесило любопытство брата.

— Известно что, Ваше Высочество. Будут полгода откармливать, как гуся… и принесут в жертву ихнему идолу Плодородия, храфн его за ногу, — пояснил егерь.

— Это как? — Лизард привстал на стременах, с любопытством оглядывая тело бледнокожей порхи. Его возбуждение показалось Рунару болезненным. Перед отправлением на свой первый «ритуал отлова», Рунар волновался. Конечно, ему хотелось увидеть мифический древний лес, проявить смелость и сообразительность, чтобы потом рассказать о своем приключении Кьяре и увидеть восторг в ее глазах цвета солнечного камня. Однако ни на день он не желал оставлять ее одну, признаваясь себе, что боится за юную жену. Хотя, казалось бы, кто может принести вред законной супруге прионса? Никто, никогда! Но если это так, то куда пропадали некоторые женщины, с которыми он вступал в связь? И распутные девы из знати, и простые горожанки из Грайорде? Месяц-два пылких ласк, и женщина, с которой он проводил время, бесследно исчезала. То же самое случалось и с подружками его брата, который предпочитал в любви многообразие, вступая в отношения со всеми подряд, невзирая на пол и возраст. Невредимы оставались только хусры из лучших Веселых домов Верхнего города, которые Рунар, как и все молодые ноблесс, посещал с совершеннолетия «для полового здоровья и сброса избыточной энергии», по выражению его наставника Ирвинуса.

— Порху держат в тесной клетке, чтобы она как можно меньше двигалась. Обильно кормят, а когда она уже не хочет иль не может жрать, вставляют в горло трубку и пропихивают в желудок жирную перемолотую пищу — орехи, масло, вареное зерно. Когда девка разжиреет, как свиноматка… сархи ее зажарят.

Рунара затошнило. Он подобрался и резко спросил: — Ирвинус, до сих пор я не особо вникал в религиозные культы Лаара… Объясни, каким образом Орден Непорочных, возносящий почести Светлому Жизнедателю, поощряет связи с каннибалами, которые поклоняются идолам Канииба? Ведь именно за это жрецы Непорочных казнят гнилых урхуд, а сейчас мы сами везем невинную деву для жертвоприношения! Как это может быть, Ирвинус?

— Это не дева, мой прионс, это порха, — спокойно ответил жрец, однако он смотрел куда угодно, только не на в глаза Рунару. — Мы отдаем сархам не человека, мы отдаем им скотину. И в этом вина самой порхи, о чем вы прекрасно знаете с детства…

— Ну, конечно… И как это я забыл, — раз человек стал порхом, по рождению ли, либо по другой причине, значит, Жизнедатель не счел его достойным обладать свободой.

— Именно так, мой прионс, — устало кивнул Ирвинус.

— У меня нет аргументов в споре о религиозных культах. Пока нет. — Рунар не сводил упорного взгляда с учителя-Жреца. — Но в твоих доводах, и вообще в мировоззрении лаарцев я постоянно ощущаю червоточину… Что-то неправильное… Может, порхи и нужны… для процветания государства, и каннибалы приносят пользу, но порхи — живые люди, не совершившие преступлений…

— Совершившие, — спокойно прервал его Ирвинус, — потому они и порхи… — Он поднял глаза, прямо посмотрев на ученика. — Так решил Жизнедатель.

— Я считаю, что мы нагло обвиняем Жизнедателя, чтобы самим не нести ответственности за свои извращения и преступления! Ведь это мы, а вовсе не Бог, обращаем других в рабство для удовлетворения своих гнусных желаний и одержимости властью… Это мы придумываем удобные законы и убиваем себе подобных, наслаждаясь их мучениями. И при этом лицемерно прячемся за спину Бога, делая его «козлом отпущения». И даже Он оказывается беззащитен перед людской паскудностью.

— Я думаю, мой прионс, вам стоит чаще обсуждать вопросы веры с Отцом всех Непорочных, великим Скаахом ан Хар… — сухо ответил Ирвинус, оборачиваясь и проверяя, не слышит ли кто еще крамольных речей его воспитанника. — Как делает ваш брат Лизард… Владыка тайного прояснит все, что вам захочется прояснить. Уверен, после общения с ним, у вас не останется ни одного вопроса…. Как у вашего брата, мой прионс…

Рунар отвернулся, скользя взглядом по тянущимся вдоль Тракта зарослям. Он с детства терпеть не мог Верховного Жреца, хотя тот делал все возможное, чтобы завоевать доверие обоих близнецов. Причем особенно старался и заискивал перед Рунаром, однако под его влияние попал только Лизард. И когда Рунар видел, как брат обращается с невольниками, ему все чаще приходило в голову, что Жрец обучил Лизарда не только владению яджу.

И вообще, в последнее время накопилось очень много вопросов, очень много… Странные события происходили в королевском дворце уже давно, но Рунар обычно отмахивался от того, чего не мог объяснить… Страшные видения посещали его в снах… Или это были вовсе не видения? Ему казалось, что он приближается к чему-то жуткому, скрытому от него мглистой пеленой. Он хотел поговорить с матерью, но сейчас она была целиком поглощена своей дочерью — годовалой Илайной. Он поговорит. Уже завтра. Как только вернется в Бхаддуар…

— Как сумели проложить через Лес такую прямую и безопасную дорогу? Я заметил, что даже мелкие зверьки не выходят на него? — Рунар прекрасно «видел» причину этого удивительного свойства тракта, но хотел сменить тему.

Ткнув пальцем в черные камни, вкопанные по обеим сторонам дороги, Педр лишь подтвердил то, что Рунар уже давно знал: — Все благодаря этим камням, залитых яджу по самые верхушки еще тыщи лет назад, при короле Мурдахе. И потому, когда здесь движется, отряд егерей, охотников иль армейцев, либо обоз с порхами из Умшигтая, то на Заповедный тракт ни один зверь не ступит, и никакой гад не выползет. Даже птица над ним не пролетает. Без дороги мы бы добирались до места не меньше недели, постоянно подвергаясь опасности быть сожранными, а по тракту — уже сегодня дойдем…

Через пару часов стена огромных деревьев стала редеть, и тракт вывел их на пологий холм, с которого открывался вид на холмистую равнину, поросшую золотистыми травами и зарослями цветущих кустарников. У подножия холма за высоким частоколом, украшенным гирляндами побелевших на солнце людских черепов, располагалась большая деревня сархов.

После царившей на Тракте прохлады, зной казался особенно тягостным. Воздух дрожал над землей зыбким маревом. А вверх по холму уже поднимались ширококостные кряжистые сархи с темно-желтой кожей, гнавшие обнаженных невольниц. Мужчины были вооружены копьями с листовидными наконечниками, мощными луками, шипастыми щитами и тяжелыми палицами, утыканными лезвиями обсидиана.

Остановившись шагах в двадцати, сархи упали на колени, положив оружие и щиты на траву, прижались лицами к земле. Затем старший из них — кривоногий старик с костяным жезлом, медленно поднялся, не выпрямляя спины, и проскрипел, скаля в подобострастной улыбке подточенные, выкрашенные красным, зубы. — Сыны Великой Милостивой, — сархи готовы служить вам. Вечно. Зверовщики сторожат логовище тсаккура. Самка родила четверых кутят, они подросли как раз до такого возраста, когда еще не опасны, но уже окрепли.

Выдержав паузу и поджав губу, Главный егерь важно кивнул, небрежно сообщив: — В награду за преданность мы привезли сархам желаемое. Снежную деву.

Аборигены заволновались. По знаку Педра слуги толкнули к старику беловолосую порху, при виде которой его маленькие черные глазки похотливо заблестели. Жесткими темными пальцами с длинными ногтями он помял порхе грудь и ягодицы. Дернул за волосы, задрал губы, оглядев зубы и десны. Потом резво присел на корточки и протолкнул в промежность замершей от ужаса невольницы, грязный костистый палец. Потыкав, прищелкнул языком, выказывая одобрение. Рунар брезгливо отвернулся, увидев, как половой орган старика вздыбился под юбкой, натягивая рыхлую ткань. Удостоверившись в целостности товара, сарх почтительно склонил голову, не переставая улыбаться.

— Сархи благодарят Сынов Милостивой за их дар. Приманки готовы для отбора! — старик указал на десяток умшигтаек, покорно ждавших своей участи. Рунар вздрогнул, не веря услышанному. — Приманкой служит женщина? — резко повернулся он к егерю. Педр снисходительно кивнул:

— Аборигены частенько используют в качестве приманки пленных из других племен, обычно — сочных девок. Дети и старики слишком медленно бегут.

Стиснув зубы, Рунар грязно ругался про себя, проклиная себя, жрецов, сархов, Дивный лес и Бхаддуар.

— Пойдешь выбирать кусок жирного мясца для тсаккура? — позвал его Лизард, сверкнув жемчужными зубами, — или будешь размышлять о вечном? — Он встряхнул светлыми кудрями и расхохотался, увидев отвращение на лице брата. Напряженно улыбаясь, Лизард не торопясь осматривал каждую порху. Возбуждение прионса было заметно всем — раздутые ноздри, лихорадочный румянец, высокий, срывающийся голос. Наконец, он ткнул хлыстом в выпирающий живот беременную порху с набухшими грудями. Старый сарх удовлетворенно кивнул, заглядывая в лицо Лизарда: — Сочная, спелая приманка, сын Великой Милостивой. Господин не пожалеет о своем выборе…

Старику подали глиняный сосуд. Порхе запрокинули голову, сжали ноздри и, когда она открыла рот, сарх стал вливать ей в глотку остро пахнущую похожую на бурую грязь жидкость. — Что за гадость? — Лизард с мутными глазами и блуждающей полуулыбкой внимательно следил за давящейся порхой.