Встречи с неведомым

Навье поселение

Я приезжал в Шипов лес весной. Охота меня никогда не привлекала, я выбирался туда просто так, перезарядиться, когда от работы и бесконечной суеты становилось совсем невмоготу.

В тамошнем лесничестве был у меня хороший знакомый – Федор Лукич. Ещё не старый, но бывалый, с непростой судьбой, жил он бобылём и бесхитростно радовался каждому гостю.

- Живи у меня, сколько хочешь, дружище! - приговаривал он, перебирая гостинцы и сокрушаясь, что я всегда приезжаю не в сезон и никак не выберусь с ним на кабана или хотя бы дичь пострелять.

У него я оставался погостить на несколько дней. Я очень ценил это время – свои дальние прогулки по полюбившимся местам, наши вечерние разговоры… Лукич был прирожденным рассказчиком, в лицах травил охотничьи байки, любил «перетереть за жизнь», посплетничать. Не касались мы только одной темы – необъяснимого и загадочного. Я и помыслить не мог, что Федор Лукич не только знает подобные истории, но и является живым участником одной из них!

В тот раз о котором пойдет речь, навестил я Лукича перед Пасхой. Вечером под Чистый четверг в доме лесника собрались егеря – обсуждали предстоящую охоту на птиц, говорили что-то о сроках, запретах… Я не прислушивался, если честно, не люблю подобные темы. Под их разговоры размечтался о своём, предвкушая одинокие дальние прогулки по дубраве. Места я знал неплохо – успел выучить за прошлые визиты.

Очнулся от грёз, когда рядом громко засмеялись мужики.

- А ты всё так же блажишь, Лукич! Опять в баню потащишь? И не жалко добро переводить?

Лукич в это время собирал на тарелку остатки еды – хлеб, кусок колбасы, картофелину, стакан беленькой…

- Обычай соблюсти надо.

- Да откуда ты нахватался такого? Перед кем соблюсти? Банника задабриваешь? – беззлобно поддевали собравшиеся.

- Ох и язвы вы, мужики! Не банника. Для навий гостинец готовлю.

- Для навий? – удивились гости, - Это кто ж такие-то, Лукич?

- Кабы я знал…

Я не утерпел, вмешался, попросил:

- Расскажи Лукич, что за навьи? И почему ты их угощаешь?

Лесник зыркнул на притихших егерей, потом потребовал:

- Если никто насмешничать не станет, так и быть, расскажу одну историю. Давно она случилась, я тогда молодым балбесом приставлен был на обучение к местному лесничем. Помните ещё деда Митрия? – обратился Лукич к собравшимся. Кто-то пожал плечами, кто-то кивнул.

- Ты, Лукич, в лесничестве уже давненько, кажется, что всегда на этом месте состоял.

- Время неумолимо, – вздохнул Лукич. - Стирает воспоминания, людей, прожитые годы…

- Не разводи философии, хозяин, рассказывай по существу, раз обещал.

- Ну, слушайте сюда... Я по молодости частенько охотился с дедом Митрием, он меня в приемники готовил, обучал премудростям и тонкостям.

Раз по весне обсуждали мы, вот как с вами сейчас, когда открывать охотничий сезон на дичь. Он же короткий совсем, нужно успеть. Митрий покумекал и решил – сразу после Пасхи начнём. А мне ждать не хотелось - приспичило пострелять аккурат в Пасхальную неделю. Митрий ни в какую не соглашается! Нельзя, говорит, в это время охотиться, гневить лесного хозяина... То да сё… Я возражаю, спорю...

Крутенький разговор у нас тогда вышел! Я дурной был, строптивый да упёртый – если что втемяшится, ничем не перешибешь! Сначала делал, а уж потом задумывался о последствиях… Да-а-а…

Вообщем, собрался спешно и двинул на ночь глядя. Сам. Местность знал хорошо, ружьишко было при мне, не раз в дело пущенное, пристреленное…

Однако в тот раз что-то пошло не так - то ли свернул не туда, то ли меня специально повело по иному пути. Часа через полтора ходу понял, что заплутал. Незаметно и быстро стемнело. Потянуло холодом… И опустилась на всё тишина.

В лесу ночью множество звуков можно услышать - треск, шорохи, вскрики сов. А тут – полнейшая тишь. И как-то пробрало меня. Очень не по себе вдруг стало! Словно всё чужое вокруг, враждебное, словно лес затаился и наблюдает за мной.

Плюнул я с досады, решил возвращаться. Да только не соображу, откуда пришёл! Компас сбился – стрелка колотится как шальная.

Фонарика у меня с собой не было – только почти опустевший коробок спичек. Говорю же, собирался в спешке, раззадоренный… а зло плохой советчик.

Так вот. Достал коробок, осторожно чиркнул пару спичек, присветил крошечным огоньком близко подступившую темноту впереди. Деревья здесь стояли пореже, вдоль скатывающейся вниз дорожки разросся шиповник, а чуть дальше вроде как наметились строения. Все это я охватил за пару секунд, пока не погасли спички.

Неужели деревня? Единственное известное мне поселение находилось совсем в другой стороне. Но рассуждать я не стал, больше обрадовался этому обстоятельству и решил пойти посмотреть, может удастся на ночлег напроситься, до утра переждать.

Чем ближе подходил я к домам, тем тревожнее становилось. В деревне даже ночью светятся окошки. Брешут собаки, можно увидеть на улочке местных…

Здесь же стояла глухая тишина и темнота, ни звука ни доносилось со стороны поселения.

Заброшка. Я понял это, когда ступил на улочку меж домами. Их было пять, с пристройками и сараюшками-развалюхами. К этому времени запас спичек почти иссяк – я то и дело подсвечивал себе дорогу.

У самой крайней избы я остановился, соображая что предпринять.

Не хотелось лезть в заброшенный дом, но и на улице оставаться было боязно – мало ли кто из зверья мог сюда забрести.

Пока я раздумывал, тучи разошлись и яркий лунный свет залил окрестности.

И тогда я увидел на дороге местного! Мужик неспеша двигался ко мне со стороны леса. Шёл медленно, чуть приволакивая ногу. Из-за этого его походка выглядела неестественной, деревянной.

Сначала я обрадовался появлению человека и окликнул:

- Здорово, хозяин! Это что за деревня?

Он не ответил, продолжая идти в мою сторону. Теперь мне стала заметна его неестественная худоба. Был он сморщенный, иссохший, словно провяленный солнцем. В непонятном тряпье и продырявленной кепке.

Я стоял и смотрел на мужика, не зная, как поступить. Его появление выглядело зловеще и самое правильное было бы убраться поскорее. Однако я отчего-то медлил.

- Здоровы будьте, - снова обратился я к нему.

Человек дернулся и замер, словно мое приветствие прозвучало неожиданно. А потом медленно повернулся в мою сторону всем корпусом. Маленькие запавшие глаза его без выражения смотрели сквозь меня…

- Лукич, да ты никак про зомбей нам байку втираешь? – подал голос кто-то из мужиков.

- Сам ты зомбЯ, – рассердился лесник. - Тогда про эту заграничную пакость и слыхом не слыхивали!

- Да по описаниям получается точно зомби!

- Вот умники выискались! Сами тогда рассказывайте…

- Да ладно, не сердись, Лукич, - не смолчал и я. – Рассказывай. Что дальше-то было?

- Интересно значит? Ну, то-то. Не перебивайте тогда и слушайте.

Так вот. Поздоровался я. Повторил погромче:

- Вечер добрый, хозяин!

И опять никакой реакции! Он просто продолжал смотреть сквозь меня. Лишь наклонился чуть вперёд, словно принюхиваясь к чему-то.

- Где здесь можно переночевать? Я заблудился, а в окрестностях бродит медведь.

Про медведя я приплёл специально, разжалобить хотел, расположить к себе.

Странный человек с трудом приподнял руку и сделал приглашающий жест. А после побрёл в сторону крайнего дома.

Расценив это как приглашение, я двинулся следом, на всякий случай уточнив в спину:

- Я не бесплатно! Я отблагодарю!

Реакции не последовало.

Поднявшись по шатким ступеням, я осторожно зашел в помещение. Большая комната на несколько окон была бедно и убого обставлена.

Лунный свет беспрепятственно проникал сквозь пустые оконные проемы, и видно было земляной пол, грязную лавку, печь у противоположной стены. С низкого потолка свисали гроздья спутанной паутины.

Словом та еще обстановочка. Нежилая. Необихоженная.

Местный прошел к печи и замер подле неё, спиной ко мне.

Я тем временем достал из мешка завернутый в тряпицу хлеб, сало да луковицу, положил на лавку.

– Примите от меня гостинец к общему столу.

В этот момент луну скрыли тучи – внезапно потемнело настолько, что не разобрать стало ничего вокруг.

- Темновато тут, хозяин, - стараясь не выдать своего страха, нарочито бодро произнёс я.

В ответ - опять молчание.

- Свечку бы, - с этими словами поджег я предпоследнюю из оставшихся спичек. Та вспыхнула и погасла, но я успел увидеть, что мужик, как и прежде, оставался на месте, у печи. Только теперь он раскачивался из стороны в сторону как заведённый.

Смотреть на это было странно и жутко!

Что за чертовщина?

Куда я попал?

Мне вдруг подумалось, что на улице будет безопаснее, чем здесь. Но страшно было просто повернуться и выйти, что-то мешало мне, сдерживало – я не знал, чего ожидать от этого странного мужика. Сердце сбивалось, ухало где-то у горла, мешая дышать...

- Знаете, - внезапно обратился к нам Лукич, - каждому человеку назначен свой предел страха. За которым - только паника, шок, неспособность что-то соображать и предпринять! Я свой прочувствовал именно тогда! Мне и сейчас страшно делается от воспоминаний…

- Не отвлекайся, Лукич, продолжай!

- Продолжаю, - вздохнул лесник. – Постоял я ещё немного и решился… Бросил в темноту:

- Пойду, покурю, хозяин!

Повернулся как мог спокойно к выходу и еле сдержал крик!

Позади меня, почти вплотную, кто-то стоял!

Я схватился за спички, но луна как по заказу осветила помещение.

Передо мной стояла женщина. Ссохшаяся кожа липла к черепу неровными складками, крошечные мутные глаза почти утонули в провалившихся глазницах, на голове было наверчено что-то пёстрое, вроде косынки, длинная простая рубаха в пол испачканна в земле, заскорузла по подолу чем0-то красным. Взгляд был отсутствующий, пустой. Совершенно безжизненный.

Откуда она появилась? С какими намерениями приблизилась ко мне столь бесшумно? Так близко? Что собиралась сделать? Я тогда не задумался. Лишь сжал покрепче ружье и сбивчиво произнес:

- А вот и хозяйка. Доброго вечеру тебе. Охотник я, вишь ружьишко при мне. Хорошее, не раз испытанное.

В ответ – ничего! Никакой реакции на мои слова. Женщина не двигалась и почти заслоняла выход.

Тогда я вспомнил про окно, сделал шаг в его сторону…

Господи боже! В проеме со стороны улицы стоял ещё один местный! На фоне лунного света мне виделся только чёрный силуэт.

Несмотря на лютый страх, мыслил я на удивление быстро и чётко. Подобрался, перехватил поудобнее ружьё, решил, что если понадобится, воспользуюсь им против этих не задумываясь!

Нервы были напряжены так, что затвердели плечи и судорогой свело шею.

Я заставил себя повторить медленно и чётко, обращаясь к женщине:

- Хозяйка, прими гостинец. Вон на столе оставил. А я пока покурю.

С этими словами я медленно стал обходить женщину, в любую минуту готовый отразить нападение. Она никак не прореагировала на это, оставаясь стоять в той же позе.

Протиснувшись мимо, изо всех сил стараясь не коснуться её, я вышел вон, невероятным усилием сдержавшись, чтобы не побежать.