Встречи с неведомым

Зов

В то лето по рабочим делам довелось мне побывать в Красноярске. Оперативно решив все важные вопросы, я отправился навестить свою тётку со стороны отца. Она проживала в небольшом городке М., отстоявшем от Красноярска на … км. Тётка давно звала погостить. В ответ я честно обещал приехать. Но всё никак не мог выбрать для этого время. Жил и работал я очень далеко, на юге страны, и всегда находились какие-то непреодолимые препятствия моей поездке – то срочная работа, то вал каких-то неотложных проблем, то элементарное отсутствие денег. Поэтому теперь, когда дела призвали меня в этот край, я твёрдо решил повидать тётю.

Тётке было за восемьдесят. Всю свою жизнь она проработала в геологии. Объездила Сибирь, Дальний Восток, долго жила и работала в Монголии. На пенсии занялась общественной работой, собрала вокруг себя ветеранов-геологов, по возможности старалась привлечь внимание властей к их проблемам. Энергии её и увлечённости мог позавидовать любой.

О своём приезде я не сообщил заранее, и он оказался для тёти неожиданным. После радостных восклицаний-слёз-объятий-расспросов, вкусного и сытного тёткиного угощения, мы расположились в уютной комнате за неспешной беседой.

Тётка любила поговорить. Сначала она подробно расспросила о моём житье-бытье, потом начала рассказывать сама, незаметно для себя углубившись в воспоминания о работе, о разъездах и времени, проведённом в геологических партиях. Тётка увлечённо вспоминала об интересных моментах из далёкого прошлого, которые произошли с ней или её знакомыми. А я, честно признаться, слушал уже в пол уха – подустал с дороги, да и разморило от тепла, сытости и несмолкающей журчащей ручейком тёткиной речи.

- Жалко мужика. С тех пор, как произошёл тот случай, он не оправился, так и остался на всю жизнь странным.

Эти слова тётки я расслышал уже свозь дрёму, но не мог на них не среагировать. Дело в том, что я с детства неравнодушен к историям «про непонятное и загадочное». Почитываю книги и журнальные статьи, в сети есть у меня несколько любимых сайтов по этой тематике. Особенно привлекают меня истории, которые нельзя объяснить. Возможно, виной тому моя самая что ни на есть обыденная прозаическая жизнь, не знаю. Только при этих словах тётки сон с меня слетел и я, поспешив остановить дальнейший поток воспоминаний, спросил:

- Ты про кого говоришь? Кто странный, тёть Люсь?

- Да Михалыч, сосед мой, о нём тебе толкую.

- А что с ним случилось?

- Да кто ж знает… - вздохнула тётя, - всякое люди болтали. Он в начале восьмидесятых был в геологической партии в местах довольно глухих, от Абакана … км.

Нормальный ведь был мужик, балагур и весельчак. У таких и дело ладится, и отдохнуть они умеют. И угостит, и споёт, и разговор душевный поддержит. Одним словом – душа любой компании. Тянулись к нему люди.

А после той поездки его как подменили! Вернулся совсем другой человек – молчаливый, постаревший, седой. Умом не повредился, нет. Вот только всё больше молчать стал. Разорвал все дружеские связи, почти перестал общаться с людьми, замкнулся в себе. Потом и вовсе стал к бутылке прикладываться. И никому не рассказал, отчего случились с ним все эти перемены.

- А люди? Те, которые с ним работали в той партии, что говорили?

- В том то и дело, что ничего. Перемены эти с Михалычем случились за несколько дней до окончания смены. А отчего – никто не понял. Вроде всё нормально было. Обычный заезд. Ничего странного, тем более страшного тогда не произошло. После, правда ходили разные слухи, чего только не городили люди – что хозяин тайги ему повстречался да душу его пометил, что в аномальную зону он случайно забрёл, про инопланетян что-то…

Тётка раздражённо махнула рукой.

- А Михалыч этот жив?

- Живой. Как обособился от людей тогда, так один и живёт. Старше меня на пять лет, но ещё крепкий старик, коренной сибиряк, настоящий. Сейчас такие перевелись уже.

- Тётя, а как бы мне увидеться с ним? Можешь устроить нашу встречу?

- Заинтересовался?

Я кивнул.

- Познакомить я вас попытаюсь. Сосед это мой. Последний год стал наведываться ко мне. Придёт, чаю попьём, когда поговорим немножко, но чаще иногда молча сидим. Я с вязанием, он просто помолчит часок–другой. Да я и не пристаю. Спокойнее, когда есть кто-то рядом, пусть и странноватый. Вот только не расскажет он тебе ничего. До сих пор ведь ничего никому не рассказал. Да и забыл за столько лет, наверное.

***

Михалыч оказался действительно крепким стариком. Чувствовалась в нём скрытая сила, мощь. Хотя годы и образ жизни оставили на нём свой отпечаток. Был он белый – и голову, и бороду с усами словно щедро присыпал снег, сильно сутулился, на морщинистом обветренном лице глаза казались потухшими, без огонька. Сдержанно поздоровавшись, гость смерил меня внимательным взглядом. Словно решая для себя – стоит или нет со мной откровенничать. А потом положил на стол старый потёртый планшет.

И медленно, с трудом подбирая слова, заговорил:

- Это настоящий офицерский планшет, лет ему немало. Его я нашёл случайно в одной заброшенной палатке. Геологи очень такие уважали… до сих пор уважают. В планшете – блокнот.

Я потянулся к планшету, но старик меня остановил:

- Погоди, парень. Послушай сначала, а уж потом смотреть будешь. То, что я расскажу – чистая правда. Долго я её хранил, но последнее время уж очень она на душу давит, тягостно совсем стало, хочется поделиться с кем-нибудь. А ты не местный, уедешь скоро…Да и интерес проявил…Так что слушай!...

И, помолчав немного, Михалыч завёл монотонным голосом свою историю…

…Сезон геологический подходил к концу и перед отъездом я выбрался в тайгу за кедром – не серьёзно, нет, по мелочи. Уж очень богаты кедровником были те места. Собирался я паданки поискать. Вкуснее они тех, что с ветки, да и немного мне надо было… Я раньше не только за шишками, я по ягоды-грибы хаживал, и поохотиться с мужиками любил. Тайга для меня кормилицей была. А с того случая – ни ногой туда. Из геологии ушёл… Да, насобирал я тогда одни проблемы, всю жизнь перепортил себе через эти шишки…

Старик,махнув рукой, замолчал.

Я сидел тихо – боялся спугнуть не то что неугодным вопросом, а каким-нибудь своим резким движением. И повздыхав немного, Михалыч продолжил рассказывать:

- Отошёл я тогда от лагеря совсем недалеко, места знакомые, не один раз хоженые. Ничего необычного, вообщем. Иду, по сторонам поглядываю. И вижу между стволов словно пространство небольшое - поляна. И что-то на ней светлеется, издали не разобрать. Заинтересовался я. Пошёл поближе посмотреть. Светлое то палаткой оказалось. Точнее остатками палатки, с обвислыми полотнища, присыпанными густо хвоей, ветками, чем-то ещё. Огляделся по сторонам – кроме палатки ничего на поляне нет, трава только сорная, густая, спутанная.

Помню, что сильно удивился – откуда здесь палатка? Видно, что давно оставленная, несколько лет назад. Недалеко наш лагерь, километрах в пяти от него деревенька. Люди в этих местах тропинки протоптали – местные за ягодами да по грибы хаживали, на охоту выбирались. Давно бы уже её обнаружили. И разговоры об этом разошлись бы везде. В таких глухих местах всякое случайное событие вызывает интерес и долго обсуждается местными. А об этом ничего не говорили. Странно как-то. Тихо везде, словно ни то что звери, но и птицы это место покинули. И ветра нет. Ни шорохов, ни звуков – ти-ши-на! И стало мне как-то не по себе. Жутко стало, страхом пробрало. Стыдно признаться, но ощутил тогда сильное желание бежать со всех ног. Но любопытство пересилило. Опустился на колени, отвёл в сторону то, что когда-то было пологом, осторожно заглянул внутрь. Там тоже трава, проросшая через какие-то истлевшие лохмотья. И планшетка, такие геологи носят, лежит.

Подался я назад, сам в руке держу эту планшетку. А мысли разбегаются, не могу сосредоточиться. Пока отряхнулся, планшетку в руках повертел и только хотел открыть, как словно что-то меня толкнуло. Не снаружи, нет. Словно изнутри меня что-то торкнулось, ну как будто знак какой. Поднял я глаза и обомлел…

Михалыч опять замолк. Достал сигарету. Некоторое время он крутил её в руках так сильно, что размял в порошок. Руки его мелко дрожали. Потом поднял на меня глаза и вымученно улыбнулся:

- Интересно тебе слушать стариковскую байку? Не знаю – стоит ли продолжать. Боюсь, что не поверишь ты мне. Я и сам себе верю с трудом – трудно верить в то, что не понимаешь и не можешь объяснить.

Я как мог искренне постарался его успокоить. И он продолжил рассказывать:

- Так вот… поднял я глаза, а перед палаткой, совсем рядом со мной, там, где росла трава – теперь небольшой выжженный прямоугольник, по его центру горка золы чернеется и будто бы вьётся от неё дымок. Вот словно горел здесь недавно костёр, а потом его затушили. Я даже запах почувствовал. А чуть дальше, с той стороны от этого импровизированного очага…две фигуры. Сидят сильно ссутулившись, привалившись друг к другу. На них непонятная одежда, напоминающая плащи с капюшонами. И эти капюшоны надвинуты так низко, что закрывают лица.

Только что не было никого и вот вам пожалуйста – и погасший костёр и эти! Словно бы у костра пригрелись, задремали. На меня ни малейшего внимания не обращают.

Господи спаси! Ведь наяву всё было, не во сне! Каждый раз как вспоминаю, такая жуть накатывает!..

Михалыч перекрестился и снова взялся за сигарету…

Захваченный его рассказом, я не выдержал:

- Не томи, Михалыч! Что дальше было?

- Дальше…

Замер я, коленки дрожат. В голове опять словно какой-то туман. Не могу ни о чём думать, нет сил сосредоточиться и принять решение, начать действовать. А потом я услышал ЭТО! Сквозь плотный кокон тишины ко мне пробился странный звук, как будто кто-то звал меня. Отчаянно, сильно! И такая тоска в нём звучала, такая безысходность, что моя душа сжалась…

Не от этих двоих звук, нет. Откуда-то издалека, из глубины тайги. Наверное, я сделал несколько шагов по направлению звука, не могу сейчас вспомнить точно. Помню только, что когда поравнялся с сидящими фигурами – одна из них посмотрела на меня. Медленно-медленно подняла голову…

Знаешь парень, я никогда не испытывал такого страха, никогда! А повидать в жизни немало пришлось, мальчишкой войну застал.

Михалыч опять замолчал, а я, увлечённый его рассказом, не сдержался, поторопил:

- Михалыч, а дальше, дальше-то что было?!

- Поднимает эта фигура голову, вот как в замедленной съёмке показывают, а я стою и таращусь на неё, не в силах с места сдвинуться. И под капюшоном вижу не лицо, а череп. Темно коричневый, весь в тонких трещинах, кое-где сохранились клочки сморщенной, истлевшей кожи, а глазницы пустые, темнота в них плещется. И словно смотрит на меня не скелет, а темнота эта. И холодом обжигает, гипнотизирует. А в голове будто тихий шёпот звучит: «Не хо-ди. Не хо-ди…»

Старик прервался вновь, быстро взглянул на меня:

- Думаешь, может, я вру? Думаешь, что я выпил тогда, перед походом? Ни грамма! Чистую правду я тебе открываю. Всё это было со мной!

Я, охваченный азартом от услышанного, смог промолвить только: