Тени Аквамарина

Часть 25

Моя голова была переполнена образами, мыслями, сомнениями. Я будто начал смотреть на мир сверху, озирая все происходящее. Туман, колонии, люди… Все будто начинало быть неотъемлемой частью друг друга и теряло свою самостоятельность. Но я по-прежнему мало что испытывал. Было ли это влиянием нахождения в городе, в котором все перестали что-то чувствовать, или я всегда таким был? Я только сейчас задумался об этом. Леон периодически говорил что-то себе под нос, пока мы искали очередное место для ночлега перед городом D. Он явно болтал от скуки. Я решил спросить его о первом, что придет в голову.

– Как ты думаешь? Вот «I2» блокирует эмоции, но ведь мы можем неверно трактовать самих себя. Мы можем злиться из-за голода или выброс эндорфина называть любовью. Как пыль препарата «I2» определяет, что есть что?

Леон сразу же подхватил разговор. Он сказал, что уже размышлял об этом. Он отметил, что я прав, это сложный препарат, так как человек очень запутанное существо. Что есть «Я» ? Что именно мы испытываем? Верно ли мы трактуем наши эмоции? Это причина провала препарата «I». Он не задумывался как препарат, благодаря которому люди смогут делиться эмоциями касанием. Он полностью перекроил наше ДНК и в придачу повлиял на наш мозг. Пожалуй, даже не на наш, а на мозг. Леон настаивал, что мозг ничей, мы мозга – так будет правильней. До препарата «I» люди просто были стадом, которому нужно было указывать, кого ненавидеть. Но после «I» это стало их основной функцией. И, когда встречаются два человека с четкой командой «ненавидеть», первое, что они хотят сделать, это демонстрировать эту ненависть. В нашем случае касаться. Но при создании препарата «I2» к нам подошли просто как к сгустку химических элементов. Как к простой формуле. Жаль только, что времени было мало. Вмешался ZENO, правительство под препаратом «I» и куча разрушающих факторов.

Я внимательно слушал его. Но почему-то бурно реагировал на его слова о стаде. Все же мы с ним были полными противоположностями в этом. Возможно, мы слишком быстро развивались технически, жертвуя духовностью. Мы посвятили себя созданию машин, что в итоге привело к этому катастрофическому синтезу. Мы спорили, но помнили про границы, которые лучше не переходить в споре. Мы оба понимали, что в главном городе нам нужно надеяться друг на друга и это невозможно, если мы к моменту прихода в город А будем ненавидеть друг друга. Леон спросил меня о моей встрече с F. Что я чувствовал, находясь рядом с ней. Мне сложно сформулировать, что я чувствовал, но я был уверен, что это человек. Пока не узнал, что, по сути, я разговаривал с чипом, разработанным ZENO. Даже у пропасти мы позаботились, чтобы последний пинок был от мягкого ботинка. Когда я произнес эту фразу, Леон рассмеялся и повторил ее несколько раз. От его смеха начал смеяться и я. Я сказал ему, что теперь он похож на живого человека, теперь я знаю, что он умеет смеяться. Хоть его хохот и был необычно громким, меня он успокоил.

Начинало темнеть, мы приметили один участок леса, который находился примерно в 300 метрах от нас. По дороге до него я начал подбирать ветки и все, что могло гореть. Я начинал приспосабливаться к новым условиям и уже что-то делал без подсказок. Теперь я умел разжечь костер или смастерить себе что-то похожее на спальное место. Все напоминало выезд на природу, который организовывали у меня на прошлой работе. Только теперь все делали не дроны, а я. Пока мы шли к нашему месту ночлега, я смотрел на громадные трубы города D и понимал, что это скорее пыль, нежели туман. Возможно, я еще многие вещи начну называть по-другому благодаря тому, что отдалился от них.