Тени Аквамарина

Часть 35

Я думал над следующим рисунком, когда вернулся Леон и позвал меня в лагерь. Он был расслаблен и сказал, что в лагере города B безопасно. В лагере я ни с кем не разговаривал. Лишь смотрел в свою тетрадь и ел плитки еды, которые остались. Я подозревал каждого в убийстве и каннибализме. Все смешалось. Я терял нить морали. Я решил записать в свою тетрадь основные принципы, от которых мне хотелось отталкиваться при построении собственного лагеря. Не убивать. Помогать всем, кто в этом нуждается. Запретить каннибализм. Уважать чужие эмоции и чужие болезни. Я решил, что мои правила будут уместны на второй странице, сразу после предостережения об опасности наших сновидений. Возможно, кошмары в моих снах знакомы многим, монстр, который живет в клетке моих снов и который приходит в мои сны, когда ему вздумается, есть в каждом из нас. По крайней мере, тех, на кого ZENO влияет не так, как изначально задумано. Я буду дополнять правила, но, надеюсь, не слишком часто. Мне казалось, что я слышу чавканье и хруст костей от тех, кто сидел у костра. Я весь день избегал каких-либо разговоров или контактов с этими людьми. Наверняка в этом лагере есть один или несколько хороших людей, но нужно быть осторожным. Я не мог избавиться от мысли, как ел чужую плоть и при этом не замечал или не хотел замечать чужих эмоций. Как вгрызался в них, в чужие посмертные чувства, с неестественным для меня голодом. Бессмысленно отрицать, что мне нравился этот вкус и что теперь я никак не исправлю это – нужно просто принять. Только так я могу сделать вывод, насколько это опасно. Каннибал из города С тому доказательство. Я не знаю, как к этому относились в последние годы цивилизованного мира, так как жестокость стала основным способом коммуникаций между людьми. Но я думаю, что это неправильно. Я записал в журнал: «Запрещена любая жестокость по отношению к другому, как физическая, так и моральная». Я подчеркнул пункт о запрете каннибализма и стал думать о лагере города F. Хоть теперь я и знал, что они первые, кто обманом накормили меня человеком, я все равно чувствовал близость по отношению к ним. Они стали моим проводником в мир, и это мешало мне осуждать каждого из них.

Люди начали расходиться. Некоторые, проходя мимо меня, желали мне хороших снов. Я ухмылялся, но никому не отвечал. Одна девушка подошла ко мне в надежде завязать беседу, на ней были ковбойские сапоги, которые громко шуршали по земле, джинсовая юбка и вязаный свитер, который мешал мне разглядеть ее лицо. Она постаралась заговорить со мной и сказала, что Леон спас ей жизнь, приведя в этот лагерь. От нее пахло костром и чем-то еще. Я сразу начал принюхиваться, чтобы определить, пахнет ли от нее мясом. Ее это явно удивило или даже испугало, и она ушла. Я лишь продолжал придумывать правила. Когда костер совсем погас, я, глядя на пыль из труб города B, поймал себя на мысли, что тут тише, чем в любых других лагерях, хотя он будто находился ближе к городу, чем остальные, в нем не был слышен гул труб. Возможно, и в остальных лагерях его не было. Может быть, я только сейчас избавился от него. И чем больше правды я буду узнавать, тем сильнее буду отдаляться от городов, даже если буду находиться рядом с ними. Я записал в своей тетради: «Говорить правду другим и обязательно себе». Правда освобождает от эха старого страха. Правда помогает все вокруг видеть четче.

Наконец я начал засыпать. Я так долго не спал, что боялся пошевелиться, чтобы не нарушить предсонное состояние. И, даже если я этой ночью встречусь с монстром в клетке, мне все равно. Все его терзания больше не испугают меня. Его мучения помогли мне. Они помогли мне принять реальность жизни вне городов и подготовили меня к этому.