Сквозь страх

Глава семнадцатая

Запись, по законам жанра, обрывалась на самом интересном месте. Я словно бы находилась внутри триллера, и мне предстояло разгадать загадку, которую примерно полвека назад загадала неизвестная девушка.

Сколько ей сейчас лет, жива ли она? Как сложилась ее жизнь? Поступила ли в институт, стала ли учительницей? Как ее записи оказались в той коробке? Она сама сунула их туда, желая оставить все в прошлом, не забирать с собой? Этого мне не узнать, и, собственно, это не имеет значения. Куда важнее другое: была ли девушка права насчет потайной комнаты?

Мне не терпелось понять, что она могла иметь в виду, когда говорила, что догадалась, исходя из размеров дома, где может находиться это помещение. Но позвонила мама, а потом раздался звонок от Юры.

– Прости, Лора. Я вчера погорячился. Не хочу, чтобы мы ссорились, – сказал он, едва поздоровавшись.

Голос звучал настороженно, будто он боялся задеть меня неосторожным словом и спровоцировать новый скандал.

– Я тоже этого не хочу.

Коротко ответила, хотя хотелось сказать ему много чего, обида так и грызла. Однако сейчас не время ссориться. В чем-то я готова понять мужа: Юра – человек, привыкший верить собственным глазам, а не ощущениям, чувствам и интуиции.

«И не сбрендившей на почве беременности жене», – прозвучал в голове ехидный голосок.

Но теперь все будет иначе. Обстоятельства изменились, у меня появились доказательства. Когда Юра прочтет записи, когда мы вместе отыщем потайную комнату, это, я уверена, прольет свет на все странности, творящиеся в стенах дома. Муж снова поверит мне, убедится, что я не выдумщица, и мы вместе найдем выход из ситуации.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Юра.

– Более чем, – машинально ответила я.

Однако слукавила. У меня побаливал живот, а еще утром я заметила более сильные отеки, чем обычно. Кольца носить давно перестала, даже обручальное уже не налезало. Лицо в последние недели выглядело немного одутловатым, отекли ступни и лодыжки: надавишь – ямка остается. Но сегодня всего этого стало как будто больше.

Ничего, завтра мне как раз нужно идти сдавать анализы; если что не так, врач скажет, пропишет таблетки. Я отбросила эти мысли.

– Послушай, Юра, я тебе вчера не все рассказала.

– То есть? – спросил он все тем же встревоженным тоном.

– Кроме рисунков, я нашла в коробках кое-что еще. Тетрадь с записями.

Муж слушал, и я как будто воочию видела, как он хмурится и сжимает в руке телефон.

– Это что-то вроде дневника. Девушка, которая работала здесь нянечкой примерно в конце сороковых или в пятидесятых годах, пока в доме был круглосуточный садик, оставила записки. Я прочла. В основном это всякие мелочи вроде рецептов и выкроек, но есть и крайне любопытные строки. Про дом. Точнее, про то, что она и другие люди видели здесь. Прочтешь их и поймешь, что я ничего не выдумала, многие видели то же самое. Это не может быть совпадением.

Я чувствовала, что говорю слишком много, начинаю горячиться, хотя собиралась быть невозмутимой и спокойной.

– Все это слишком… – начал Юра, очевидно, не зная, что сказать.

– Не спеши отрицать. Вообще ничего не говори. Приезжай и прочти сам. В дневнике сказано: в доме есть потайная комната. Я уверена, это имеет отношение…

Договорить я не успела.

– Надеюсь, ты не собираешься сверлить стены в моем доме, начитавшись каких-то писулек? Это уже ни в какие ворота не лезет!

Юра так и сказал: «мой дом». Словно я была ни при чем. Словно я – досадная помеха. Только и умею, что создавать проблемы и путаться под ногами.

Я почувствовала, что расплачусь, если скажу еще хоть слово. Поэтому сбросила звонок и отключила телефон. Руки подрагивали, на душе было тошно. Почему Юра ведет себя как скотина, думалось мне, он же не был таким бездушным, таким злым.

Заболела голова. Не очень сильно, но ощутимо. Надо бы прилечь, иначе боль разойдется на всю катушку, еще и живот неспокойный какой-то… Прилягу, но прежде сделаю то, что хотела.

Я вышла из дома, медленно двинулась вдоль стены по направлению к заднему дворику. Записи неизвестной мне девушки были у меня в руках, я еще раз перечитала последние строки.

«Окно расположено слишком далеко от края!»

«От края»… То есть от угла дома?

Я стояла и смотрела на окошко. Голова соображала плохо, я могла думать только о том, что головная боль усиливается. К тому же сегодня жарко, на часах – половина первого, самый солнцепек. На меня сверху словно лились потоки расплавленного золота. Если стоять на жаре, немудрено и солнечный удар заработать.

Пришлось уйти обратно в дом: толстые стены не пропускали зной, тут было прохладно. Я пошла на кухню выпить воды. Налила полный стакан, добавила лед и дольку лимона, присела, стараясь осмыслить прочитанное и увиденное, когда услышала характерный шум: во двор заехала машина. Слышно было чересчур хорошо: по всей видимости, я неплотно прикрыла входную дверь.

Со мной, как правило, такого не случается. Лишнее доказательство того, что мне в самом деле нехорошо. Кто мог приехать? Или Юра, или Агата, все остальные позвонили бы в дверь, попросили разрешения припарковаться.

Опираясь на стол, я поднялась и пошла в коридор. Не хочу, чтобы увидели оставленную открытой дверь, это вызовет новую волну упреков в мой адрес.

Подойдя к двери, я распахнула ее – упреждающий маневр! – и увидела идущего к крыльцу Юру. Вид у него был сосредоточенный, даже мрачный, но вместе с тем немного испуганный. За меня переживает, точнее, за ребенка.

– Сбежал с работы? – спросила я. – Боишься, испорчу твое имущество?

– Прекрати ерничать. – Он подошел вплотную. – Не придирайся к словам. Ты же отлично поняла, что я имел в виду.

Я усмехнулась.

– Еще недавно сказала бы, что поняла. Что мы близкие люди, изучили друг друга за эти годы. Мало ли, сорвалось словечко, ерунда какая. Но теперь… – Я пристально смотрела на Юру, и он почему-то покраснел, словно его уличили в плохом поступке. – Теперь мне думается, что не так уж хорошо я с тобой знакома.

Он потер лоб рукой, в которой были зажаты ключи от машины.

– Давай зайдем в дом. Жарища, тебе вредно, ты вся красная. Болит что-то?

– Ничего не болит, – снова солгала я о своем самочувствии.

Голова раскалывалась, живот неприятно потягивало. Стоять было трудно, хотелось присесть, поэтому я подчинилась: отступила вглубь дома, пошла на кухню, села на диван.

Юра шел за мной. Я сделала глоток из своего стакана. Лед растаял, вода успела согреться. Надо бы льду добавить, но вставать не хотелось, а мужа просить – тем более. Он подошел к окну, потом открыл холодильник, взял банку газировки. Юра выглядел неуверенным, но в то же время задиристым – странное сочетание. Я молча ждала, когда он начнет разговор.

– Что ты говорила о записях?

Тетрадка была все еще у меня в руках, и я протянула ее мужу.

– Закладки положила в нужных местах, посмотри сам.

Юра взял записки, при этом лицо у него было брезгливое, опасливое, точно я предлагала ему прикоснуться к ядовитой змее или бородавчатой жабе.

Некоторое время он читал, я пила воду, пытаясь угадать его реакцию. Никак не могла сообразить, почему Юра так сильно нервничает: под мышками появились темные круги, губы сжаты.

– И что все это доказывает?

– Ты даже не дочитал.

– Чего дочитывать? Без того ясно: впечатлительная барышня наслушалась страшилок, вот ей и стало мерещиться.

К горлу подкатил ком, в глазах потемнело от разочарования.

Он не верит! Все равно не верит мне, как я ни бейся!

– Как же доказать тебе… – начала я.

– Что доказать? – Юра сорвался на крик. – Зачем? Лора, хватит разыгрывать из себя детектива, хватит выдумывать, рыться в бумагах, искать то, чего нет! Уймись уже, отдыхай, спи, вынашивай ребенка спокойно! Если бы ты знала, как я устал.

Я вскочила на ноги.

– Поняла уже, что ты устал от меня! – крикнула я.

Голову пронзила новая вспышка боли, я прикусила губу.

– Не от тебя, а вот от этого! – Муж вскинул руку, в которой была зажата тетрадка, и потряс ею перед моим носом. – Если человек вбил себе что-то в голову, он всегда и во всем будет искать и находить подтверждение своим убеждениям. Ты невзлюбила это место, уперлась рогом и не желаешь тут жить, поэтому везде ищешь подтверждения, что дом плохой, опасный. У тебя галлюцинации, дорогая моя! И ты раз за разом подпитываешь свои бредовые идеи.

– То же самое можно сказать о тебе, – возразила я. Говорила, сжав челюсти: боялась, если слишком широко раскрою рот, меня вырвет. В висок будто сверло ввинчивалось, затылок ломило. – Ты влюблен в этот дом, потому и не хочешь замечать, что он дурной.

Мы уставились друг на друга. Повезло, что Ксюша этого не видит, не слышит, как родители орут друг на друга.

– Юра, прошу тебя, – сделала я еще одну попытку спокойно объясниться, – прочитай внимательно, без предубеждения. Ты увидишь, таких совпадений попросту не бывает. Я не говорю, что дом плох, ты не прав. Просто хочу разобраться. Если мы поймем, что здесь случилось, почему люди видят в здании… нехорошие вещи, то сможем предпринять что-то. Всегда ведь лучше знать, чем оставаться в неведении. – Муж молчал, и я расценила это как хороший знак. Приободрившись, продолжила: – Записи обрываются, но в конце девушка написала интересную вещь, оставила подсказку.

– Вот как? – холодно спросил Юра.

Я сделала вид, что не замечаю его неприязненного тона.

– В доме есть еще одна комната. Мы ее не нашли, но она есть. Необходимо узнать, что там, Юра. Та девушка пишет, что поняла, где она находится. Записи обрываются, место не указано, но можно догадаться, как ее искать. Она сообразила, и мы сообразим.

– Сообразим, – повторил Юра, постукивая пальцами по столешнице.

– Да, нам нужно…

– А тебе не пришло в голову, – вкрадчиво проговорил он, – что девушка ошиблась? Ведь если бы потайная комната существовала, если бы девушка нашла ее, то сейчас и мы бы ее видели!

Действительно, такое могло быть.

– Но ей могли помешать. Или она нашла ее, но не сумела открыть. Или не стала открывать сама, позвала кого-то, а этот человек запретил вскрывать проход. Мало ли причин!

Но Юра меня уже не слышал.

– Вот и я запрещаю! Запрещаю, ясно тебе?

Он, можно сказать, визжал на меня, капли слюны вылетели изо рта и попали на меня, я отшатнулась. Это взбесило мужа еще сильнее, и он сделал то, чего я никак не ожидала.

Нет, не ударил меня. Юра порвал тетрадь. Пополам, потом сложил половинки вместе и снова порвал. Старая желтая бумага поддавалась легко, клочки падали на стол, летели на пол, а он все кромсал и кромсал записки. А мне казалось, что и во мне что-то рвется.

Боль в голове достигла апогея, стала уже нестерпима. И, словно мало мне было мучений, живот тоже резануло горячим ножом. Тошнота, которую я долго пыталась побороть, взяла верх, и в следующую секунду меня вырвало на чисто вымытые полы моей новой шикарной кухни.

«Врач, – подумала я. – Мне срочно нужен врач».