Сквозь страх

Глава восемнадцатая

В больнице я провела две недели. Поначалу врачи даже вставать не разрешали, я попала в круговорот процедур, капельниц, уколов, осмотров. Юра договорился об индивидуальном уходе, нашел отличного врача, медсестра прибегала по первому зову. Я была благодарна ему за заботу обо мне и ребенке, но…

Да, всегда есть «но».

В глубине души я ощущала исходящий от мужа холодок. Наверное, слишком много прежде было тепла, поэтому остро чувствовалось охлаждение.

Точно так же Юра вел бы себя, если бы сломалась его машина: лучшие специалисты, деликатный подход и прочее. Он не сидел возле меня, держа за руку, не бросался ко мне с вопросами, не баловал, не успокаивал.

Пару лет назад я попала в больницу с пневмонией. Юра приходил каждый день. Варил для меня супы, которые я люблю, делал пюре без комочков, покупал киви, мармелад и любимые пирожные, приносил книги, писал трогательные записки, присылал сообщения.

Теперь же… Он навещал меня через день, ссылаясь на огромную занятость. Приносил продукты по списку. Его звонки были прилежными. Хорошее слово – «прилежный». Юра поступал правильно, и окружающие видели то, что ожидали бы видеть в подобной ситуации: заботу, внимательность, тревогу о здоровье жены и ребенка. То, как много было в этом наигранного, прописанного правилами, сухого, небрежно отштампованного, замечала только я.

Сначала все мои мысли были о ребенке, о том, что могло с ним случиться. Но после, когда очевидная опасность отступила, я стала задумываться и обо всем прочем, что составляло мою жизнь.

Конечно, Юра сердился на меня. Я-то вела себя вовсе не так, как полагается женщине, которая носит ребенка. Его бесили мои страхи, претензии, нелепые подозрения, мое доморощенное расследование, и я готова это понять.

Вместо разговоров о будущем малыше, выбора имени, обустройства детской, хлопот по дому, радости от его приобретения (или обретения Юрой своего родового гнезда) я впадаю в истерику, порчу стены в доме, выдаю чудные сентенции.

Но, понимая, внутренне не принимаю. Мне кажется, Юра мог бы спуститься с сияющих вершин своей непогрешимости, логичности и практичности и прислушаться ко мне, ведь я его жена, мать его детей и женщина, которую он любит уже много лет, на которой счастливо (вроде бы!) женат.

Отношений с ним я не выясняла – это было бы глупо. Не скандалила и не спорила (явных причин нет, муж вел себя безупречно). Когда приходили Агата и мать Юры, я не жаловалась и не поднимала опасных тем. Мы вообще не говорили о доме, о моих «идеях» (по выражению Юры), обходили эту тему стороной, благо, есть о чем поговорить и без этого: беременность, ребенок, состояние моего здоровья.

Мы с Юрой старательно делали вид, что безобразной сцены, завершившейся вызовом скорой, не было. И тетради с записями не было тоже – теперь мне не на что ссылаться. Полагаю, и рисунки Юра выбросил, так что никаких доказательств того, что другие люди наблюдали то же, что и я, не осталось. Я была наедине со своим «умопомрачением», а лестница снова замурована, дверь надежно спрятана – мне муж рассказал. Я равнодушно кивнула.

Юра намекает, что прошлое (читай – мои фантазии о доме) надо оставить в прошлом, двигаться дальше, забыть, не возвращаться к скользким темам. Что ж, имеет право желать этого. Но я устроена иначе. Нерешенная задача для меня вроде заусенца: я вечно «задеваю» ее, она мешает мне жить, не дает покоя.

О выписке, в отличие от большинства пациентов, я не мечтала, но вернуться нужно. Юра разозлился бы, если бы узнал, что я полна решимости докопаться до ответов. Это жизненно важный вопрос: происходящее в доме не отпустит меня, не даст нормально жить.

– Рожать тебе через пять недель, – сказал Юра позавчера.

«Когда я носила Ксюшу, ты говорил «нам рожать», – некстати вспомнила я. Разумеется, не стала ничего говорить.

Ксюша, к слову, охотно осталась в санатории на вторую смену. Судя по тому, как она ведет себя во время видео звонков, дочка всем довольна, нашла кучу друзей и ничуть не скучает по родителям. От этого немного грустно, но хуже было бы, рвись она домой, проводи дни в слезах и тоске по дому и маме с папой.

– Твой доктор считает, оставаться здесь смысла нет: ты и ребенок вне опасности. Но за пару недель до родов, говорит, все-таки нужно лечь в клинику. Учитывая твое психическое состояние…

– Мое – что?!

Юра обсуждал наши семейные дела с доктором?

– Не заводись. Ты нервничаешь в последнее время, разве нет? Они просто считают, что ты будешь чувствовать себя спокойнее под присмотром врачей, не придется спешно ехать в роддом, когда схватки начнутся.

– Хорошо, – не стала спорить я.

Мы подписали договор на оказание медицинских услуг. Там сказано, когда меня ждут в роддоме, кто будет принимать роды и прочее. Прежде такого не было, но Ксюшу я рожала бесплатно, теперь все иначе.

– Ты довольна? – спросил Юра, и я ответила, что вполне.

Меня выпишут послезавтра. Юра недавно ушел, а напоследок сказал, что взял отпуск на то время, когда я буду дома.

– Но мы планировали, что ты возьмешь отпуск после выписки из роддома, чтобы в первый месяц помочь с малышом, – растерялась я. – И с Ксюшей так было.

– У меня останется еще неделя. Потом приедет твоя мать, ты сама говорила. Моя мама тоже может помочь.

– Почему ты раньше не сказал? Мы решили…

– Не начинай, пожалуйста, Лора, – поморщился Юра. – К чему лезть в бутылку? Ты будто ищешь повод для очередной склоки. Это целесообразно!

– Целесо… Боже! Зачем тебе брать отпуск сейчас? Сидеть со мной дома?

– Буду помогать, чтобы ты не перетруждалась, возьму на себя все хлопоты по хозяйству. Будем гулять, съездим на природу, проведем время вместе… Почему у тебя кислый вид, что опять не так?

Очень кстати появился мой лечащий врач, и Юра повторил свои доводы, призывая доктора поддержать его. Тот, конечно, не подвел, принялся говорить, как мне повезло с мужем, как прекрасно он себя проявляет.

Мне пришлось улыбаться, соглашаться, с благодарностью принимать заботу, но все сильнее я ощущала, как вокруг меня сжимается что-то, не давая свободы. Решения принимались за меня, мое мнение все меньше учитывалось, а мысли и ощущения виделись несущественными, вздорными.

Как все-таки беспомощна и уязвима женщина, которая ждет ребенка, думалось мне. Страх за маленького человечка, за то, что твой собственный организм подведет тебя в самый неподходящий момент; боязнь того, как пройдут роды и послеродовой период; невозможность позволить себе многое из того, к чему ты привыкла, неповоротливость и изменения во внешности… То тошнота, то боли, то отеки, то бессонница, то вечная усталость. Господи, даже спать на животе не получается, не говоря уже об остальном!

Ни один мужчина не в состоянии понять, что испытывает беременная женщина. То, как обращается со мной сейчас Юра, – будто с больной, недееспособной, вернее, не способной понять, что для меня же лучше, его вечная демонстрация моего бессилия – это просто жестоко.

И не любовью, не волнением все продиктовано! Я беременная, но не тупая, вижу это прекрасно. Учитывая последние события, я никак не могла расценить желание Юры провести дома три недели, пока не придет время вернуться в клинику, как возможность побыть со мной в тишине и покое до рождения малыша. Что бы Юра ни плел, я понимала: он хитрит, им движет не трогательная забота обо мне, а необходимость присмотреть за полоумной женушкой.

Он знает, что я упрямая и весьма целеустремленная особа. Понимает, что уничтожение рисунков, записей и запечатывание двери не остановят меня, я буду пытаться выяснить правду, найти потайную комнату. Для этого муж и взял отпуск: присматривать за мной, не дать, как он уверен, наделать глупостей.

Если Юра будет дома, я ничего не смогу предпринять, не пойдя с ним на открытый конфликт. Да если и пойду, он все равно не позволит мне сделать то, что я собираюсь.

Мои размышления прервал звонок Агаты. Мы поговорили немного, она порадовалась, узнав, что меня выписывают.

– Прости, что не пришла сегодня. Завтра тоже не получится: уезжаю в Москву, вернусь к выходным и сразу приду к тебе.

Я не говорила Агате про тетрадь, но, если получится узнать, где комната, расскажу сразу все. Она умная, трезвомыслящая, вместе мы убедим Юру. Правда, я еще не знала, в чем именно его придется убеждать. Переехать? Продать дом?

– Все в порядке, не волнуйся, – сказала я. – Юра только что был. Мне ничего не надо, зачем тебе было бы приходить? Ты и так на разрыв, работы полно. Ни к чему меня так часто навещать.

– Я сама решу, что мне делать, – притворно ворчливо отозвалась Агата. – Все, мне пора. Посмотрю в Москве кое-что для нашего будущего красавца или красавицы.

– Хватит тебе, ты и так…

– Я же Ксюше и малышу тетушка, или ты против? А тетушкам положено покупать горы подарков племянникам!

В ее голосе прозвучала тщательно скрываемая грусть. Агате хотелось бы баловать собственных детей, а не быть названной «тетушкой» детям лучшей подруги.

В десять часов я легла спать, но заснуть не могла. Ворочалась, пытаясь найти удобную позу, живот мешал, ребенок толкался, было жарко.

Наконец я сумела устроиться, стала проваливаться в тягучую сонную патоку. А проснувшись, поняла, что нужно делать.

Завтра меня выпишут, возможности разузнать что-то Юра мне не даст. Значит, остается всего один день, чтобы побыть одной, попробовать понять, где комната, спокойно во всем разобраться. Сообразить, как поступить.

Решено: я уйду после завтрака. Меня никто не хватится до вечерних процедур. А к тому времени я вернусь.

Юра позвонил, голос у него был утомленный.

– Спал неважно, – отговорился он.

«Интересно, не видел, не слышал ли чего-то? Ни за что не признается, самолюбие не позволит», – подумала я.

– Придешь сегодня после работы? – спросила я и замерла, скрестила пальцы. Только бы не явился, чтобы мне не пришлось нервничать, спешить.

– Прости, Лора, никак не смогу. Запланирована поездка в район, я в числе рабочей группы. Никак не отговориться, к тому же там будет мэр.

Я с трудом сдержала ликование. Вот так удача! Дом в полном моем распоряжении.

– Не переживай, – изобразила я вздох, – у меня все есть, никакой необходимости приезжать. Мы с тобой с завтрашнего дня каждый день будем вместе, успеем порядком надоесть друг другу.

Раньше я сказала бы это легко, потому что твердо знала: это шутка. А сейчас сказала – и слова меня саму покоробили. Ведь я, скорее всего, если и не надоела Юре, то уж точно немало раздражаю в последние месяцы.

После переезда в проклятущий дом.

Мы немного поговорили, а после простились: Юре пора было ехать, у меня тоже были планы. Я позавтракала, приняла лекарство, оделась и положила в сумку ключи, телефон, кошелек.

Выходить пациентам разрешалось: недалеко был парк, где можно гулять, многие ходили в магазины, сидели в больничном сквере на лавочках. Я спокойно ушла, а спустя полчаса уже сидела в такси, которое везло меня к дому.