Блуждающий костер

Невидимое солнце, до последнего державшееся за кромку леса, не выдержало и отпустило ее. Сразу, резко — или так показалось Жене? — на тропу упали сумерки. Между елей сгустились сначала синие, а потом и черные тени. Белый снег поголубел, но это была невеселая голубизна уходящего дня; лес словно высасывал ее у неба, постепенно превращая в темноту. Вместе со светом ушло и обманчивое дневное тепло. Казалось, без солнца мороз осмелел и выполз на тропу из чащи, где он прежде прятался. Он нагло протягивал свои синие пальцы к слабой человеческой коже, и уже невозможно было, как прежде, согреться движением: холод проникал всюду. Теперь Женя радовалась, что группа большая, что они идут плотно, как связанные звенья цепочки, и что позади есть Димыч, Генка и Данила, а спереди — Володя и Петя. Вообще-то она жутко боялась леса. Этот страх на время отступал только днем, на марше. Чтобы прогнать страх, она принялась, как обычно, играть с собой в странную игру: представляла, будто из леса со всех сторон и вправду надвигается что-то неведомое. Однако это нечто словно упиралось в невидимый заслон, который окружал группу. Женя была уверена, что большая компания людей, которые не боятся лесного ужаса (она полагала, что никто, кроме нее, не боится), силой своей мысли способна прогнать его. Воображение будоражило нервы, и Женя уже почти верила в свою выдумку; но одновременно с тем рациональная часть ее души начинала громко сопротивляться: ты что, совсем с ума сошла? Так они и шли вдвоем: одна боялась, другая успокаивала, но обе были единодушны в том, что цепочку лыжников ни в коем случае нельзя разрывать. Стоит отстать от соседа хотя бы на метр — и прозрачная защита исчезнет. И Женя невольно ускоряла шаг, наступая на лыжи Яны, которая, вопреки обыкновению, в ответ не ворчала себе под нос; ибо она и сама то и дело набегала на лыжи Володи, а он — на петины. Группа инстинктивно пыталась стать еще плотней, превратиться в одно большое существо, противостоящее холоду и тьме, и уже никто не обращал внимания на нарушение личных границ. Лишь Димыч иногда вздыхал позади «Геныч, ну блин же!..» Женя поражалась его бесчувственности, но вместе с тем и радовалась ей: ведь невосприимчивость к страху и есть главное оружие, которое охраняет группу.

Наконец, когда надежд на комфортную ночевку почти не осталось (Женя в какой-то момент была готова поверить, что они будут шагать всю ночь) Володя гаркнул «сушина!». Группа мгновенно встрепенулась, ища глазами эту спасительное дерево, которое обещало подарить им ночной сон. Тотчас мимо девчонок пробежал, вспахивая новую колею, Димыч; он будто забыл об усталости. За ним размашисто прошагали Генка с Данилой. Генка на ходу задел Женю палкой, но даже не обернулся. Они спешил к новой точке приложения своих молодецких сил, и не замечал рядом столь ничтожного утолщения пространства, как женская часть коллектива. И вновь, хотя об этом было уже передумано-переговорено, Женя с досадой сказала про себя, что какой же надо быть ледяной колодой, чтобы не замечать женщин!

— Не очень-то тут ровно, конечно…

— Придется лопатой подкапывать…

— Вот если б еще километрик приспуститься! — послышались обсуждения среди елей.

— Вот уж не надо! — одними губами произнесла Катя, выразительно поглядев на подруг.

— Пусть как хотят, а я больше никуда не пойду! — гневно заявила Яна; однако же, она сделала это так тихо, что точно не могла быть услышанной.

К счастью, реализовывать свою угрозу ей не пришлось. Послышался хруст ломаемых веток и деловитые переговоры: «Костер тут будет… Шатер — там… Петька, гони топор…» Димыч, презрев комфорт и не набросив даже жилетки, отстегнул пилу и ринулся в темный строй еловых стволов — туда, где Володя заметил сухую ель. За ним направился Генка. Он, в отличие от товарища, успел открыть клапан рюкзака и вытащить пуховую куртку.

— А где шатер-то ставить? — буркнула Катя, облачившись в свою пуховку.

Девушки уже начали зябнуть. А ведь предстояла еще пара часов медленной и холодной процедуры натягивания шатра! Они с завистью поглядывали в темноту леса, откуда доносилось повизгивание пилы и бодрые мужские голоса. Вот где был источник тепла — им, увы, недоступный.

— Да вот тут, где вы сидите, — ответил Володя, ковыляя мимо с лопатой. Он утопал по колено при каждом шаге.

Посреди предполагаемой площадки валялись брошенные рюкзаки Димыча и Генки. Женя и Яна взяли их за лямки и поволокли прочь, на ходу проклиная эгоизм их хозяев.

— Эй, там у меня фонарь! За клапан не хватать! — строго крикнул Димыч, внезапно возникнув из-за деревьев.

— Вот сам бы и перетаскивал… Мы, между прочим, для всех шатер ставим, а не для себя, — попробовала возмутиться Женя, но вышло жалко и неубедительно.

Димыч снова выразительно вздохнул, показывая всю меру своего недоумения от подобной тупости и лени, и, забрав рюкзак, сам отнес его в сторону под сосну. Открыв клапан, он достал фонарь, придирчиво его осмотрел (очевидно, с фонарем все было в порядке), после чего включил и кое-как водрузил на голову.

— Ребят, нам вообще-то кол под шатер нужен… Шатер-то на что ставить? — напомнила Яна.

— Блин, сейчас… Не все же сразу! — раздраженно отозвался Димыч.

Он убежал к дровосекам, а девчонки тем временем принялись утрамбовывать площадку — медленно топать по кругу на лыжах, как лошади, привязанные к коловороту.

— Хоть бы одно доброе слово сказал, — высказала общую мысль Катя.

— Как же, жди! Он на это не способен.

— Эх, скорей бы уж все закончилось!

Незаметно стемнело, и вокруг вместо людей задвигались фонари. Каждый из них что-то говорил знакомым голосом. Слева голос Володи, запыхавшись, поучал, как лучше привязать костровой трос. Другой фонарь что-то отвечал ему голосом Пети. Вот между ними вспыхнул крошечный оранжевый огонек, сразу скрывшийся в облаке дыма. Слава Богу, зажгли костер! Значит, будет тепло. Но увы — не сейчас и не для девчонок. Они, как проклятые, должны околевать на своем посту, потому что этим ублюдочным мужикам, которые греются сейчас с лопатами, у костра или на пилежке, недосуг вспомнить о них и принести, наконец, шест для шатра. Им-то что — им же хорошо… Разве нужно о других думать?..

Женя, стиснув зубы, с наслаждением проклинала мужское бездушие, как вдруг темноту прорезал вопль Димыча.

— В сторону, бл…ь!! — заорал он.

Девчонки, не сговариваясь, прыгнули в разные стороны. Тотчас наверху что-то качнулось, беззвучно пролетело мимо и через секунду крона сосны со стуком и хрустом упала в паре метров от шатровой площадки.

— Никого там не пришибло? — послышался неуверенный голос Данилы.

— Никого… Но предупреждать же надо! — Катя, отряхиваясь, вылезала из снега, куда она со страху шлепнулась.

— Пацаны, вы там это… поосторожнее, а то поголовья не досчитаемся! — строго крикнул Володя.

От фонарей пильщиков послышалось что-то невразумительное, а потом снова завизжала пила: началась разделка убитой сосны. Женская команда, так и не дождавшись доставки центрального шеста для шатра — обычно под него обтесывали молодую сосенку — начала привязывать боковые оттяжки. Дело шло медленно, потому что требовалась точность, а замерзшие руки и ноги двигались с трудом. Женя в который раз жаловалась подругам, что у них, на самом-то деле, самая тяжелая работа, а парни под видом «сурового мужского труда» забрали себе самую легкую и приятную.

— Нет, я понимаю, конечно, что свалить дерево — это сила нужна и все такое… Но они же нам даже попробовать не дают! Вот лучше шатер бы ставили, я бы на них посмотрела…

— Говорю же я — дедовщина у нас, — вздыхала Яна.

Шатер худо-бедно был привязан. Без центрального шеста — в группе его называли фикусом — шатер походил на большой плоский стол, покрытый туго натянутой скатертью. Место, где упала сушина, уже полностью скрыла тьма. Там суетились три фонарика, очевидно забыв про шатровую команду.

— А чё мы мерзнем-то? Собаки, что ли? — не выдержала Катя. — Пойдемте к костру погреемся. Они там развлекаются, а мы ждать должны.

— И правда. Мы им что, рабыни?

Девчонки несмело потянулись к костру — в глубине души они боялись, что злые мужики накинуться на них за то, что они оставили пост. Хотя греться в процессе работы, в общем-то, не возбранялось, и даже суровая димычева компания иногда позволяла себе минутную передышку, девушки не удивились бы, если бы именно им это вменили в вину. Но опасения оказались напрасны: костром заведовал добродушный и не видящий дальше своего носа Володя, а при нем на подхвате трудился услужливый Петя.

— Змерзли, маугли? — захихикал руководитель. — Располагайтесь, не стесняйтесь!

Он уже успел расслабиться и отогреться, удобно устроившись у огня на пенковом коврике, и оттого пришел в благодушное настроение. Облокотившись о ствол сосны, он сидел, как в кресле, и раздумчиво изучал перемотанные скотчем продукты для ужина — большой плотный шарик гречневой крупы, шарик поменьше (увы!) сушеного мяса, кирпичики сахара, сухарей и печенек. Закладывать крупу в котел было рано — снег еще не полностью растаял, и в вытопленной воде плавали прозрачные его комочки — однако Володя счел, что после тяжелого, полного волнений дня он имеет право немножко «потупить». А так как он был человеком справедливым, то не отказывал в таком праве и другим. Если, конечно, дело не простаивало.

— Петро, снега в большой котел подкинь! — окликнул он напарника.

Петя, смутившись, что отвлекся, кинулся набирать в сторонке чистого снега.

— Ты знаешь что? Иди-ка лучше к мужикам, дров притащи. У них, небось, уже наколото, — изрек Володя немного погодя, прислушавшись к звукам за деревьями. Там, кроме пилы, теперь стучал и топор. — А мне тут девчонки помогут. Верно, девчонки?

От тепла и уюта он совсем разнежился; в сощуренных глазах мелькнули масляные искорки. Он вспомнил, что в походе присутствуют дамы, а значит ему, как старшему по званию, положено хитро подмигивать, растягивая вкусное слово «девчо-о-онки». Катя ухмыльнулась и взяла у Пети поварешку, чтобы зачерпывать снег. Женя и Яна, пока что необремененные обязанностями, присели у костра на корточки, протягивая к огню отсыревшие рукавицы. Замерзшие руки сладостно пили тепло, перекачивая его дальше в тело, а с ним вместе — и надежду на комфортный сытый вечер. Не доходило покамест только до окоченевших ног: они были слишком плотно изолированы от костра ботинками, а сверху еще и бахилами. Растопить их могло лишь движение, а его пока не предвиделось. Но все равно Женя придвинулась к огню и замерла, блаженно зажмурившись: дорога была каждая секунда тепла.

— Рукавицы не прожги, хе-хе!

— Не прожгу, они мокрые.

— Ты знаешь, что в походе вещь бывает только в двух агрегатных состояниях — либо мокрая, либо горелая? Переходной стадии не дано! — принялся шутить Володя.

— Бл…ь, а кто шатер ставит?! — раздался из темноты грубый окрик Димыча. Следом что-то глухо стукнуло о снег. Должно быть, он принес давно просимый фикус.

— Вот бли-ин… — пробормотала Яна.

Девчонки сразу отскочили от костра, как застигнутые врасплох воришки.

— Дима, мы ждали-ждали, пока вы фикус принесете, замерзли уже… Решили вот пойти погреться… — тоненько проговорила Женя, то ли обижаясь, то ли оправдываясь.