Блуждающий костер

— Они… Ты их слышишь?

Димыч прислушался.

— Вроде нет. Отстали. Уфф… Ну они ж без лыж были, понятно.

— А если оденут? Тогда догонят?

— Гм… Уфф… Вряд ли они среди ночи за нами бегать станут. Наверное, вернутся к себе. Точнее, к этим…

Даже к темноте Димыч увидел, как блеснули ее глаза.

— Боже, там же призраки! А вдруг они их… а если они что-то с ними сделают?

Димыч посмотрел назад. Там не было ни огоньков, ни звуков. Чернота и пустота.

— Жень, мы сделали все, что могли. Наши их не видели. …Знаешь, пойдем-ка потихоньку. А то как бы не…

— Но Володя их видел! В первый момент, когда вышел из шатра, помнишь?

Они немного отдышались и снова пошли шагом.

— Помню. А когда он подошел и сел рядом, он перестал понимать, что это призраки.

— Он стал одним из них? — Женя все еще говорила шепотом, боясь собственных слов.

— Выходит, так. И Петька тоже. А потом — все, снова слепота и амнезия. …Вот тут обходи, там ветки.

— Все верно, все как мы и думали! Тот, кто подошел к их костру, перестает их видеть! Хотя погоди… А почему мы продолжали видеть, хотя сидели среди них?

Димыч задумался.

— Наверное, потому, что мы подошли к ним не по собственной воле. Мы этого не хотели, вот что.

— Выходит, призраки забирают только того, кто сам этого хочет?

Димыч поморщился при слове «забирают».

— Видимо, да. Только непонятно, как наши ребята могли этого хотеть. Они же прежде не видели ни костра, ни двойников. Замечали, удивлялись, подходили — и после уже не видели и не помнили ничего.

— Наверное, они думали, что это наш костер.

— Наверное.

Они уже давно сошли с лыжни, и сейчас карабкались в гору среди частого молодого леса. Димыч решил не идти низом — туда могли направиться и преследователи — и полез вверх, обратно на плато. Вскоре деревья раздвинулись, и открылось темно-серое небо. Но его фоне вдали стали видны черные покатые увалы хребта. Днем они были белыми, их обдувало метелью. Сейчас, судя по шуму ветра — он сразу усилился, стоило выйти из леса — метель наверху по-прежнему бушевала. Ее отголоски ощущались и здесь, на склоне: снежная пыль шуршала по одежде, острые летучие льдинки покалывали лицо. И чем дальше уходила назад спасительная стена леса, тем злее становился ветер. Убедившись, что одинокие путники теперь полностью в его власти, он схватил их в объятия и принялся бомбардировать снежными порывами со всех сторон. Должно быть, люди редко посещали его владения в такой поздний час, и он спешил показать все, на что был способен. Сразу стали замерзать руки, но не было возможности остановиться и потереть их — холод и страх гнали вперед. Давно пора было зажечь фонари, но Димыч боялся, что неведомый враг увидит маленькие звездочки на фоне гор и бросится в погоню. К счастью, под открытым небом снег казался светлее, чем в лесу, и, если держаться вместе, можно было кое-как идти. Путь указывала одинокая звезда на горизонте — почему-то ее никак не могли закрыть полотнища туч, невидимо летящих по небу — да черная полоса леса внизу. Димыч изредка посматривал на них, проверяя направление, но по большей части шел, низко опустив голову, чтобы защититься от ветра. Женя шла за ним след в след, и не видела ничего, кроме силуэта его рюкзака.

— Ты когда-нибудь ходил ночью? — спросила она, когда Димыч остановился передохнуть и повернулся к ней лицом.

— Никогда.

— Говорят, это опасно…

Димыч усмехнулся. Женя живо представила все, что они оставили внизу — костер, призраков, собственных товарищей, которые вдруг стали страшней призраков — и тоже грустно улыбнулась. Да уж, вряд ли здесь было опаснее, чем там. Правда, здесь опасности были настоящими, а не мистическими — замерзнуть, упасть, не суметь встать и остаться навсегда под слоем снега. Димычу, должно быть, тоже пришла в голову эта мысль, и он снова заторопился.

— Пойдем, пойдем. Там в трех километрах спуск долину Каменки начинается. Доберемся до леса, сделаем шалашик, кое-как отдохнем. Оттуда вниз по Каменке, потом по Белой — и завтра к вечеру должны уже на дорогу выйти, по которой «бураны» ездят. Кто-нибудь да подберет.

Этот план появился у него только сейчас. Еще полчаса назад он не думал далее следующей минуты. Лишь сейчас, оказавшись посреди бескрайней ночной равнины, он понял, что их положение не из легких, и не мешало бы придумать маршрут. В голове сразу возникла карта, которую он прежде изучал много раз на дню. Словно фломастером, он мысленно прорисовал на ней линию предполагаемого пути. План был хорош, но неисполним: так быстро выйти к дороге можно было только при условии дневного света и большого количества тропильщиков. А их было только двое, света не было, зато была растущая усталость. Благотворный прилив адреналина, который сопровождал их в начале побега, успел рассосаться. Впереди было еще хуже: бессонная ночь, мороз и ветер обещали отобрать последние остатки сил. Димыч всмотрелся в лицо Жени. Оно было скрыто тьмой, но Димыч понял, что она все знает. Знает, но делает вид, что верит его ободряющим словам.

— Не отставай, — коротко сказал он и снова встал навстречу метели.

Они снова шли, шли, шли. Чувство времени притуплялось однообразным завыванием ветра, да болью в замерзающих руках и ногах. Когда Димыч переставал слышать шорох полозьев за спиной, он оборачивался и поджидал свою спутницу. Загородив ее от ветра своим рюкзаком, он ждал, пока она разотрет озябшие пальцы — действие почти бессмысленное, ибо в первую же секунду эффект пропадал — однако дарующее надежду.

— Смотри! — Женя слабо подняла руку в рукавице, показывая на темное пятно внизу. Это был лес.

— Что?

— Мне показалось, я огонек видела…

Димыч пригляделся — точнее, сделал вид, что пригляделся, потому что налипавшие к очкам снежинки не давали возможность видеть даже вблизи, а протирать их было лень — но ничего похожего не заметил.

— Вроде как раз там, где шатер…

— Отсюда все равно не видно. Там ведь совсем слабый костерок был, помнишь?..

Он уже говорил о покинутом лагере «там». Отныне и навсегда это был не их лагерь, не их группа.

— …если, конечно, это не тот, другой костер.

Женя хотела испуганно охнуть, но холод и усталость подавили звуки в горле, и она промолчала.

— Мы сделали все, что могли, — повторил Димыч, неловко поправляя Жене капюшон с меховой опушкой.

Ее шапка налезла почти на глаза, но она не пыталась ее поднять, дорожа каждым сантиметром утепляющего покрова. Капюшон скрывал подбородок, и от лица оставался только маленький треугольник — глаза, нос и губы. Ресницы опушились и побелели от изморози. Мех, шапка, воротник — все было обметано снегом.

— Пошли скорее! — поторопил Димыч.

Однако мысль об огоньке не оставила его. Стоило пелене поземки ненадолго прорваться и открыть долину, как Димыч украдкой начинал всматриваться туда, разыскивая глазами невидимый костер. Но такое случалось все реже. Ветер крепчал, метель уплотнялась. Они шли в нескончаемом снежном мире, где снег был повсюду — внизу, вверху, справа, слева. Снег, снег, снег. И ветер. И уже не было никаких чувств, кроме морозной боли в конечностях, да шершавых ударов по лицу ледяной пылью. Чтобы убедиться, что настоящий мир не исчез, Димыч пытался говорить про себя. Сначала он считал шаги. Потом стал рассуждать: «Если наша скорость — два километра в час… ну, надеюсь, что все-таки два — то справа скоро должна показаться долина Каменки… Она глубокая, поэтому лес там должен быть темнее». Раз я говорю себе это — значит, я жив и у меня все в порядке, думал он в перерывах между расчетами. Потом он вспоминал, что в этой бело-ветряной пустоте есть еще один человек — Женя, и что ей, наверное, еще хуже. Прислушавшись и убедившись, что ее шагов за спиной не слышно, он нехотя останавливался и разворачивался. Стоять было холоднее, чем идти, хотя это и давало возможность растереть руки и пошевелить пальцами ног в ботинках. Один раз он не на шутку испугался: ему показалось, что Жени нет. В следующую секунду она появилась из метельного тумана, но Димыч больше не стал рисковать: он снял рюкзак, достал из клапана кусок тонкой веревки и связал ею поясные ремни — свой и женин. Пока он, кряхтя, просовывал веревку ей под пояс, Женя стояла молча и слегка покачивалась. От холода у нее не было сил ни то, что помочь ему, но даже осознать, что и зачем он делает. «Плохо дело», — мелькнула у него мысль. Они поползли дальше. Веревочный поводок за спиной Димыча то и дело натягивался и не давал идти. Он послушно останавливался и ждал, пока веревка ослабнет, и снова шел. Он понимал, что скоро войдет в то же состояние, что и Женя. О том, что последует за этим, думать не хотелось. Когда же, когда же Каменка? — мысленно взывал он, пытаясь что-то рассмотреть в пурге. Вдруг, словно отозвавшись на его мольбу, ветер немного стих. По правую руку возник протяженный склон, вдалеке забиравший вверх. Никакого леса и в помине не было. Димыч растерянно остановился, Через некоторое время в его рюкзак уперлась Женя. «Боже мой, что это? Почему там подъем? Должен же быть спуск. Не может же быть, что мы повернули на девяносто градусов, и теперь пересекаем хребет… Потому что ведь это смерть!» Димыч судорожно перебирал в уме всевозможные объяснения увиденному. За это время окно в метели затянулось, и загадочный подъем пропал. «А может, там какой-то сложный рельеф, и на карте не нарисован? Может, там перед спуском где-то был подъем», — уговаривал он себя, но в глубине души понимал, сколь нелепы эти надежды. «Но если мы повернули не туда, то что нам делать дальше, куда идти? Вперед или назад? А если мы снова пойдем не туда, то где окажемся? На вершине, ночью?!» Впервые в его сердце забралась паника. Но долго она там не задержалась: Женя, перебирая руками по его рюкзаку, подобралась поближе.

— А нам еще долго? — еле слышно спросила она.

— Скоро, скоро!

Димыч знал, что врет, но отчего-то сразу приободрился.

— Потерпи немножко, — заговорил он, обняв ее одной рукой, а другой пытаясь потереть ей плечо. Что именно растирать, сейчас было неважно — все части ее тела одинаково мерзли, как и его собственные. — Осталось чуть-чуть.

И, хотя за этим «чуть-чуть» — даже если бы они и вправду добрались до истока Каменки, что было явно не так — следовал бы еще долгий спуск вниз, Женя, которая уже мало что соображала, взглянула на него с благодарностью.

— Пойдем тогда, — первая сказала она.

«Пойдем… Но куда? Вперед — это значит вверх. Может, назад?» Так и не ответив себе, Димыч повернул в компромиссную сторону — вправо. Теперь уже смысла в их движении не было — разве только, чтобы не останавливаться. «Пока идем, будем живы, — твердил он. — Упадем — так упадем, но уж тогда в последний момент, когда сознание потеряем. Тогда не страшно будет». Неизвестно, откуда пришли ему эти мысли — может, он вычитал их где-то, и теперь вспомнил. Но инстинкт предписывал идти вперед, пусть даже в конце пути — тупик.

Время тянулось бесконечно, как снеговой туман вокруг. Димыч вздрогнул, когда однородный мир вдруг сгустился и превратился в твердое препятствие перед глазами. Нечто большое, покрытое снегом. Что такое? С трудом подняв палку, Димыч потыкал перед собой. Это был не камень и не стена: палка ушла в глубину и спружинила обо что-то податливое. «Ветки! Заснеженная ель! — догадался он. И сразу лучик надежды озарил мглу. — Значит, мы рядом с лесом? Значит, мы шли правильно?» Он немного отошел назад — для этого пришлось толкнуть Женю, которая безвольно уперлась в его рюкзак — и напряг зрение, пытаясь разглядеть что-то похожее на другие деревья. Но вокруг ничего не было, кроме мириад белых пылинок, несущихся в воздухе. Даже сама ель, стоило ему отодвинуться, скрылась в этом потоке. «Нет-нет, не уходи!» — испугался он и поскорей вернулся на прежнее место. Ель снова выплыла навстречу. Веревка позади натянулась, но тут же ослабла. Димыч услышал хруст, как будто какой-то великан ступил в снег своим ботинком. Обернувшись, Димыч увидел Женю, лежавшую боком у его ног. Лыжи не дали ей упасть на живот, но лицо погрузилось в снег. Рюкзак сразу начало заносить метелью. Охнув, Димыч бросился поднимать ее.