Блуждающий костер

— Женя, Женечка, вставай! Ну что ты, что ты…

Он кое-как поставил ее на колени и принялся шлепать по лицу рукавицами. Женя застонала и открыла глаза. Димыч взял ее за пояс, поднял и привалил к своему плечу — стоять она уже не могла.

— Мы пришли, да? — услышал он у своего уха.

Счастливая мысль мгновенно озарила его. Он посмотрел туда, где то исчезала, то появлялась в просветах метели заснеженная ель.

— Да, пришли!

…

Сознание вернулось к ней не сразу, словно боясь замерзнуть вместе с телом. Сквозь туман мелькнул огонек, душа потянулась к нему, ища тепла, и Женя очнулась. Она лежала, свернувшись калачиком, закутанная в пуховку и спальники; над головой плясали отблески костра. Поверхность, где они отражались, была весьма странной: это было переплетение из веток и хвои, скрепленное снегом. Женя тяжело приподнялась на локте, попробовала сесть и — сразу ударилась головой обо что-то твердое. Веточный свод встрепенулся и задрожал. Сверху посыпался снег.

— Бл…ь, тише! Не шевелись лучше, а то костер завалит, — услышала она голос Димыча.

И тут же увидела его самого. Оказывается, он был совсем рядом, сидя почти у нее на ногах. Низко склонившись, он раздувал огонь. Ни разогнуться, ни подвинуться он не мог: пространство, где они находились, было маленьким и узким, как нора. Где мы? — только успела подумать Женя, и тут же все поняла. Ель! Они забрались в снеговую яму под кроной огромной ели. Вход, который Димыч раскопал, был прикрыт изнутри его отощавшим рюкзаком. Все, что подходило для укутывания, было извлечено и намотано на Женю, а остатки — на Димыча. Неровный, вогнутый пол устилали пенки. Над костром, в дальнем конце норы — которая и вся-та была длиной метра полтора, да еще и изгибалась вокруг елового ствола — Димыч проковырял маленькое отверстие для дыма. Правда, выходил дым не очень хорошо: то ли ветер снаружи загонял его обратно, то ли Димыч сделал что-то не так, но пещерка уже наполнилась удушливым чадом. Женя, кое-как усевшись, сразу закашлялась: внизу, где она лежала, воздух был чище.

— Ты ляг лучше. А еще можешь ямку себе прокопать наружу, чтоб дышать, — просипел Димыч, занятый костром. Он осторожно подкладывал в чахлый огонь тонкие веточки, добываемые из ели прямо над головой. — Только о-очень осторожно, чтобы нас не завалило. А то и норы не будет, и негде прятаться.

Женя почувствовала жгучую благодарность Димычу. Он выкопал пещеру, уложил ее внутрь, укутал! Если бы не он, она бы, наверное, умерла от холода. Но благодарить было некогда. Надо было срочно копать воздуховод — в горле предательски першило.

— Кхе-кхе! — кашлял Димыч, не в силах больше сдерживаться.

Он еще ниже нагнулся, чтобы отдышаться, и принялся рыть вентиляцию для себя. Руковицы еще не добрались до поверхности, а из ямки уже потянуло свежим воздухом. Димыч приник к стенке, жадно всасывая его. Снеговая шуба ели, хоть и очень толстая, изнутри оказалась рыхлой. Но у этого был и недостаток: при малейшем неосторожном движении вниз падали комья снега, и нужно было поминутно отряхиваться. Димыч, невзирая на дым, склонялся над огнем, чтобы защитить его своим телом. Наконец, доступ к воздуху был отлажен. Оба выкопали удобные дырочки, каждый напротив своего рта. То и дело, надышавшись дымом, они прикладывались к ним и пили свежий мороз; потом снова поворачивались к душному и слабому, но все же теплу. Женя почувствовала успокоение: она поняла, что не умрет. Во всяком случае, не сейчас.

— А как ты ее нашел? — через некоторое время спросила она.

То ли ей показалось, то ли пещера действительно немного прогрелась. Появились силы разговаривать.

— Да как… Увидел ель. Понадеялся, что под ней пространство есть. Так часто бывает. Копнул — точно. — Димыч протягивал дрожащие руки к огню. — А ты тем временем и заснула. Я уж испугался. Думал — все, конец.

— Спасибо тебе…

— Да чего спасибо-то? Ты и сама оттаяла, как внутри очутилась. Я тебя только закутал. А костер как разгорелся, так и воздух нагрел. …Как ноги-то? Отмерзли, небось?

Женя попробовала пошевелить пальцами ног. Скованные ботинками, они не слушались.

— Не чувствую их…

— Э, плохо. Давай-ка, снимай ботинки.

Это было непросто. Женя стонала, тщетно пытаясь добраться руками до тесемок бахил. Димыч, неудобно изогнувшись, помогал ей, и параллельно прикрывал от снега огонь. Не сразу, но ноги были освобождены. Димычу в первый момент показалось, что они сделаны из дерева: такими твердыми и холодными они были на ощупь. Испугавшись, он принялся тереть их рукавицами.

— Вот так три, пока не вернется чувствительность. Ну как, лучше?

— Ой, больно!

— Это хорошо, что больно. Значит, оживают.

— А твои?

— Да что мои. Не знаю. Забыл о них.

— Давай я тебе тоже ботинки сниму.

Убедившись, что ноги ее не отвалятся от обморожения, Женя теперь могла думать и о других. Извернувшись так, чтобы не вылезти из-под теплых покровов и одновременно не своротить драгоценный костер, она подобралась к ногам Димыча и стала разувать его.

— Ох ты черт…

— Больно?

— Д-да… То есть нет, нормально.

— Давай их сюда, мне под спальники.

Они представляли собой странную объемную фигуру. Женя лежала закорючкой, сбоку у ее ног горел костер. Димыч, опираясь на одну руку, второй старался прикрыть пламя. Ноги он просунул к животу Жени, а она грела и растирала их. Дыма вроде стало меньше: после очередного падения снега он нашел себе отверстие и теперь выходил исправнее. Стало почти уютно.

— Как же хорошо, Димочка! Если бы не ты, я бы…

Димыч замычал, протестующее замахав рукой: над головой у Жени упал еще комок снега.

— Знаешь, тут так тепло! Как в шатре.

Это, конечно, было не так. Но в сравнении со страхом замерзнуть это было блаженство.

Прошло немного времени.

— А ветер-то не ослабевает, — заметил Димыч.

К нему опять вернулся холод: он стал дрожать.

— Ты залезь ко мне в спальники, и с-согреешься. — От неподвижности Женя тоже стала зябнуть.

Димыч с завистью посмотрел на нее. Как, должно быть, у нее там тепло! Но он боялся за костер, стоивший такого труда. Отблески пламени уже обозначили на своде пещеры крошечные льдинки: несмотря на холод, огонь подтапливал снег.

— Б-боюсь, как бы снег не подтаял и не обвалился. Что тогда делать будем?

— Его же ветки д-держат.

— Растает, так не удержат.

— А ты это… привяжи там какую-нибудь т-тряпку. Чтобы, если снег упадет, то на нее, а не в костер.

Димыч оглядел, а точнее, мысленно перебрал свои скудные пожитки. Все тряпичное, что могло хоть как-то греть, уже было намотано на тело (в основном женино). Однако он вспомнил. Поежившись, он дотянулся до клапана своего рюкзака, открыл его и извлек большой полиэтиленовый пакет. Привязав его уголками к веткам, он устроил над костром некое подобие балдахина, и лишь тогда стал укладываться. Сначала он хотел залезть в свой спальник, но Женя, понимая, что так они оба потеряют в тепле, предложила вдвоем втиснуться в один, а сверху закутаться другим. Довольно долго они вертелись и сопели, пытаясь исполнить этот план. Самое сложное было ликвидировать щели, которые коварно возникали то здесь, то там. Женя лежала в полном облачении — ее мешочек с теплыми вещами опустел — да еще и в пуховке. Димыч тоже одел на себя все, что у него было, но так как было немного, он рядом с Женей походил на худенького червячка, прижавшегося к толстой куколке насекомого. Женя расстегнула пуховку и, как могла, обняла его полами и руками.

— Повернись ко мне спиной. Буду тебя греть.

Димыч послушался, и они замерли, вкушая чудом добытое — и, может быть, недолгое — тепло.

— Н-ничего, скоро надышим, станет теплее, — повторял он, боясь подвинуться, чтобы не нарушить целостность сложного кокона.

— А что ты такой тонкий спальник берешь? — задала Женя давно интересовавший ее вопрос. — Неужели ты в нем не мерзнешь?

— Мерзну.

— Зачем же тогда?

— Н-не знаю…

Они замолчали. Оттого ли, что им действительно удалось согреть друг друга, или от неподвижности, но оба незаметно впали в забытье. Им приснилась их собственная снеговая пещера, только во сне она была больше, а они — меньше. Со стен ее медленно осыпался снег, будто это были склоны гор. Снег все время норовил засыпать холмик из тряпок и спальников, укрывавший их тела; приходилось то и дело выпрастывать из тепла руки и стряхивать его. Но вскоре стряхивать стало некуда, потому что лежбище превратилось в яму, со всех сторон окруженную снежными склонами. Женя и Димыч убирали снег, и он тут же ссыпался обратно. Становилось все холодней, и тело соседа уже не могло согреть. Тогда они оба одновременно открыли глаза. В пещере было темно: огонь не горел. Ледяная стужа сковала воздух. Димыч с трудом поднялся и пошарил затекшей от холода рукой в том месте, где прежде был костер. Он все понял. Под его рукавицей зашуршал пакет, который он давеча привязал. Распластанный, он был придавлен кучей снега, упавшей вместе с ним с потолка. Димыч поднял глаза и увидел звезду: она равнодушно и холодно мигала сквозь большую дыру меж ветвей ели. То, чего он опасался, случилось: снег растаял, и кусок пещеры обвалился.

— Костер засыпало? — услышал он рядом шепот Жени.

Он знал, что сейчас нужно встать, наломать онемевшими руками новых веток и развести огонь. Не только ради самого костра, но ради того, чтобы двигаться и жить. Однако он не смог заставить себя. Краткий сон в морозной яме забрал последние силы, которые требовались для борьбы. Смерть в дружеских объятиях, из которых уходило тепло, уже не казалась страшной. Женя не шевелилась: она была на все согласна. Димыч снова лег, крепче обхватил ее и замер. Они опять начали засыпать. Но прежде, чем сон сковал бы их навеки, до слуха Димыча донесся звук, который заставил его душу встрепенуться. Это была гитара. Уверенный, что это во сне, он открыл глаза. Сквозь щели в заснеженных ветвях — теперь было видно, как их много — поблескивали оранжевых пятнышки. «Костер? Не может быть. Ведь он же погас», — медленно сообразил Димыч. Огромным усилием он сдвинул с места одеревеневшие члены и приподнялся. Да, это были не просто отблески, это был огонь! Он весело играл в щелях пещеры, и даже просвечивал кое-где через тонкие стенки. Костер горел снаружи! Напрягшись, Димыч вспомнил, что они лежат в яме под кроной ели, что они одни и что снаружи никого нет. Но как же нет, когда он видит огонь, слышит гитарный перебор и чьи-то голоса?

Он растолкал Женю. Оранжевые огоньки заплясали в ее широко раскрытых от изумления глазах.

— Костер! Там костер! Там тепло… — жалобно произнесла она.

Димыч помог ей встать на четвереньки. Забыв о том, что кругом снег и надо одеть ботинки, они принялись выбираться прямо в носках. Димыч отвалил в сторону свой опустелый рюкзак, прикрывавший вход, и высунулся наружу. Ветра больше не было: стояла ясная звездная ночь. На мягком, похожем на толстое одеяло снегу горел большой костер. Вокруг на рюкзаках сидела группа. Их группа! Володя бренчал по струнам, остальные тихонько подпевали. Никто не замечал двух человек, со стонами выползавших из-под ели. Да им было и не важно, видят их или нет. Нужно было одно — добраться до костра и согреться. Ползти было невозможно — снег оказался слишком глубок, и Жене пришлось встать на ноги. Усилия, которые понадобилось для этого сделать, прояснили разум. Она все поняла.