Блуждающий костер

— Димон, присоединяйся! — вежливо приглашали его. — Чего вы там от коллектива отделяетесь? Еще намилуетесь в городе!

Но Димыч чувствовал, что ребята будут рады, если он откажется: едоков и так хватало, а деликатесы не бесконечны. А главное, они с Женей явно выпали из общей атмосферы, и это уже чувствовали все. Никто не смог бы сказать, в какой момент это началось. Это знал только Димыч.

— Да нет, ребят, у нас с Женькой что-то с животом… Наелись пирожков ершуковских, до сих пор не отойдем.

— Вот я всегда говорил, что из походной диеты надо выходить с осторожностью! — изрек Володя, довольный тем, что обошлось без лишних конкурентов на семгу. — Нельзя сразу наваливать много жиров. Организм может не справиться.

— Сам-то ты ничего, жирами не брезгуешь! — засмеялась Яна.

— Так я же постепенно. Я еще в Ершуково начал, — оправдывался он, доедая бутерброд.

Про Димыча забыли, и он потихоньку прошел мимо — к себе и Жене. Постепенно его замечали все меньше, и когда дома, у вокзала, группа традиционно встала кружком для прощания, некоторые в первую минуту даже удивились, что в их компании образовались еще два участника.

— Народ, я с такси договорился! С каждого по стошке — и домой с комфортом! — радостно объявил Данила, бегом возвращаясь от автостоянки.

— Правильно. Считаю, мы это вполне заслужили! — воодушевился Володя.

— Э-э… Только я две машины попросил, по три человека в каждую. Забыл, что нас восьмеро, — растерянно сказал Данила, оглядев группу. — Получается, двое лишних.

Все почему-то сразу посмотрели на Димыча и Женю. Было понятно, что лишние — именно они.

— Да ничего, все нормально! Мы как раз с Женькой прогуляемся, ноги разомнем, — заторопился Димыч. — Я и не привык с вокзала на такси ездить.

— Да, да! — закивала Женя, держась за его локоть.

— Ну, Димон, ты прям настоящий, олдовый турист! Суровка — так до конца, до входной двери, — одобрил Данила. Ему не хотелось тратить время на поиск третьей машины.

Таксисты-азербайджанцы уже махали руками, стоя у своих обшарпанных «лад». Надо было спешить. Все наскоро, неуклюже попрощались и побежали рассаживаться. А Димыч с Женей смотрели им вслед. Больше они ни с кем из группы не виделись. Впоследствии, когда у Димыча спрашивали, почему Володя (а также Гена, Данила, Петя etc) бросили походы, он всякий раз терялся. Он-то знал, почему, но объяснить не мог.

…

Группа вернулась в лагерь ровно к шести вечера, как и было уговорено. Женя только-только начала волноваться (без причины, просто потому, что всегда волновалась), как на повороте тропы, идущей с ледника, появились маленькие фигурки. Она сразу кинулась разжигать горелки. Гречневая крупа давно была засыпана в котел и залита водой, оставалось поставить на огонь. Прошло еще полчаса, и лагерь наполнился гомоном голосов и лязгом железа: усталые и гордые восходители с подчеркнутой небрежностью отстегивали и сбрасывали на землю тяжелые гроздья карабинов. Женя суетилась между ними, встречая, помогая и подавая, но украдкой не сводила глаз с Димыча. Душой он еще был там, на горе; она терпеливо ждала, когда он вернется к ней. Еще через полчаса, утолив голод, все с удобством расселись в кружок и, попивая чай, хвастались впечатлениями (Женя слушала, стараясь подавить зависть). И только в сумерках, когда все разошлись по своим делам, она получила мужа в безраздельное пользование. Димыч устроился на камне, разложив карту, и в сотый раз рассматривал завтрашний маршрут. Женя уселась на земле, обняв его колено, и рассеянно слушала.

— Все-таки эта перемычка мне непонятна, — говорил он сам себе, тыкая грязным ногтем в густо заштрихованный участок. — Показания народа разнятся. Кто-то говорит, что там камни падают и вообще ужас-ужас. А в том году Костик Яснец нормально прошел, и не заметил даже. Вот и думай теперь, что там на самом деле…

— Знаешь, Димка? — Женя вдруг подняла голову. — А ведь я знаю, что ты вовсе не такой страшный сухарь, как думают некоторые.

Димыч, погруженный в раздумья, не сразу уловил смысл слов.

— Я? Не сухарь? Гм… А почему сухарь? То есть, а почему не сухарь? — Сообразив, о чем речь, он чуть улыбнулся, но глаз от карты оторвал. — Вообще-то я сухарь. Так что некоторые правильно думают.

— А я знаю, что нет. — Женя потерлась щекой о его руку. — Ты добрый.

— Нет, я не добрый.

— И ласковый.

— Нет, не ласковый.

— И ты меня очень любишь.

— Нет, не люб… Уфф. Женька, ну перестань! — комично взмолился он.

Он еще делал вид, что смотрит в карту, но голос стал теплее, и рука как бы невзначай легла Жене на плечо.

— Димка!

— Угу?

— А я смогу в следующем году сходить в поход?

Она знала ответ, но хотела еще раз услышать.

— Ну я ж говорил. Сможешь. В крайнем случае, если с мелким совсем тяжело будет — через пару лет сходишь. Времени-то впереди много.

Стало темнеть, пришлось включить фонарь.

— Нет, не много, — серьезно сказала Женя. — Через два года я, может быть, снова буду… — Она потрогала свою округлившуюся талию.

Димыч приподнял край карты и посмотрел на жену поверх очков.

— А откуда ты знаешь?

— Ну, как же. Помнишь, нам обещали, э-э… кучу сопливых ребятишек?

Димыч сначала не понял, о чем она, но постепенно его взгляд прояснился. Память, заглянув в потаенный уголок, куда обычно смотреть запрещалось, вытащила картинку. Там была зима, ночь, костер и группа. И огромная заснеженная ель. Димыч поглядел на картинку, усмехнулся и убрал обратно. А потом бережно сложил на коленях карту.

— Ладно, все. Спать пора. Завтра вставать рано. А тебе вообще вредно на холоде сидеть.

…

Конец