Мистические истории. День Всех Душ

3

У двери Агнес миссис Клейберн остановилась и постучала. Как она и ожидала, ответа не последовало. Она открыла дверь и вошла. В комнате было темно и очень холодно. Добравшись до окна и распахнув ставни, она робко огляделась, поскольку не знала, чего ждать и опасаться. В комнате было пусто, но самое тревожное было не это, а идеальный, без малейших нарушений, порядок. Ничто не указывало на то, что тут недавно кто-то одевался – или раздевался накануне перед сном. И постель явно никто не расстилал.

Миссис Клейберн помедлила, привалившись к стене, а потом подошла к шкафу на противоположной стороне комнаты и открыла его. Здесь Агнес держала свои платья, и здесь они и висели аккуратно в ряд. На верхней полке находились немногочисленные и немодные шляпки Агнес, переделанные из старых шляп хозяйки. Миссис Клейберн, знавшая их наперечет, оглядела полку и обнаружила, что одна шляпка отсутствует. Не было также теплого зимнего пальто, которое она отдала Агнес прошлой зимой.

Это значило, что служанка вышла из дома – несомненно, накануне вечером, потому что постель осталась нетронутой, равно как и принадлежности для мытья и туалета. Агнес, которая никогда не выходила за порог после наступления темноты, которая одинаково презирала и кинематограф, и радио и которую невозможно было убедить в том, что скромные, невинные развлечения являются необходимой частью жизни, – эта Агнес покинула свой кров поздним вечером и куда-то отправилась по снегу, оставив свою больную, беспомощную госпожу в одиночестве на верхнем этаже? Почему она ушла и куда? Планировала ли она свой таинственный ночной побег уже вечером, когда раздевала миссис Клейберн, исполняла ее указания, старалась устроить все так, чтобы ей было удобно? Или произошло нечто – загадочное и жуткое Нечто, к которому миссис Клейберн все еще искала ключ, – заставившее служанку спуститься вниз и ненастной ночью выйти на улицу? Может быть, внезапно заболел кто-то из мужчин, живших при гараже, шофер или садовник, и Агнес позвали на помощь? Да, это могло бы послужить объяснением… И все же очень многое оставалось необъясненным.

Со спальней Агнес соседствовала бельевая комната, далее находилась спальня горничной. Миссис Клейберн постучала в дверь. «Мэри!» Ответа не было, и она вошла. Внутри царил такой же безупречный порядок, как в комнате служанки, не было никаких признаков того, что здесь кто-то спал или менял одежду. Несомненно, обе женщины ушли вместе – но куда?

Холодное, не дающее ответов молчание дома давило на миссис Клейберн все больше и больше. Она никогда не думала, что дом велик, но теперь, в снежном зимнем свете, он казался необъятным, изобилующим зловещими уголками, куда страшно заглядывать.

За комнатой горничной находилась черная лестница. Это был самый короткий путь вниз, и каждый шаг миссис Клейберн отзывался все более сильной болью, однако она решила потихоньку вернуться назад, через весь коридор, и спуститься по парадной лестнице. Зачем ей это понадобилось, она не знала, но чувствовала почему-то, что сейчас лучше не рассуждать, а повиноваться своим инстинктам.

Ей не однажды случалось после полуночи обходить в одиночку нижний этаж, но так бывало, когда ее пугали какие-то непонятные шумы, а в этот раз источником угрозы стала неумолимая враждебная тишина, ощущение, что дом и при дневном свете хранит в себе ночные тайны и следит за хозяйкой так же, как она за ним; что, входя в эти пустые, чисто прибранные комнаты, она вторгается в незримое общество, от которого существам из плоти и крови лучше держаться подальше.

На широких дубовых ступенях, отполированных до блеска, было так скользко, что миссис Клейберн переступала с одной на другую потихоньку, цепляясь за перила. И пока она спускалась, вместе с нею спускалась тишина – все тяжелее, плотнее, непроницаемее. Казалось, тишина ощупывает ступени у нее за спиной, приноравливаясь к ее шагам. Эта тишина обладала свойством, какого Сара не замечала за другой, обычной тишиной. Та представляла собой просто отсутствие звуков, тонкую преграду между ухом и жизнью, приглушенно пульсирующей по ту сторону, а эта – непреодолимую субстанцию, заполнявшую весь мир и состоявшую из полной остановки всякой жизни и всякого движения.

Да, вот от чего ее бросало в дрожь: от ощущения, что у этой тишины нет предела, нет внешних границ, ничего, что лежало бы за нею. К тому времени Сара уже одолела лестницу и через холл ковыляла к гостиной. Она не сомневалась: то, что там находится, будет немо и неживо; но что это будет? Мертвые тела ее слуг, павших жертвой убийцы-маньяка? А если теперь ее очередь, если маньяк поджидает ее за тяжелыми гардинами в комнате, куда она собирается войти? Что ж, она должна это выяснить, должна встретить неведомую опасность лицом к лицу. Не потому, что она такая храбрая, – ибо мужество высочилось из нее до последней капли, – а потому, что любой исход лучше, чем оставаться запертой в заснеженном доме, не зная, одна ты тут или нет. «Я должна это выяснить, я должна это выяснить», – повторяла она про себя, как бессмысленный обрывок песенки.

Гостиную заливал холодный дневной свет. Ставни были не закрыты, гардины не задернуты. Миссис Клейберн осмотрелась. В комнате было пусто, стулья стояли на своих местах. Хозяйское кресло было пододвинуто к камину, в котором виднелась кучка остывшего пепла: перед своей злополучной прогулкой Сара грелась тут у огня. И даже пустая кофейная чашка оставалась на столике у кресла. Очевидно, после вчерашнего ланча слуги сюда не входили. Внезапно Саре стало понятно: остальной дом окажется таким же, как гостиная, – холодным, аккуратным и… пустым. Она не найдет здесь ничего – и никого. Обычных опасностей, поджидающих человека в безмолвных помещениях, она больше не боялась. Сомнений не было: она совершенно одна под крышей своего дома. Сара села, давая отдых больной лодыжке, и неспешно огляделась.

Предстояло обойти и другие комнаты, и Сара намеревалась осмотреть их все… зная, однако, наперед, что не найдет ответа на свой вопрос. Эта мысль родилась в ней, пожалуй, из-за особого характера тишины, которая ее окружала. В этой тишине не было ни малейшего разлома, ни даже тончайшей трещинки. В ней было холодное постоянство снега, по-прежнему размеренно падавшего за окном.

Миссис Клейберн не имела понятия, как долго просидела, прежде чем собраться с силами и продолжить обход. Боли в лодыжке она больше не ощущала, но помнила, что опираться всей тяжестью на эту ногу нельзя, и поэтому передвигалась очень медленно, хватаясь за все предметы мебели, какие попадались по пути. В нижнем этаже все ставни были открыты, все гардины раздвинуты, и ничто не помешало миссис Клейберн осмотреть сначала библиотеку, а потом утреннюю гостиную и столовую. Мебель всюду стояла на своих местах. В столовой стол красного дерева был накрыт к вчерашнему ужину, и в его темной поверхности отражался канделябр с потушенными свечами. Сара не принадлежала к тем женщинам, которые наедине с собой довольствуются яйцами в мешочек, сервированными на подносе; она всегда спускалась в столовую, чтобы насладиться тем, что она называла «цивилизованной трапезой».

Оставалось осмотреть помещения в задней части дома. Из столовой Сара направилась в буфетную и там тоже застала безупречный порядок. Открыла дверь и выглянула в коридор для слуг, где пол был застелен аккуратным линолеумом. Ее сопровождала глухая тишина; Сара по-прежнему ощущала ее близость и настороженное внимание, словно тишина была караульным, готовым наброситься на пленницу при попытке к бегству. Хромая, она добралась до кухни. Разумеется, там тоже царили порядок и безлюдье. Но Сара должна была убедиться.

В коридоре она на минуту прислонилась к окну. «Это как с „Марией Селестой“[83] – Марией Небесной на terra firma[84], – подумала она, вспомнив неразгаданную тайну моря из своего детства. – Никто так и не узнал, что случилось на борту „Марии Селесты“. И может быть, никто не узнает, что случилось в этом доме. Никто, даже я сама».

При этой мысли подспудный страх внутри нее словно приобрел новое качество. Теперь его можно было сравнить с холодной как лед жидкостью, бегущей по всем жилам и омывающей сердце. Сара поняла, что раньше не знала, что такое страх, как не знают этого, наверное, и большинство ее знакомых. Потому что это было ощущение, ни на что не похожее…

Страх настолько ею завладел, что она не осознавала, как долго стоит у окна. Потом, повинуясь внезапному импульсу, она двинулась в судомойню. Начать с нее Сара решила потому, что там имелась в стене скользящая дверца, сдвинув которую можно было незаметно заглянуть в кухню, где, как подсказывало ей смутное чувство, таился ключ к загадке. Она прониклась убеждением, что именно в кухне сходятся все нити.

Как и ожидалось, в судомойне все было чисто прибрано. Какие бы события ни произошли в доме, они никого не застали врасплох; никаких следов внезапного бегства не было видно. «Похоже, они всё знали заранее и навели порядок», – подумала она. Глянув на дальнюю стену, Сара обнаружила, что скользящая дверца отодвинута. Добравшись до нее, она впервые услышала звуки. Это был мужской голос – негромкий, но выразительный, и он был Саре незнаком.

Похолодев от страха, миссис Клейберн остановилась. И снова это был другой страх. Прежние шли от умозаключений, от призрачных эманаций, порожденных тишиной. На сей раз страх был самый обычный, житейский – боязнь злоумышленников. О господи, как же она не вспомнила о револьвере, который после смерти мужа положила к себе в ящик комода?

Осторожно ступая по гладким плиткам, миссис Клейберн направилась к двери, но посреди комнаты трость выскользнула у нее из руки и с грохотом упала на пол. По пустому дому покатилось многократное эхо, и миссис Клейберн в ужасе застыла на месте. Теперь, когда она выдала себя, бежать было бесполезно. Тот, за кухонной дверью, кто бы он ни был, мгновенно ее настигнет…

Однако голос, к ее удивлению, не умолк, как если бы ни говорящий, ни слушатели не обратили внимания на грохот. Невидимый посетитель говорил так тихо, что невозможно было ничего разобрать, но тон был решительный, чуть ли не угрожающий. В следующий миг миссис Клейберн поняла, что слышит иностранную речь, причем на неизвестном ей языке. И снова настоятельное желание узнать, что, скрытое от зрения, происходит совсем рядом, возобладало над страхом. Она подкралась к дверце, потихоньку заглянула в кухню и обнаружила там все тот же безупречный порядок. Но в середине тщательно выскобленного стола стоял переносной радиоприемник, из которого и шел звук…

Потом она, наверное, впала в беспамятство; во всяком случае, силы ей изменили, голова закружилась, и все стало видеться как в тумане. Но немного погодя она доковыляла до буфетной, нашла бутылку то ли бренди, то ли виски – чего именно, ей не запомнилось, взяла стакан и налила себе спиртного. Пока оно растекалось по венам, она, не раз останавливаясь в испуге, одолела путь по пустынному нижнему этажу, по лестнице и по коридору к двери спальни. Там она, по-видимому, снова потеряла сознание и упала на пороге…