Мистические истории. День Всех Душ

История Флаксмана Лоу

Время от времени в прессе возобновляется усиленное обсуждение весьма необычных событий с участием мистера Флаксмана Лоу и покойного доктора Калмаркейна. Отчасти это и побудило нас опубликовать настоящую историю, которую можно с полным правом назвать первым заслуживающим доверия отчетом о предмете, породившем так много споров.

Утверждалось, будто бóльшая доля вины лежит на Флаксмане Лоу, поскольку именно он привел это дело к его громкому завершению.

Читатель сможет судить об этом сам, если тщательно изучит факты, которые мы попытались обрисовать на нижеследующих страницах. В предшествующей главе содержится рассказ о случае, когда Флаксман Лоу впервые убедился в необычных способностях доктора Калмаркейна. Речь идет о деле тогдашнего ассистента доктора Калмаркейна, юного доктора Джеральда д’Имирана, на жизнь которого покушался его наниматель, причем обстоятельства этого покушения убедили Флаксмана Лоу в том, что его могущественный враг обладает силой поистине незаурядной.

Однажды в конце января Флаксман Лоу присутствовал на внеочередном собрании Англо-американского сообщества психических исследователей, где зачитывал очень примечательный документ о тройственной природе человеческой души, как ее трактовали древние египтяне, и заметил в зале массивную голову со спутанной копной волос, по которой нельзя было не узнать доктора Калмаркейна.

После собрания Флаксман Лоу уехал к себе на квартиру, и по прибытии ему тут же вручили визитную карточку доктора Калмаркейна. Лоу немало удивился, так как был наслышан о замкнутом и угрюмом нраве гостя. Эта встреча оказалась первым в ряду поразительных событий, непосредственно связавших мистера Лоу с этим страшным, безжалостным человеком. Вероятно, Калмаркейн понял еще раньше, что мистер Лоу стоит у него на пути, а встреча, о которой мы рассказываем, окончательно его в этом убедила; как бы то ни было, мы должны начать с намека на необычайно щедрый дар, предложенный доктором Калмаркейном Флаксману Лоу, а затем описать, насколько это может выразить человеческий язык, дальнейшие очень странные происшествия.

Калмаркейн вошел в плаще и шляпе, и в сравнении с его гигантской сутулой фигурой комната сделалась тесной. Небрежно кивнув Лоу, он медленно осмотрелся, словно рассчитывал по обстановке узнать что-то о хозяине. Тем временем Лоу смог оценить, насколько верно д’Имиран описал в свое время внешность Калмаркейна. «Косматый великан, костлявый и нескладный. Длинный мясистый нос, темные, стального оттенка лохмы, клочковатая борода, которую он во время разговора имеет обыкновение закручивать колечками».

Обращаясь к Флаксману Лоу, Калмаркейн запустил в бороду свою волосатую лапищу.

– Я пришел, – произнес он, – чтобы сказать, что меня в высшей степени заинтересовал ваш сегодняшний доклад. Лишь очень немногие до вас достигали таких успехов. Кстати, сколько вам лет?

Слегка удивившись, Лоу ответил.

– Ага, – кивнул Калмаркейн. – Я старше на пятнадцать лет и, думаю, на столько же опередил вас в познании тех наук, которым мы оба себя посвятили. Вы уверены, что нас не подслушают? Я собираюсь кое-что вам предложить. И советую серьезно обдумать мои слова.

Выслушав соответствующее заверение, Калмаркейн продолжил:

– Я пришел с намерением предупредить, чтобы вы в своих исследованиях не пересекали черту, которой достигли сегодня.

– Можно узнать почему?

– Вы обладаете весьма совершенным умом, а также силой и смелостью, и эти качества помогут вам уверенно удерживаться на вашем нынешнем уровне. Но еще один шаг – и ваши позиции радикально изменятся.

– Не буду делать вид, будто не понял вас, – ответил Флаксман Лоу. – Но чем больше знаний, тем лучше, если они направлены исключительно на благие цели.

Калмаркейн яростно его прервал:

– Мы можем как угодно обозначать свои побуждения, но конечная цель каждого человека – это личное могущество! Когда вы постигнете его конечные тайны, кто поручится, что вам ни разу не придет в голову использовать его в собственных интересах? Послушайте! Дайте мне слово не разглашать то, что я собираюсь вам поведать, и… и, без сомнения, мы сможем очень славно сотрудничать.

Далее последовало простое, но многозначительное предложение: Калмаркейн обещал поделиться с Лоу богатейшими плодами своих многолетних трудов, если тот согласится на определенные условия. Мистер Лоу вначале прислушивался к цветистой, выразительной речи Калмаркейна, но, не дождавшись окончания, остановил его решительным и бесповоротным отказом.

Калмаркейн стал вить колечки из бороды.

– Дайте себе время подумать; ведь если вы откажетесь, вас не спасут никакие силы – ни земные, ни адские!

– Я решил, – последовал ответ.

– Это все делишки д’Имирана! – взорвался Калмаркейн. – Предупреждаю вас…

– Не вижу смысла ни вам, ни мне продолжать этот разговор. – Лоу встал. – И имейте в виду: я не из тех, кто станет выслушивать угрозы. Но разрешите, я в свою очередь предупрежу вас? Вы забываете, доктор Калмаркейн, что хотя познанию, как представляется, нет предела, но, поскольку тело и душа взаимосвязаны, могущество смертных все же ограничено определенным пределом.

Калмаркейн направился к двери.

– Я пришел сюда, заботясь исключительно о ваших интересах. А теперь, также в ваших интересах, добавлю, – произнес он с ухмылкой, – что повторного предупреждения не будет.

Через день-два мистер Лоу, с головой поглощенный сложными исследованиями в области, которой был посвящен его недавний доклад, выбросил из головы странный визит Калмаркейна. Но по прошествии двух недель он стал замечать, что им все чаще овладевает новое и очень неприятное настроение, сделавшееся даже серьезной помехой в работе.

В чем коренилась причина, в мозгу или в теле, определить было трудно. По словам Флаксмана Лоу, первые подозрения зародились, когда он заметил, что объем работы, которую он проделывает в промежутке между десятью часами вечера и двумя часами ночи, становится все меньше, а заметки, относящиеся к этому времени, оказываются бесполезной писаниной. Вначале он отнес эту низкую продуктивность на счет того, что его за работой клонит ко сну. Далее он, проанализировав факты, осознал, что в другое время, за исключением указанных часов, и качество, и объем работы ничуть не снизились. Стало очевидно, что приступы умственной слабости носят периодический характер, и Лоу решил с ними разобраться.

Соответственно, вечером 30 января он, как обычно, обложился книгами и стал ждать. Почти в самую полночь на него напала всепоглощающая тоска, затем последовало ощущение беспомощности перед какой-то непонятной бедой, перешедшее наконец в полное отчаяние. Потом это настроение в свою очередь незаметно отступило, и, когда пробило три, Флаксман Лоу очнулся, вспомнил, чем собирался заниматься, и взялся за обычные ученые труды. Но восстановить в памяти полностью и четко предыдущие часы он, как ни старался, не смог.

С течением времени эти приступы стали учащаться. Чем больше Лоу старался, тем меньше ему удавалось сделать. Почерк портился, буквы делались корявыми; сосредоточиться, как прежде, ему уже не удавалось, и это было особенно заметно, потому что в то время он занимался одной плохо сохранившейся надписью эпохи Птолемеев[65], что требовало особенно напряженных усилий.

Вначале Лоу склонялся к тому, что неприятности вызваны физическим нездоровьем, но постепенно стало ясно: в определенные периоды к нему в голову вторгаются чужие мысли, оттесняя его собственные. Иными словами, он не мог сконцентрировать внимание на работе, поскольку думал о чем-то ином. Однако что за мысли бродили у него в голове, он не имел ясного представления. В мозгу теснились неуловимые воспоминания, душу терзали неведомые горести, в душе зрел бессильный бунт против злой судьбы – но все это было окутано туманом.

В те часы, когда Лоу владел собой и без помех следовал собственному потоку мыслей, ему становилось страшно, и порой он решал одолеть загадочный недуг простым усилием воли. Дней десять или немного дольше он был занят только тем, что упорно сопротивлялся, и под конец, совершенно измотанный физически, в основном избавился от этого духовного инкуба[66].

Но впереди его ждала новая череда испытаний. Однажды поздним вечером, возвращаясь домой из клуба, Лоу почувствовал, что за ним кто-то идет. Обернувшись, он увидел только безлюдную улицу и полицейского на дальнем перекрестке. Он зашагал быстрее, но преследователь не отставал. Лоу знал, что тот ступает с ним в унисон, и, если получится остановиться на долю секунды раньше невидимки, можно будет услышать его шаги. Когда он прибежал домой и захлопнул за собой дверь квартиры, у него вырвался вздох облегчения – смешной и неуместный, как он подумал тогда, хотя был уже научен опытом. Едва скинув с себя пальто, мистер Лоу уселся за работу. О недавнем происшествии он предпочел не думать.

За занятиями, как помнится Лоу, он поймал себя на том, что рывком поворачивает голову в попытке разглядеть лицо, склонившееся над его плечом, но не успевает. Это повторялось несколько раз.

Скоро постоянное ощущение, что за ним следят, сделалось невыносимым. Ни днем ни ночью Лоу не удавалось побыть в одиночестве, избавиться от посторонней личности, угнетавшей его собственную. Постепенно она завладевала его сознанием, словно высасывая из мозга все независимые мысли, чтобы полностью подчинить его своим неведомым зловещим целям.

Лоу знает, что не оставлял слабых попыток воспротивиться тирании этих мыслей, которые принадлежали не ему, а его ненавистному преследователю. Ему постоянно казалось, что стоит хоть долей секунды раньше поднять взгляд, обернуться или остановиться – и он непременно увидит, услышит или почувствует того, кто за ним следит, но этой самой доли секунды ему каждый раз не хватало. Теперь, по прошествии времени, он признает, что неуловимый спутник то и дело заманивал его в смертельно опасные ловушки, откуда он едва спасался. Если читатель ненадолго представит себя на месте Флаксмана Лоу, во власти кого-то, кто задался целью сломить его тело и душу, то он поймет, как это страшно, когда даже в самых безобидных ситуациях тебе угрожает опасность.

Долгими февральскими ночами Лоу боролся и ждал, намереваясь справиться с нападениями таинственного недруга одним лишь усилием воли.

В ту пору небо внезапно прояснилось, и мистеру Флаксману Лоу пришла идея на неделю отправиться в Париж, чтобы развеяться и переменить обстановку, так как при солнечной, бодрящей погоде он все еще склонялся к тому, что его неприятности вызваны физическим нездоровьем. В Париже он почувствовал себя лучше и даже часто забывал о своих недавних переживаниях. Он вел активную жизнь, встречался со многими приятелями, в том числе с месье Тьерри, и по возвращении в Лондон не сомневался, что способен противостать всем будущим напастям.

Посвежевший, радуясь приливу новых сил, Лоу тут же набросился на свои долго пролежавшие без движения исследования. Как-то вечером он привел в порядок книги и бумаги, а также, как обычно перед длительной и напряженной работой, проделал еще одну процедуру. Флаксман Лоу привык, чтобы на полке у него над головой лежал в готовности ряд набитых табаком трубок. Число трубок он соотносит с проделанной работой, и, пока разум занят историей Египта, пальцы откладывают в сторону трубку за трубкой, пока на подносе не накопится добрый десяток выкуренных. В тот раз он трудился и курил по заведенному порядку.