Полутьма

Глава 21

Сон не идет. Странно работают мозги, то отключаются, когда не нужно, то наоборот. Хотя, конечно, иногда все происходит весьма кстати. Думаю подняться и просушить голову феном, ведь на подушке собралось уже приличное мокрое пятно. От одной мысли вставать и куда-то плестись становится дурно. Звук льющейся воды в ванной не прекращается уже час. Конечно, пока этот не отмывается. Надо было хлорки, что ли, налить ему туда. Так, мелкая пакость, но отобьет ему обоняние.

Осознание накрывает волной, заставляя сердце ускорить темп. Резко сажусь на кровати, оглядываясь на дверь ванной. Что-то не так. Это же сейчас я… пошутила? «Подколоть» древнего вампира. В висках стучит, а измученное кашлем горло пересыхает. Ведь это происходит не первый раз. Когда я думаю о нем как о человеке. В измученном разуме картинка складывается очень плохо. Словно я держу в руках большую часть пазла, но никак не могу найти, какую куда приложить. Ладони чешутся от реальности ощущения. Поддавшись, раздираю пальцами кожу, взглядом прожигая дверь в ванную.

Почему Самсон знал, что я буду работать с ним? Я ни разу не задавалась этим вопросом. Просто как-то сразу приняла, что это Самсон пригласил меня в игру, поэтому майор был вынужден… но… Слюна застревает в горле, и я вновь кашляю, чувствуя, как в уголках глаз собираются слезы. Разве Самсон толкнул меня сюда?

Укусы зудят, и я понимаю, что чешусь уже вся. Кожа горит не то от ожогов, не то от смытого цемента. Желание содрать ее пробивается в беспорядочных мыслях, но тут же отгоняю его. Есть о чем думать и без этого. Накатывающее безумие, как ни странно, поддается, а я в очередной раз ставлю галочку в победе над собой. Видимо, столько времени мне нужно было именно это. Занять себя тем, что я думала, что умею делать.

Ловить хищника.

В голове картинкой вновь проносится текст моего сообщения. Слова баб Клавы. И…

«Я не смогу вернуть тебе память».

Вода в ванной перестает литься, но я чувствую, что он не выйдет сейчас. Просто знаю. Не понимаю, на каком уровне, но снова это ощущение.

Я думаю о нем как о человеке?

Лихорадочно кусаю губу, потирая переносицу. Нет, этого не могло случиться сейчас. То есть я никак не могла начать относится к вампиру как к человеку после всего. А значит… Горячая волна вновь проносится по телу, а мне кажется, что от моего взгляда в двери начинает появляться дырка.

Значит, раньше я относилась к нему, как к человеку.

Вывод пугает, но запихиваю паникующий голос куда подальше. Не до него. Не сейчас, когда кажется, что я прикоснулась к чему-то совершенно новому. Запретная территория. Жизнь до 31-го декабря 2016 года.

Ты же кусочек пазла, да, Вагнер?

Понимаю, что жутко торможу, от чего злюсь. Эмоции сейчас – мой враг. Скрипя зубами, сжимаю пальцы в кулаки, позволяя ногтям войти в кожу. Остатки зарождающегося сна испаряются, а я осторожно поднимаюсь с кровати, медленно скользя в коридор на цыпочках. Должна же я была оставить себе лазейку? Не могло быть, что, находясь под внушением, я не сопротивлялась хотя бы в начале. А значит, в самом видео есть что-то, способное открыть мне нечто, что от меня прячут.

Свой телефон вампир даже не пытался куда-то деть. Лежит на столе, поблескивая корпусом в просачивающемся сквозь плотные занавески свете солнца. Пальцы дрожат, когда жму на кнопку разблокировки. Естественно, шестизначный код. Язык нервно ходит по губам, пока пытаюсь найти зацепку.

«Я знаю».

Ладно, давай пробовать. Палец набирает «311216». Конечно, глупо было полагать, что это сработает. Айфон не поддается, предлагая попробовать снова, а я нервно барабаню пальцами по столу.

А ведь он, скорее всего, слышит.

Мысль отрезвляет, и я резко оглядываюсь на дверь ванной. Перестаю что-либо понимать. Да, он точно слышит. И мои бесшумные шаги, и то, как я взяла телефон. Но… он не появляется? Так выходит, что дядя прав и Вагнер что-то задумал? Специально приводит меня к этому, но не рассказывает напрямую. От злости на вампира хочется кричать, но я лишь падаю на стул, уже и не пытаясь скрываться. Ни шага вперед, ни назад. Не дает мне ни единой зацепки, но сам кладет свой телефон в руки.

У него очищены все файлы, кроме видео, но при этом сохранены сообщения 2016-го года? Сжимаю пальцами виски и массирую, словно насильно проталкивая кислород внутрь. Сомнений нет, Вагнер – важный элемент мозаики. При этом сам он считает, что я должна что-то понять, но не открывает занавес. Но он же уверен, что большей части мне знать не стоит.

Так о чем идет речь и почему Самсон говорит с нами обоими?

Понимаю, что не вижу чего-то слишком очевидного. Оно бьется откуда-то из прошлого, орет мне в ухо, отбивая ритм на барабанной перепонке, но с другой стороны. Я словно глухонемой, должна увидеть, чтобы понять.

«Что ты видишь?»

Прикусываю кончик языка, поглаживая острый край столешницы. Нажимаю с силой, задерживаю, позволяя подушечке налиться кровью. Словно прожать да самой кости. Примерно так себя ощущает моя голова. Налитая кровью, пульсирующая, не способная выпустить мысль из-за преграды, что установила сама себе. Но ведь мне подсказывают.

Два вампира.

Один с целью что-то показать и… разбить группу? То есть я изначально ошиблась, когда предположила, будто Самсон хочет, чтобы мы работали вместе. Наоборот, вампир что-то показывает, дабы мы развалились. И бункер тому подтверждение. Это должно было стать второй ступенью.

«Здесь для меня ничего нет».

Кислород в венах превращается в огонь. Пальцы трясутся, но я обхватываю телефон, занося палец над экраном. Звук открывающейся двери ванной. Но я точно знаю, что Вагнер не будет мешать.

Ведь он решил показать мне сам то, что должно развалить группу.

Рот наполняется кровью, посылая по рецепторам металлический вкус. От нее не тошнит. Желудок скручивает совсем не от этого.

У каждого свой алтарь. Он живет где-то глубоко внутри нас, но вечно вырывается наружу. Проявляется, показывает себя. Нарывом рано или поздно разрывая годами кипящую боль.

У людей. То, что такой алтарь есть у вампиров, я узнаю только сейчас. Когда айфон послушно принимает код разблокировки. Смешок сам срывается с губ, а я осторожно кладу телефон на столешницу, поднимая ноги на стул и прижимая колени к себе. Закрыв глаза, делаю медленный вдох, слыша осторожные шаги вампира.

Первые кусочки пазла послушно прилипают друг к другу, а я подбираю следующие, примеряя.

Эмоции сейчас главный враг. Но я все равно дышу слишком громко. По крайней мере, Вагнер оказался прав. Это действительно стоило знать. С трудом разлепляю ссохшиеся от крови губы. Еще одна частичка мозаики в моих руках готовится занять свое место.

– Из-за этого? – голос хрипит, но точно знаю, что вампир слышит ответ.

Щелчок чайника, а желание распахнуть шторы и впустить дневное солнце в дом становится навязчивой идеей. Но я трусиха. Мне достаточно боли. Сейчас я боюсь даже просто открыть глаза. А где-то за толстой пеленой перешитого сознания бьется боль. Для нее точно еще слишком рано, к этому пазлу я перейду позже.

– Да, – вздрагиваю от голоса вампира, передернув плечами, – полковник согласен, что…

– Мудак твой полковник, – шиплю, не веря в то, что это говорю.

Понимаю, что неправильно. Мой дядя, единственный родной человек. Внутри сжимается снова, подкатывает к горлу тошнота. Растираю лицо ладонями. Хорошо, что его здесь нет. Потому что я понимаю его. Это я дура, а он все сделал правильно. Смог засунуть чувства куда подальше для победы над общим врагом. И тогда, и сейчас.

– Почему просто не сказать, зачем ребусы? – голос дрожит, но я прокашливаюсь, возвращая жесткость. – Ты ставил под угрозу цель, я не понимаю.

– Не хотел причинить боль, – усмешка срывается с губ, пока слышу, как отщелкивает кнопка закипевшего чайника, но вампир не двигается, – это тоже ставит под угрозу цель.

Великая вампирская логика. А так получается, что вроде как бы я и сама дошла, но и он подсказывал. Маразм. Смех рвется наружу, но сдерживаюсь, прокусывая губу. Кажется, на сегодня достаточно. Третий кусочек пазла вложился в картинку, а за ним и четвертый. И правда, все же на поверхности.

– У меня есть вопросы, – пытаюсь сохранить голос спокойным, но тот то и дело срывается, – но сейчас я не готова говорить.

– Иди в комнату, schatz, – спокойно выдает вампир, а я молча киваю, поднимаясь, – я побуду здесь.

– Ненавижу тебя, – скриплю сквозь зубы, двигаясь к двери, – если бы ты знал, как.

– Достаточно было сказать «спасибо», – где-то за спиной выдает вампир.

А я бросаюсь в комнату, преодолевая внутреннее пламя. Голос, что шепчет распахнуть шторы. Взять нож и дать вампиру напиться отравленной крови сполна. Чтобы из ушей шло. Потому что больше я не хочу ничего знать. Даже вдаваться в подробности, что именно он стер. Оставить все там, заколоченное. Ведь явно не просто так я относилась к нему как к человеку, мне не пять лет. Мысли далеко. В том, что я помню в тот вечер. В искусственных воспоминаниях. Там я с Мартинасом наряжаю елку, смеюсь, развешивая дождик. Там пахнет мандаринами, шампанским и неловко порубленным оливье. Там нет алтаря, а только осторожные взгляды и прикосновения. Мы изучаем друг друга уже полгода.

В этот вечер Мартинас говорит, что любит меня.

Первый раз за всю мою жизнь с девяти лет в этом воспоминании почти четырехлетней давности, которого нет, я счастлива.