Провокации против России

«1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весною этого года, считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года (т. е. 1941 г. — Н. Ч.) войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки».

Можно привести, например, такой на первый взгляд малозначимый факт. Начиная с конца 1940 г., то есть почти сразу после утверждения плана «Барбаросса» (18 декабря 1940 г.), в вермахте появляются в большом количестве военно-географические и военно-топографические карты российской территории с подробным описанием рельефа местности: проходимость дорог, мостов, водных преград, заболоченных мест, лесных массивов и т. д.

Сведения о таком факте из различных источников поступали в Москву. Не думаю, что от этой мелочи могли отмахнуться в советском Генеральном штабе, так как эти сведения в общем комплекте разведывательных данных говорили о многом.

Имеется целый ряд подобных примеров. Они известны. Разве можно валить только на Сталина промахи и просчеты в оценке обстановки? Очевидно, Наркомат обороны и Генеральный штаб также должны взять ответственность на себя за то, что они не сумели аргументированно доказать Сталину о нападении Германии на СССР летом 1941 г., поскольку сами верили в фальшивую операцию «Морской лев», не понимали сути «странной войны» англичан и французов, слабо разобрались в замысле действий и группировке германских войск на нашей западной границе.

Надо отдать должное маршалу Г. К. Жукову за его открытое признание: «Я не чувствовал тогда, перед войной, что я умнее и дальновиднее Сталина, что я лучше него оцениваю обстановку и больше него знаю. У меня не было такой собственной оценки, которую я мог бы с уверенностью противопоставить как более правильную оценкам Сталина… Наоборот, у меня была огромная вера в Сталина… В данном случае в его способность уклониться от войны, отодвинуть ее. Тревога грызла душу. Но вера в Сталина… была сильнее. И как ни смотреть на это сейчас — это правда».

Теперь рассмотрим проблему о внезапности нападения — пока неразгаданную.

Выше было показано на конкретных примерах и фактах, что все флоты и войска приграничных военных округов (кроме ЗапОВО) в период 18–20 июня были готовы встретить противника во всеоружии. Поэтому возникает, пожалуй, самый насущный вопрос: о какой внезапности нападения противника мы постоянно говорили и говорим сегодня в нашей исторической литературе?

В этом деле, на мой взгляд, необходимо серьезно разобраться и приобрести ясное понимание — была ли внезапность нападения? Правильно ли мы считаем, что якобы эта самая внезапность стала чуть ли не главной причиной поражения наших войск горячим летом 1941 г.?

Объективно ответить на эти вопросы значит покуситься на миф о пресловутой «внезапности», который настолько укоренился в нашем сознании и в исторических трудах, что остается непререкаемым до сих пор. А между тем при тщательном анализе событий того времени выясняется, что нападение германского вермахта в июне 1941 г. не было для нас неожиданностью.

На вопрос: что такое внезапность? — исчерпывающий ответ с военной точки зрения дал маршал Г. К. Жуков: «Что значит внезапность, когда мы говорим о действиях такого масштаба? Это ведь не просто внезапный переход границы, не просто внезапное нападение. Внезапность перехода границы сама по себе еще ничего не решала. Главная опасность внезапности заключалась не в том, что немцы внезапно перешли границу, а в том, что для нас оказалась внезапной ударная мощь немецкой армии; для нас оказалось внезапностью их шестикратное и восьмикратное превосходство в силах на решающих направлениях; для нас оказались внезапностью и масштабы сосредоточения их войск, и сила их удара. Это и есть то главное, что предопределило наши потери первого периода войны. А не только и не просто внезапный переход границы»[19].

Таким образом, и приведенные факты, и формулировка Г. К. Жукова свидетельствуют о том, что внезапности нападения в обычном понимании не было. Она в свое время была придумана для того, чтобы взвалить вину за поражение в начале войны на Сталина и оправдать просчеты высшего военного командования в этот период. Подтверждением такого вывода является также вторая (главная) часть проблемы внезапности — о недооценке ударной мощи немецкой армии. Резонно поставить вопрос: почему удар гитлеровцев оказался для нас столь ошеломляющим и роковым? Почему мы понесли в первый день и в первые месяцы войны тяжелейшие потери?

За эти и многие другие просчеты несут ответственность в первую очередь военные — Наркомат обороны, генштабисты, разведчики. Предоставим слово на этот счет опять же маршалу Жукову: «Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не был предусмотрен. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники, ни Б. М. Шапошников, К. А. Мерецков и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов».

Как видим, Жуков самокритично признал реальную картину случившегося. Однако странным такое признание было потому, что накануне войны, в конце декабря 1940 г., на совещании высшего командного состава Красной Армии и во время стратегической военной игры Жуков аргументированно доказывал то же самое, что немцы сделали практически 22 июня 1941 г.

В своем докладе «Характер современной наступательной операции» генерал армии Жуков убедительно говорил о том, что современные наступательные операции отличают «смелое и решительное применение танковых дивизий и мехкорпусов в тесном взаимодействии с военно-воздушными силами на всю глубину оперативной обороны противника… высокие темпы наступления». Ссылался при этом на наступательные операции немцев в Польше, Голландии, Бельгии, во Франции, где темпы наступления танковых и моторизованных сил составляли более 30 километров в сутки, а иногда доходили до 100–120 км/с. Совершенно правильно утверждал, что Красная Армия должна готовиться к боям с сильным противником.

Получается так, что в декабре 1940 г. Жуков доказывал о преимуществе мощных танковых ударов, а после войны в мемуарах писал, что никто не ожидал таких массированных ударов со стороны немцев. А ведь именно просчеты в определении ударной мощи немецкой армии с шести-восьмикратным превосходством сил на решающих направлениях предопределили наши огромные потери в первые дни войны, заставили советские войска вести ожесточенные оборонительные сражения и отступление в глубь страны летом и осенью 1941 г.

Располагало ли советское военно-политическое руководство данными о боевом составе, группировке войск противника и о том, что готовилось на той стороне границы? В основном располагало, хотя далеко не полно.

Начальник Разведывательного управления Генерального штаба генерал-лейтенант Ф. И. Голиков 20 марта доложил лично Сталину весьма ценную информацию, в которой излагались все три варианта плана «Барбаросса». В своей докладной записке о третьем варианте Голиков писал: «Для наступления на СССР создаются три армейские группы: 1-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Бока наносит удар в направлении Петрограда; 2-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта — в направлении Москвы и 3-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Лееба — в направлении Киев. Начало наступления на СССР — ориентировочно 20 мая».

5 мая тот же Голиков доложил политическому и военному руководству страны о группировке фашистских войск по периферии советских границ: их общая численность определялась в 103–107 дивизий. В Восточной Пруссии 23–24 дивизии, против ЗапОВО — 29 дивизий, против КОВО — 31–34 дивизии, в Прикарпатской Украине — 4 дивизии, в Молдавии и Северной Добрудже — 10–11. Ожидается дальнейшее усиление немецкой группировки против СССР за счет высвободившихся в Югославии войск. Всего с румынской и венгерской армиями количество войск составит около 130 дивизий.

Источник Разведуправления Генштаба из Софии 20 июня 1941 г. сообщил: «Военное столкновение ожидается 21 или 22 июня. В Польше находится 100 немецких дивизий, в Румынии — 40, в Финляндии — 6, в Венгрии — 10 и в Словакии — 7. Из них — 60 моторизованных дивизий».

1 июня на основе разведданных Голиков доложил Сталину и Тимошенко, что на западных границах СССР Гитлер сосредоточил 122 дивизии немецких войск и по 16 дивизий финляндских и румынских. Всего 154 дивизии.

Угроза явно нарастала. Почему ее проигнорировали? Маршал Жуков объяснял этот просчет так: «Сведениями о дислокации значительных военных сил в Польше мы располагали, но Сталин в принципе считал само собой разумеющимся, что немцы держат у наших границ крупные части, считаясь с возможностью нарушения пакта с нашей стороны. Ведь и мы, в свою очередь, держали на границе немалое количество войск. А непосредственное сосредоточение ударных немецких группировок было произведено всего за два-три последних дня перед войной. И за эти двое-трое суток разведчики не успели передать нам сведения, которые бы составили полную картину готовящегося».

Однако наращивание военной угрозы происходило не в одно мгновение и не в короткие сроки. Совершенно четко обозначилась следующая динамика сосредоточения гитлеровских войск против СССР: в сентябре 1939 г. в Восточной Пруссии и Польше у советских границ было 50 дивизий. К концу 1940 г. их стало 90, к маю 1941 г. — 120, а к июню — 140 (с учетом сателлитов Германии — 190). А всего в сухопутных войсках Германии к июню 1941 г. было 214 дивизий.

Все это лишний раз убеждает только в том, что немцы обрушились внезапно не с точки зрения времени перехода в наступление, а с точки зрения неожиданного для нас массирования сил и средств с шести-восьмикратным превосходством на решающих направлениях. Наши маршалы и генералы не ожидали такой мощи ударов, считали это маловероятным. Поэтому созданная группировка войск западных военных округов (фронтов) была не готова и не в состоянии отразить мощные удары противника, не было создано оборонительных рубежей, да и навыков ведения оборонительных сражений не хватало.

Что касается употребляемого часто термина «внезапность нападения Германии», то он имел место в основном в оперативно-тактическом масштабе и оказал сильное психологическое воздействие на те войска, которые не были готовы к отражению наступления противника, не знали, что делать и как делать. В наибольшей степени это относилось к частям ЗапВО, которые из-за потери бдительности и халатности командования прозевали начало наступления противника. На других направлениях войска вступили в бой с первой минуты организованно.