Глазомер! Быстрота! Натиск!

Австрийская сторона взяла паузу в затянувшемся споре, после чего принцем Кобургским было объявлено, что он согласен с предложением Суворова атаковать противника. Но вся ответственность в случае неудачи ложится только лишь на него лично.

– Егоров, вам сутки на рекогносцировку, – ставил задачу командиру полка егерей генерал-аншеф. – Я и сам с казачками буду местность проезжать, но близко до себя нас турки не допустят, а вот твои ребятки, они ведь ходаки ушлые, привыкли тайно всюду пробираться и все вокруг примечать. Вот и оглядитесь хорошенько у неприятеля, посмотрите, где он свои лагеря разбил, какие укрепления где выстроил, где мосты навел. И потом ко мне сразу же на доклад.

– Братцы, в поиск идет вся ваша рота, – Алексей обвел глазами замерших в строю егерей. – Командованию нужно позарез знать место расположения сил неприятеля за рекой. Если у нас будут точные сведенья, значит, и свой удар по туркам оно спланирует верно, а от этого будет зависеть сама победа и жизни многих наших товарищей. Времени на поиск у вас мало, ровно через сутки все вы должны вернуться на эту сторону реки и доложиться, что видели. Делать все предстоит вам осторожно, чтобы не возбудить подозрение неприятеля о том, что помимо австрийцев под Фокшанами находятся и наши войска. Потому в бой никому не вступать! Вы все должны быть как тени, невидимые и неслышимые. Сейчас командиры разобьют вас по отдельным отрядам, а там уже выдвигайтесь с Богом. Тимофей Захарович, теперь тебе слово, – и вперед вышел командир дозорной роты.

– Так, слушай меня внимательно, с командирами отрядов участки для поиска у нас уже намечены. Я сейчас их сюда вызываю, и они сами будут выкликивать себе людей и сбивать их в отряды. Всего же их будет числом пять. Мой, стало быть, первый. Второй у подпоручика Воронцова.

И из строя вышел заместитель командира роты.

– Третий и четвертый у прапорщиков Луковкина и Травкина. Пятый у старшего сержанта Лужина. Первое отделение, ко мне, – махнул он рукой, и весь десяток егерей во главе с капралом переместился из общего строя за его спину.

– Третье, ко мне, – выкрикнул Воронцов.

– Второе, ко мне, пятое, ко мне, шестое, ко мне, восьмое… – слышались приглушенные команды, и из общего строя выбегали гуськом егеря.

Накинув маскировочные сети, налегке, взяв с собой только лишь носимый боевой припас, дозорная рота убыла в сторону реки. Дольше всех до места переправы через нее пришлось бежать отряду Лужина.

– Бяжим, бяжим, не ленимся! – подгонял два десятка своих людей сержант. – Нам, братцы, еще пять верст вверх по реке бежать. Лучше мы ее там перескочим, чем возле нашего лагеря.

От следующей впереди всех дозорной тройки послышался условный свист.

– Тихо! Залегли все быстро! – скомандовал Лужин и сам же, упав, накинул на голову край маскировочной сети.

До ушей донесся дробный топот. При неярком свете луны невдалеке мелькнули силуэты всадников. Очень скоро они пропали из виду, и отряд продолжил движение.

– Федор Евграфович, османский разъезд это был, – докладывал старший передовой тройки. – Пара десятков их бродом через реку с того берега на наш перешли и далее ускакали.

– Да, видал я их, – кивнул Федор. – Удачно мы с ними разминулись. Еще бы немного, и выбивать бы всех пришлось. Без большого шума мы точно бы не смогли тогда обойтись. Так, Федька, это что же получается, сипахи тут бродом пользуются, чтобы на нашу сторону выходить? А как они проезжали, прямо верхом, в седлах?

– Ну да-а, прямо в них, – протянул тот. – Мы как раз рядом были, шум на реке услыхали и вам сигнал подали. Здесь лошадям воды по брюхо всего было, вот они прямо на них-то и проезжали.

– Ох, как славно! – порадовался Лужин. – Возьмем себе на заметку. Только вышли, а уже есть что их высокоблагородию доложить. Получается, что мы, братцы, еще с вами одну переправу для наших войск нашли! Так, ежели тут разъезд турок только что прошел, значится, нового ждать пока не стоит, а эти не раньше чем под утро обратно вернутся. За мной! – и он повел отряд к броду.

Прохладная вода мало кому была по грудь, в основном же она доходила до пояса. Прошло совсем немного времени, и, вылив воду из сапог, егеря уже бежали на юг в ту сторону, где вдалеке виднелись яркие точки костров. После большого оврага началось поле, засеянное кукурузой. Пройдя по нему около версты, отряд наконец-то приблизился к огромному лагерю турок.

– Михась, берешь свой десяток и обходишь его с этой стороны. Делай круг, пока на десяток Огнена не наткнешься, а он со своими с другой стороны будет кружить. Смотрите только в темноте друг друга не побейте и не шуманите! Я же с тройкой Федора тут вот поближе к караульным подползу да послухаю, чего они говорят. Благо по-ихнему хорошо разумею.

Четыре тени ползли по большому сельскому выгону. В валашской деревне, по-видимому, все собаки были давно порублены. Не было того привычного лая, который сопровождал любое поселение людей и в любой стране.

– Тихо как, не люблю я такую тишину, – проворчал чуть слышно Лужин. – Такое чувство, как будто бы в тебя из темноты сотня стволов целит.

Вдруг впереди и левее, там, где горели костры, послышалась ругань.

– Ну вот хоть так, все веселее, – хмыкнул сержант и, переменив направление, пополз в сторону шума.

В пяти десятках шагов от него и от тройки егерей стоял турецкий караул. Целый десяток солдат при своем начальстве нес сторожевую службу возле возведенных полевых укреплений. Свет нескольких костров освещал окопы с насыпанными перед ними брустверами, а чуть левее поблескивал матово ствол полевого орудия.

– Эй, Саид! – крикнул турок в тюрбане. – Бери Юсуфа и Акрама, пройдитесь по предместьям лагеря. А то Беркай-ага подойдет, и опять нам тут всем достанется. Скажет, что снова мы все словно бы овцы в одном месте гуртуемся. Фатих, а ты с Кадиром к пушкам отойди, немного уже осталось стоять, совсем скоро нас менять будут.

– Выслуживается Али, хочет еще выше подняться, мало ему теперь десятником быть, – ворчал высокий худой турок, встав буквально в пяти шагах от Лужина. – А ведь совсем недавно он за мною ружье носил, в рот мне смотрел и каждое слово ловил.

– А чего ты хочешь, Саид? – хмыкнул невысокий крепыш. – У него ведь земляк комутану алая еду в шатер подает, безбедно живет, вот и Али тоже растет. Да ладно, забудь, сам ведь знаешь – военное счастье переменчиво. Думай, как бы добычу хорошую взять, говорят, в австрийском лагере много лежит добра, а войск там совсем мало стоит. Тот же Фатих мне рассказывал, что через пять дней мы уже переправляться на тот берег будем и одним разом раздавим всех неверных.

– С таким-то войском запросто, – согласился молчавший до этого третий турок. – Больше ста тысяч у нас уже здесь собралось. И зачем только землю копали да лагерь так укрепляли? Вон, у Одоя и возле моста под Мартинешти только лишь одними рогатками все вокруг оградили. Русских-то все равно ведь рядом нет, австрийцев-то нам с чего бы бояться?

– Ну, у нас здесь и лагерь самый главный, – немного подумав, ответил тот турок, которого, как понял Лужин, звали Саидом. – Все-таки и великий визирь здесь свой шатер держит, и основная артиллерия в нем же стоит. А в том лагере, что возле деревни Бокза, как бы главный припас для всего войска хранится. Вот потому-то, видать, и его укрепляют. Правда, там так себе, говорят, эти укрепления. По пояс лишь окопы нарыли да рогатки, опять же, выставили. Вот и все.

– Эй, Саид, ты долго там прятаться в темени будешь?! – послышался голос от костров. – Пройдитесь немного, осмотритесь и сразу же обратно возвращайтесь. Мне что, тебя учить нужно? Сам ведь уже десятый год как саблю на поясе носишь!

– Ах, чтоб тебя! – выругался высокий худой турок. – Я же вам говорил, что он так и будет меня теперь все время донимать. Упивается своей властью, гаденыш! Пошли, а то он субаши пожалуется, не хватало еще, чтобы у нас из жалованья вычли за небрежение.

Двое пошли прочь, а крепыш подошел к тому кусту, за которым лежал Федор, и справил нужду.

– Вот ведь зараза, чуть было меня не окатил, еле удержался, чтобы его прямо там же не прирезать, – шипел рассерженный егерь.

– Ну ведь чуть же не окатил, а ежели чуть, то, значит, не считается, – хмыкнул сержант. – Да и если бы и того, так все равно ведь как миленький бы там лежал и молчал. Не хватало еще из-за какого-то вонючего турка весь наш отряд под клинки сипахов подставлять. Не переживай, тезка, рассчитаемся мы скоро с твоим обидчиком. Дай вот только нам задание до конца исполнить!

Перед рассветом в овраге за кукурузным полем собрался весь отряд. Старшие десятков докладывали Лужину, кто и что разглядел или чего он слышал во время поиска. Все было понятно. В этой части местности за рекой стояли наиболее сильные подразделения османской армии, количество их подсчитать было невозможно, но их явно было больше, чем союзников, всех вместе взятых. Лагерь был защищен недавно построенными земляными укреплениями. Тут же были выставлены и полевые орудия новой французской системы. Десяток Леонтьева насчитал их ровно две дюжины, а вот ребята Огнена заметили десять.

– И в центральной части две батареи по шесть штук, – подсчитывал вслух Лужин. – Итого сорок шесть пушек. Не сла-або!

– Федор Евграфович, а может, мы и языка там скрадем? – предложил Михась. – Ну чего к своим да с пустыми руками возвращаться?

– Мы уже не с пустыми! – покачал головой старший отряда. – Все, что нужно, у нас вот тут уже теперяча есть, – и он показал на мятый изрисованный и исписанный листок. – И вот тут еще вдобавок! – постукал он кулаком по лбу. Приказ от командира полка какой был? Себя не обнаруживать! Вспомните – мы тени, нас никому не видно и не слышно! А сейчас вскочили на ножки – и бегом к реке. Рассвет, вон, уже сереет, чуть замешкаемся с переправой и на воде как на ладони окажемся!