Глазомер! Быстрота! Натиск!

Колонна под командованием генерала-поручика князя Долгорукова в ходе упорного штыкового боя прорвалась по центру земляных укреплений турок и вышла к главным воротам крепости. Неприятель сумел подорвать там два заранее заложенных фугаса, но и это не остановило продвижение русских. На стены центрального участка обороны начали забираться солдаты. С левого и правого фланга сюда уже шла подмога из гренадеров Зубина и егерей под командой Милорадовича. Турки сами покинули центральный участок, и атакующие тут же распахнули ворота. Теперь сражение переместилось уже в сам город. Русское командование отдало приказ заходить в него ожидающим своего часа резервам. Девять спешенных конных полков, казаки и отдельные войсковые команды ринулись вперед.

Противник, вытесненный с городских стен, засел в развалинах домов, в землянках и среди возведенных наскоро баррикад, где и продолжил отчаянно сопротивляться. Русские в плен никого не брали. Началась настоящая бойня! Никакого строя уже и в помине нигде не было. Каждый сражался так, как ему подсказывал его инстинкт. С большим трудом собрав возле себя около сотни егерей, Алексей пробивался по городу вдоль моря. Вот, наконец, и так называемый «греческий квартал». Большинство домов, как и во всем городе, здесь были разрушены артиллерийским огнем. В нескольких уцелевших засели турки, и их выбивали оттуда солдаты. К большому белому дому, на удивление сохранившемуся, подкатили, видимо, трофейную пушку, грянул выстрел, и в выбитую ядром дверь с криком ринулась пара десятков казаков и пехотинцев. Всюду валялись трупы, помимо военных немало здесь было и гражданских.

– Вперед, вперед, братцы! – гнал своих егерей Лешка.

Вот и знакомый переулок. Всюду виднелись поваленные заборы и развалины строений. Возле большого полуразрушенного дома стояла толпа орущих солдат. В руках у них были сабли и фузеи с примкнутыми окровавленными штыками.

– В сторону! – прорычали «волкодавы», распихивая пехоту. – Убери штык, дубина, башку отстрелю! – прокричал Ковалев, наведя свой тромбон на что-то орущего в исступлении пехотинца.

«Бам! Бам! Бам!» – грохнули выстрелы. Разрядив вверх фузеи, егеря расчистили проход, и Алексей прошел к развалинам забора. Здесь пара десятков темных от копоти и оборванных пехотинцев заслонили ему дорогу.

– Не напирай! Чего лезешь! Наше тут все! – орали солдаты. – Дыхнув винными парами на Егорова, их наступало сразу трое. – Вашвысокбродие, чяво ты на солдатское-то заришься! – закричал с обвязанным кровавой тряпкой лбом худой, длинный пехотинец. – Нам самый главный хенерал по праву на три дня город отдал! Мы тут реки крови пролили! А там с бабами в доме энти зеленые засели и теперяча не пущают нас до них!

– Ты как с господином офицером разговариваешь, дубина ты окаемная?! – выкрикнул, оттесняя командира назад, Афоня.

– Ты бы помалкивал, блоха мелкая! – ощерился стоявший перед ним с окровавленным тесаком здоровяк. – Все господа охфицеры уже за стены в лагерь бражничать ушли. Правильно Карпуха говорит – наш это теперь город!

– На-аш! – заорала собравшаяся вокруг толпа.

– Мальцев, гренаду мне дай? – спокойным и каким-то будничным голосом попросил унтера Алексей. – Одна у меня она только осталась, – и он вытащил из сумки свою. – Вестовой, огонек! – Матвей выбил из разряженного пистоля искру на трут и протянул его уже тлеющий командиру. – Ну а чего, – вздохнул Лешка, – половину дураков осколками посечет, а вот остальных можно будет уже штыками добить, – и поджег оба фитиля.

– Братцы, бя-яги! – проорал тот, что был с тесаком, и, распихивая толпу, бросился наутек. Толпа колыхнулась и понеслась вслед за ним. Остался на месте только лишь один Карпуха. Он стоял бледный и смотрел, как подполковник спокойно переламывает фитилек у самого входного отверстия в чугунный шар.

– Как твоя фамилия, рядовой? – спросил его Егоров. – Представься по всей форме!

Тот разом подобрался и вытянулся во фрунт.

– Рядовой второго батальона, третьей роты, Тамбовского пехотного полка Чижов Карп. Виноват, ваше высокоблагородие, каску саблей просекло, босой я на голову! – и он поправил окровавленную повязку на лбу.

– То, что ты не трус, рядовой, это хорошо, – глядя ему в глаза, проговорил Егоров. – Все остальные твои дружки, вон, деру дали. Жадный до баб и до вина – это плохо. Смотри, Карпуха, кровь невинных на душу камнем ляжет, плохо потом сам кончишь. Божий закон, братец. Оставайся человеком, мой тебе добрый совет. Коли надумаешь в егеря перейти, найдешь вон того сержанта, – кивнул он на выскочившего из дома Лужина. – Такой же, как и ты, оболтус когда-то был.

– Ваше высокоблагородие, а мы уже думали, что не отобьемся от находников! – крикнул подбегающий Лужин. – Совсем озверел народец, никакого страха нет, прямо на штыки с саблями перли!

– Ну веди, показывай, как вы там оборону держали, – усмехнулся Алексей.

В полуразвалившемся доме греческого торговца сидела вся его семья, состоявшая по большому счету сейчас в основном из женщин и детей.

– Господин, вы пришли, вы пришли, моя семья, мои дети! – постаревший купец кинулся в ноги подполковнику.

– Спирос, Спирос, ну мы же тебе обещали! Мы здесь! – воскликнул Алексей, поднимая старика. – Ничего, ничего, все непременно поправится. А сейчас, прости, времени у нас нет, нужно срочно выбираться отсюда. Город после штурма на три дня войскам отдан. Надеюсь, ты и сам понимаешь, что это такое?! – и окинул взглядом всех собранных в большой комнате людей. – Да тут народу десятков пять, а то даже и больше будет. Неужто это все твои родичи?

– Здесь еще соседи, господин офицер, – грек жалобно посмотрел на Лешку. – Когда тут такое началось, то под защиту ваших солдат многие из них сюда набежали.

– Ладно, будем, значит, выводить всех, – кивнул Егоров. – Так, бабоньки, всем лица замазать сажей и укутаться тряпьем! После этого по моей команде выходим в окружении егерей за стены и далее к нам в лагерь двигаем. Только там вы и будете в полной безопасности. Спирос, переводи им!

Через полчаса по заваленной хламом улице под бой ротных барабанов в сторону главных ворот шла колонна солдат в зеленых мундирах. Во главе ее с обнаженной саблей маршировал сам господин подполковник. У всех служивых в руках были ружья с примкнутыми к ним штыками.

Повсюду на их пути валялись трупы, улицы были залиты кровью, толпы хмельных солдат сновали в развалинах города.

– В греческом и прочих кварталах вино вояки нашли, да потом перепились, – кивнул в их сторону Лужин. – А здесь вот, в турчанских, девок да всякую рухлядь они ищут, ну и местных, само собой, режут, всех, кого только найдут. Приступ – это дело такое. Ежели начальство своим войскам город во владение отдает, то там жуткое дело творится. Прости господи!

К выходящей колонне на звук барабанов уже ближе к центру города присоединились и те две сотни егерей, что под командой премьер-майора Милорадовича помогали центральным колоннам прорываться в город. Теперь уже приличный отряд уверенно вышел к центральным воротам и потом проследовал дальше в свой лагерь.

«Очаковское сиденье» заканчивалось, русские войска готовились уходить на зимние квартиры.