Многоценная жемчужина

XXI. О Евлогии и калеке

Так рассказывал мне Кроний, пресвитер Нитрийский:[51]

— В молодые мои годы ушел я, унынием понуждаемый, из обители архимандрита моего и ходил до самой горы святого Антония. Гора же сия лежит между Вавилоном[52] и Ираклеополем[53] в пустыне великой, до Чермного моря[54] простирающейся, в тридцати милях от реки. Придя засим в монастырь, подле реки, где в месте, называемом Писпир,[55] подвизались ученики святого мужа сего, Макарий и Амат, которым суждено было по кончине его предать его погребению. Провел я там пять дней, дабы встретиться мне со святым Антонием; сказывали, что навещает он монастырь тот через десять или через двадцать, а то через пять дней, как направит его Господь на благо посетившим в это время обитель. И вот собрались там различные христолюбцы, различные имея нужды до святого мужа; в числе их был некто Евлогий, монашествующий александриец, и с ним еще другой, калека, а пришли они вот чего ради.

Евлогий этот был человек книжный и обучался наукам; уязвясь любовию к нетленному, удалился он от шума житейского, роздал всё, что было у него, и оставил себе лишь малую толику монет, ибо не имел сил для труда телесного. И вот, прискучив сам себе, он ни в общину не желал войти, ни наедине с собою покоя не имел; между тем нашел он на торжище выброшенного туда калеку, безрукого и безногого, которому один только язык и остался, дабы испрашивать помощь у проходящих. И вот Евлогий, остановясь, вперяется в него взором, и молится Богу, и полагает с Богом такой завет:

— Господи, во имя Твое принимаю калеку этого и покою его даже до смерти, дабы через него и мне спастись; ниспошли мне терпение служить ему.

Затем, подойдя к калеке, говорит он ему:

— Желаешь ли, почтеннейший, я приму тебя в дом и буду тебя ублажать?

А тот отвечает:

— И весьма!

— Итак, я привожу осла и забираю тебя!

Тот согласился; и Евлогий привел осла, поднял калеку, отвез его в странноприимную комнату келейки своей и стал о нем печься. И был терпелив калека пятнадцать лет, живя у него как бы во врачебнице, омываемый и прибираемый руками Евлогиевыми и питаемый от него так, как должно при недуге его.

Когда же прошло пятнадцать лет, вселился в калеку бес и принялся возмущать его противу Евлогия; и начал калека изрыгать на благодетеля своего всяческие слова хульные и бранные, говоря:

— У, захребетник, раб неверный, чужие денежки утаил, а через меня спастись хочешь? Тащи меня на площадь! Мяса хочу!

Принес ему Евлогий мяса, а тот снова как закричит:

— Мало мне! Хочу народа! Хочу на площадь! Насилие! Брось меня туда, где нашел!

Будь у него руки, недолго бы ему и придушить Евлогия, так ожесточал его бес.

Идет Евлогий к ближним подвижникам и жалуется им:

— Что мне делать? Привел меня калека тот в отчаяние. Выброшу ли его? Страшусь, ибо давал обет Богу. Не выброшу его? Злые дни и злые ночи доставляет он мне! Что делать, не ведаю.

Они же говорят ему:

— Коль скоро Великий еще жив, — а «Великим» именовали они Антония, — ступай к нему, а калеку положи в челн и так отвези в монастырь, а там дожидайся, покуда святой муж выйдет из пещеры своей, и представь всё на суд ему; что он тебе ни скажет, смотри, держись решения его, потому что Бог глаголет к тебе через него.

И послушался он их, и взвалил калеку на лодочку пастушью, и оставил в ночи город, и привез калеку в монастырь учеников святого Антония. А случилось так, что пришел Великий на другой день, поздним вечером, и была на нем, как сказывал Кроний, хламида кожаная.[56] А когда приходил он в монастырь, был у него вот какой обычай: он подзывал к себе Макария и спрашивал его:

— Брат Макарий, что, пришли братья?

Тот отвечал:

— Да!

— А что, египтяне это или иерусалимляне?[57] — потому что он заранее условился с ним так: «Если увидишь, что странники пришли празднолюбивые, скажи, что они египтяне; а если люди богобоязненные и разумные, скажи, что иерусалимляне».

И вот он спросил по обыкновению своему:

— Египтяне ли братья или иерусалимляне?

Макарий сказал в ответ:

— И такие есть, и такие.

А когда отвечал он ему, что это, мол, египтяне, говорил ему святой Антоний: приготовь, мол, им чечевицы и дай им поесть, — да творил для них молитву единую, и с тем отпускал; когда же, напротив, отвечал тот, что это, мол, иерусалимляне, сидел он с ними всю ночь и наставлял о вещах душеспасительных.

И в этот вечер, как сказывал Кроний, садится он и обращается ко всем; и хотя никто ничего еще не сказал ему, какое кому имя, при наступлении темноты взывает он громко до трех раз:

— Евлогий! Евлогий! Евлогий!

А тот книжный человек не отзывался, думая, будто зовут другого Евлогия.

И говорит ему Антоний сызнова:

— Тебе говорю, Евлогий, что пришел от Александрии!

Говорит ему Евлогий:

— Что велишь ты мне? Изволь молвить!

А тот:

— С чем пришел-то?

Отвечает ему Евлогий так:

— Кто открыл тебе имя мое, открыл и нужду мою.

Говорит ему Антоний:

— Знаю, для чего ты пришел; расскажи, однако, при всей братии, чтобы и они послушали.

Сказывает ему Евлогий:

— Калеку этого нашел я на площади; и положил я с Богом завет, что буду за недужным ходить, дабы спастись мне через него, а ему через меня. И вот, когда минуло уже столько годов, принялся он мучить меня до крайности и понуждает выбросить его. Сего ради и пришел я к твоей святости, дабы присоветовал ты мне, что мне делать, да и помолился обо мне; страшную терплю бурю.

Говорит ему Антоний голосом строгим и грозным:

— Выкинешь его? Но Сотворивший его не выкинул его. Ты — и выкинешь его? Но возбудит Бог иного, лучше тебя, и тот возьмет его к себе.

И вот Евлогий поник в безмолвии; Антоний же сызнова, оставив Евлогия, начинает бичевать калеку языком своим и вопиять:

— Калека злополучный, ни земли, ни неба недостойный, ужели не перестанешь с Богом враждовать? Ужели не знаешь, что это Христос служит тебе? Как же смеешь ты говорить такие слова против Христа? Не Христа ли ради человек этот по доброй воле соделал себя рабом твоим на служение тебе?

Укорив, он оставил в покое и того; а после, преподав советы прочим, возвращается к Евлогию и калеке и говорит им:

— Не блуждайте более, ступайте домой, в келью вашу старую, да смотрите, не разлучайтесь. Уже посылает Бог по ваши души. Искушение же сие приключилось вам по той причине, что близки вы оба к кончине вашей и уготованы вам венцы. Так не творите ничего неподобного, и пусть ангел ваш, придя за вами, не застанет вас в месте сем.

Итак, вскорости совершив путь, вернулись они в келью свою. И в сорокадневный срок преставляется Евлогий; а еще через три дня преставляется калека.