Лев Новоженов

Я не хочу, чтобы как в психушке!

Тут болит там болит, здесь болит. Собственно говоря, болит везде, до чего ни дотронешься. Один сплошной синяк. До финансов дотронешься: «Ай!» — кричат финансы. Внутренних органов коснешься: «Ой!» — кричат внутренние органы. Премьер-министра ненароком задели, премьер чуть не в слезы. В обществе развилась страшная обидчивость. Общество хочет положительных эмоций. «Хватит заниматься критиканством! Нам нужен позитив! Дайте нам позитив!» — требуют отцы отечества от журналистов. «Дайте нам другую действительность! — отвечают журналисты. — И мы дадим вам позитив».

И, как всегда, оказываются не правы. Потому что, если нет другой действительности, ее надо выдумать. Если мотор не тянет и неприятно смотреть на спидометр, что вам стоит нарисовать стрелку, которая всегда будет показывать вполне приличную скорость. И любуйтесь себе на здоровье. А в окошко можно не смотреть.

Что стоит в конце концов, для любителей позитивного издавать специальную газету (и название подходящее есть, к примеру, «Правда-правда!»), в которой бы рассказывалось, как, что ни день, пускаются новые домны, и какой небывалый урожай помидоров заколосился на полях Смоленщины, и о том, как пионер Вася Пупкин в который уже раз нашел кошелек и вернул его по принадлежности, замечательная у нас с вами, товарищи, растет смена! Ведь издавалось же подобное в прошлом, почему бы снова не вернуться к проверенной годами практике?! А действительность, глядишь, устыдившись самое себя, не выдержит и подтянется к печатному слову. Печатное слово должно вдохновлять, направлять, указывать светлые горизонты, а не вносить сумятицу в умы, в которых и так полная каша — единственный у нас вид каши, не охваченный дефицитом.

Только объясните мне, ради бога, наш диагноз, он что, так безнадежен? Если безнадежен, тогда говорите, говорите нам приятное, говорите, как мы все прекрасно выглядим, какой у нас замечательный цвет лица и румянец, ого, во всю щеку! Скрасьте последние дни.

Но если шансы на выздоровление все же имеются, то уж, будьте любезны, выкладывайте все как оно есть. Выдержим. Выдержим все и широкую, ясную… Не впервой. И если кто из руководителей вдруг забьется в истерике — сразу нашатырного спирта ему. Как у нас там с нашатырем? Тоже плохо? Тогда найдите руководителя с нервами покрепче, раз и с нашатырем тоже.

«Для веселия планета наша мало оборудована», — обронил как-то великий пролетарский поэт. Как в воду глядел. Особенно здесь, на одной шестой.

Мир тревожен. Это, пожалуй, его главная особенность. Так он и всегда был тревожен. И будет тревожен. Ну и что? Удавиться теперь, что ли? Боязнь тревоги — признак старческой расслабленности. Любое цивилизованное общество живет в состоянии тревоги, и только там, где царит тоталитарный режим, — тишина и спокойствие, как в хорошем сумасшедшем доме. В хорошем сумасшедшем доме всегда тишина и спокойствие. У диктаторов и психиатров не забалуешься.

А я не хочу снова в брежневскую и андроповскую психушку. Я не хочу, чтобы мне ежеутренне и ежевечерне вкатывали лошадиную дозу успокоительного в форме газетно-телевизионных инъекций, подкожно и внутривенно, что вот, мол, несмотря на отдельные недостатки, и т. д. и т. п.

Недостатки никогда не бывают отдельными. Отдельными бывают колбаса и успехи, а недостатки — в порядке вещей, и не надо себя обманывать на этот счет.

Сейчас трудно, а будет еще трудней. Но зато будет интересно. Очень интересно будет. Я уже приготовился в предвкушении. Жду.

А зло — что ж. Зло на то и существует в мире, чтобы добро могло проявляться. Зло — точка приложения добра. И уж чему-чему, а добру никогда не сидеть сложа руки.