Пипец Котенку! 3

Глава 19

— Протестую! — подскакивает Грозин. Впервые на моей памяти он теряет самообладание. — Требую повторного проведения ритуала!

Соколовский смотрит на менталиста, и тот молча кивает.

— Маг крови говорит правду, и у суда нет причин сомневаться в результате, — говорит Вениамин Григорьевич.

— Требую предоставить другого мага для ритуала! — восклицает Василий.

— Отклоняется. Сядьте! — судья стучит молотком.

Мой адвокат падает на стул и стискивает кулаки. Ловит мой взгляд и коротко мотает головой, а затем опускает глаза. Чувствует себя виноватым? Не вижу причин. Слова кровника не могут быть ложью, ведь за ним внимательно следит менталист.

Но какого хрена? Я вообще не понимаю, как это возможно.

Котёнкин, не скрываясь, веселится. Разве что не танцует победный танец. Насмешливо смотрит то на меня, то на Грозина, широко улыбаясь.

— Кхм-кхм… Прошу прощения, ваша честь, — вдруг говорит маг крови. — Я не закончил.

— Так заканчивайте! — строго говорит Соколовский.

— Ярослав Котов не является сыном графа Алексея Котёнкина, как я уже сказал. Однако он — его родной внук. Сын Романа Котёнкина и его законной жены. Он брат Кирилла Романовича, младше на три года, если не ошибаюсь.

— Позвольте сказать, ваша честь! — говорит адвокат Кирилла. — Это означает, что мой сюзерен обладает большими правами на титул, чем Ярослав.

— Согласно принятому в России дворянскому кодексу — да, — кивает судья. — Но есть другие обстоятельства, которые суд обязан принять во внимание. Ярослав Алексе… Прошу прощения, вероятно, вас следует называть Ярослав Романович. Сядьте на место.

Кровник кланяется и выходит из зала, собрав своё оборудование. Воцаряется тишина, только шелестит бумага, когда Вениамин просматривает материалы дела.

— Я должен понять кое-что, — говорит он. — Если Ярослав не сын Котёнкина и Ирисовой, из-за которого в своё время развязалась война родов, то где тот человек? Если он жив, мы обязаны его найти. У кого-нибудь из сторон есть информация?

— Да, ваша честь! — снова подаёт голос адвокат Котёнкина. — У нас есть данные о том, что ребёнок скончался по пути в Сибирь, когда началась война. Его и Ярослава отправили сюда, а Кирилла — на Дальний Восток.

Меня терзают смутные сомнения о том, что младенец действительно погиб. То, кто я такой на самом деле, можно понять. Я видел портреты жены Романа Котёнкина. Она была рыжей, точно так же как графиня Ирисова. Вполне могло получиться так, что я родился рыжим, а мой старший брат — темноволосым.

А вот насчёт парня, который, по идее, имеет больше прав на титул… Я прекрасно помню, как Мережковский упоминал Аслана, друга графа Чернобурова. Сам Чернобуров тоже говорил о нём, когда мы встречались — мол, любопытное совпадение, вы оба сироты, оба рыжие, одного возраста.

Получается, что этот Аслан — наш с Кириллом дядя и истинный граф! Но он ведь жив, и сейчас обучается в военной академии в Новосибирске…

Наши с Кириллом взгляды встречаются. Уверен, он знает, о чём я думаю и всем видом показывает, что надо молчать. Ну, ещё бы. Ведь если выяснится правда об Аслане Причернобурове, тогда мы оба пролетим с титулом. Лучше бороться друг с другом, чем пытаться оспорить первенство законного наследника.

Адвокат Котёнкина подаёт судье документы, которые тот внимательно читает. Проходит несколько напряжённых минут, после чего Соколовский кивает и говорит:

— Хорошо. Суду необходимо проверить эти данные, — он встряхивает бумагами. — Судя по всему, это не займёт много времени. Перерыв на полчаса.

Он стучит молотком и выходит из зала.

— Ну что, братишка? — усмехается Кирилл. — Как тебе результаты ритуала?

— Замечательно, — улыбаюсь я. — Даже если тебе оставят титул, что вряд ли, меня признают членом рода и твоим законным наследником.

— А кто сказал, что я в ту же секунду не объявлю тебя изгоем? — продолжает веселиться Котёнкин. — Мне никто не запретит, это семейное дело.

— Неплохой план. Спасибо за подсказку, — говорю я и отворачиваюсь к Грозину.

Тот сидит, поджав губы, и качает головой.

— Простите, ваше сиятельство, — негромко говорит он. — Я был обязан заранее узнать этот факт. Но родовые книги Котёнкиных были уничтожены во время войны, отыскать информацию в открытых источниках было почти невозможно…

— Всё в порядке, Василий. Мне приятно видеть, что вы так переживаете за успех нашего дела, — кладу руку на плечо адвоката и киваю на его портфель. — У нас ведь ещё остались козыри, так?

— Конечно. И мы обязательно их используем.

— Пойдёмте прогуляемся и выпьём кофе, — встаю я.

Мы с Василием идём в кафе, расположенное на первом этаже здания суда и берём по чашке крепкого чёрного кофе. Я заказываю ещё пару пирожных-корзиночек и не упускаю возможности полюбоваться на милое личико и пышную грудь официантки.

Возвращаемся в зал как раз вовремя. Соколовский приходит через минуту после нас и объявляет, что заседание продолжается.

— Суд изучил факты и пришёл к выводу, что сын Котёнкина и Ирисовой действительно скончался по пути в Сибирь, — произносит он. — Таким образом, остаётся только два законных наследника титула. Как я уже говорил, согласно дворянскому кодексу и правилам наследования, Кирилл Романович обладает бОльшими правами на титул. Однако есть обстоятельства, которые суд обязан принять во внимание…

Кирилл нервно ёрзает на стуле, а я улыбаюсь. Грозин просит право выступить и получает его. Он предоставляет кипу бумаг — поручительств от глав дворянских родов, чиновников и влиятельных дельцов со всей России. Не только почитатели Кота, но и их союзники, которые тоже решили черкнуть пару строк.

— Как видите, ваша честь, Ярослав обладает поддержкой единоверцев, в то время как Кирилл объявляется нежелательным главой рода. Кроме того, так сказал сам Кот. Нынешний граф Котёнкин лишён его покровительства, родовых способностей и перстня. Ярослав, напротив, имеет всё это.

Судья молча кивает, просматривая поручительства одно за другим.

— Протестую! — восклицает адвокат Кирилла.

— Отклоняется, — вяло машет молотком Вениамин Григорьевич. — Продолжайте, господин Грозин.

— В целом, я закончил, ваша честь. Могу лишь добавить, что если Кирилл останется владельцем титула, это может спровоцировать нежелательные для империи волнения среди дворянства. Почитатели Кота не потерпят, чтобы Кирилл Романович оставался графом.

— Протестую!

— Принимается, — произносит Соколовский и втыкает взгляд в Василия. — Господин Грозин, вы что, угрожаете?

— Ни в коем случае, ваша честь. Я говорю как есть.

— Воздержитесь впредь от подобного. Суд удаляется на совещание.

Фраза номинальная, поскольку Вениамин остаётся на месте. Продолжает листать документы, некоторое время задумчиво смотрит сквозь стол, а потом трижды стучит молотком.

— Суд принял решение! — объявляет он. — Признать обоих участников дела законными членами рода Котёнкиных. С учётом обстоятельств лишить Кирилла Романовича титула графа и передать его Ярославу Романовичу. Дальнейшее разбирательство между ними будет считаться внутренним делом рода и не потребует вмешательства власти, если не будут нарушены законы империи. Вердикт окончательный и обжалованию не подлежит!

Финальный стук молотка звучит, как гром. Ещё до того, как отзвучало его эхо, я достаю из кармана мобилет и набираю номер:

— Порох! Вы готовы?

— Так точно! — коротко отвечает Гриха. — Всё получилось? Ты граф?

— Да. Действуем по плану.

Кладу трубку и встаю. Побледневший адвокат Котёнкина сидит, обхватив руками голову, а сам Кирилл сверлит глазами судью. Он как будто не в силах поверить, что проиграл. Ведь победа была уже у него в руках, и вдруг её просто забрали.

— Немедленно и при свидетелях, включая досточтимого судью, объявляю Кирилла Котёнкина изгоем рода и лишаю его права наследования! — громко и чётко произношу я.

— Как угодно, — бурчит Соколовский, собирая документы. — Имеете право. Как я сказал, всё дальнейшее — ваши внутренние дела.

Кирилл медленно поворачивается ко мне. Его челюсти стиснуты так, что скулы дрожат от напряжения. В широко раскрытых глазах — ненависть и бешенство.

— Ты… — цедит он. — Не можешь. Как⁈

— Жопой об косяк, — усмехаюсь я. — Сам же мне подсказал, что сделать. Ладно-ладно, братец, расслабься. Я не буду тебя убивать, не трясись ты так.

— Я… трясусь… от гнева! — взрывается воплем Кирилл, и его окутывает духовный доспех.

Приставы тут же хватаются за револьверы, менталист творит какое-то заклинание. Пожалуй, во всём зале только я и судья остаёмся невозмутимы.

— Спешу напомнить, что вы в здании суда! — строго говорит Вениамин Григорьевич. — Применение магии, тем более боевой, здесь запрещено. Как и любого насилия.

— Слышал, дорогой? — подмигиваю я. — Вдохни поглубже и успокойся. Пойдём на свежий воздух. Там всё обсудим. Вы сможете забрать все необходимые документы без меня? — спрашиваю у Василия.

— Конечно, — кивает тот. Он в курсе нашего плана.

— Хорошо. Айда, братишка. А ты, лысый, уволен, — тычу пальцем в адвоката Котёнкина. — Можешь идти на все четыре стороны.

Кирилл снимает духовный доспех и медленно, будто во сне, поднимается. Подхожу к нему, обнимаю за плечи и решительно вывожу из зала.

— Вот видишь, старикан, — шепчу на ухо. — Справедливость восторжествовала. Ты взял чужую жизнь и чужой титул. Теперь у тебя их забрали.

Бывший ведун не отвечает. Покорно идёт вместе со мной по коридору, глядя в пустоту и тяжело, напряжённо дыша.

— Но я сказал правду, — продолжаю. — Убивать тебя не буду. Видишь ли, твои исследования могут мне пригодиться. Как знать. Но если не захочешь сотрудничать, я пойму и подарю тебе лёгкую смерть. Одним словом, какое-то время тебе придётся побыть моим пленником.

Выходим на улицу, и нас тут же окружает десяток моих гвардейцев. Новенькая форма, блестящие стволы винтовок и отточенные на тренировках движения.

— Взять его, — толкаю Кирилла в руки Порохова. — Только вежливо.

Котёнкин не сопротивляется. Его руки тут же скручивают за спиной и заковывают в наручники. На шее застёгивают металлический ошейник, гасящий способности к магии. Это уже Добрыня постарался.

Видимо, только почуяв, что лишился способностей, Кирилл оживает:

— Нет! Нет! — вопит он. — Не надо! Ярослав, прошу тебя!

— Ты что, не слушал? Всё в порядке, успокойся. Ты в безопасности. Просто придётся какое-то время подержать тебя на цепи, как собаку. Согласись, ты заслужил, — указываю подбородком на стоящую у крыльца машину. — Увезите его.

— Так точно! — отвечает Порохов и вместе с другими солдатами они тащат Кирилла-Степана к автомобилю.

Глубоко вздыхаю и смотрю на чистое небо, покрытое невесомыми пёрышками облаков.

Вот и всё. Победа. Теперь я — граф.

В доме Окуневых снова праздник, на этот раз в мою честь. Вся семья радуется за меня, даже как будто бы и Маргарита тоже. Хотя что-то я сомневаюсь — помню, насколько хорошо она умеет притворяться.

Да и вообще, как ни странно, нет настроения праздновать. Я вдруг понимаю, что получение титула — это только начало. Впереди такая огромная куча дел! И начинать необходимо немедленно, медлить нельзя. Я прям чувствую, как на меня устремлены взгляды всего алтайского дворянства.