Сделаем Испанию снова великой!

Глава 1. Юность. Часть I

Здравствуйте, меня зовут Артём. Я ваш ведущий в самом лучшем шоу под названием «Давайте понаблюдаем за страданиями того самого мерзкого чувака на троне Испании».

Ну, а если без шуток, то собрались мы здесь затем, чтобы пронаблюдать за тем, как человек, имя которого, кто бы мог подумать, тоже Артём, поведёт себя в совершенно незнакомых ему обстоятельствах.

Если же более конкретно, то мы будем наблюдать за тем, как довольно ординарный российский студент двадцати лет от роду поведёт себя, попади он в тело испанского инфанта на рубеже XVIII–XIX веков.

Проясним, в таком случае, стартовые условия. Итак, в целом, милый нашему сердцу, по причинам, впрочем, не до конца ясным, попадёт в удобную нам совершенную копию нашей вселенной.

Единственное отличие последней от нашей, условно оригинальной версии, заключается в том, что Фернандо, он же будущий Фердинанд VII, король Испании и Индий, он же капитальная мразь и подонок в нашей реальности, родится ровно на 14 лет раньше.

То есть, не 14 февраля 1784 года, а 14 февраля 1770 года. По той простой причине, что в этой реальности последствия инцест ударили не так сильно по плодовитости брачного союза между Карлосом, ака Карлом IV, и Марией Луизой де Бурбон-Парма, ака Марией Луизой Пармской.

Да, как не трудно догадаться, в нашей реальности инцест явно повлиял на плодовитость их брака, ведь из 24 (!) беременностей его жены, а также, по совместительству, двоюродной сестры, только половина увенчалась рождением ребёнка, причём из этих 12 детей до совершеннолетия дожили всего 7.

К слову, 1 ребёнок из этих 7 детей, Мария Амалия, также участвовала в старом добром инцесте… с дядюшкой, что был старше её на 24 года. Как результат, она умерла от страшной инфекции в возрасте 19 лет, а её ребёнок, такое же порождение инцеста, умер, застряв в её «родовом канал». И да, это жуткое, но наглядное пособие, почему инцест — это плохо…

В общем, да, в удобной нам версии реальности русская рулетка от мира генетики, если так вообще можно выразиться, не будучи заподозренным в евгенических взглядах, сыграла нам на руку, и не так отразилась на плодовитости мистера Карлоса и его жены, а также, по совместительству, двоюродной сестры.

Как следствие, Фернандос родился на 10 лет раньше и с меньшим числом проблем со здоровьем, стандартных для порождения инцеста. То есть, более красивым, более плодовитым, а также более здравым умом.

В частности, без «присущей» его династии «чёрной меланхолии», которая, по факту, являлась лишь следствием постоянного инцеста в предыдущих поколениях (привет от Карла VI Безумного и Карла II Зачарованного).

Правда, с одним нюансом — родился не Фернандос, человек весьма недалёкий, а если честно, то откровенно глупый и вообще погибель испанской империи, а Артём, правда, в теле человека, что должен был стать Фернандосом, ака Фердинандом VII.

Собственно, страдания будущего Фердинанда начинаются с того, что личность его, по какой-то совершенно дикой и недоступной природе причине, которую я раскрывать не стану ради налёта мистики, не подверглась деградации.

Которая, вообще, должна была бы быть неизбежной, ведь мозг только что родившегося ребёнка и мозг уже достаточно взрослого студента — две совершенно разные по своему развитию структуры, и, согласно анатомии, в плане интеллектуального развития он должен был бы быть, собственно, на уровне ребёнка, но нет.

Так что да…

ПЕРВЫЙ ГОД

«Какого х*я?» — прокомментировал Артём своё положение, осознавший себя, внезапно, живым. Он зря, что ли, умер? Наконец-то, мир и покой душевный в небытие, настигший его в результате его совершенно естественной смерти от двадцати восьми совершенно случайных падений на нож, как его тут же обломали.

Он ведь даже не успел узнать, если всё же Рай на том свете, или же нет, как тут подкрались мы, и… ах, да, точно! Бедняга ведь не знает, что является лишь полной копией разума действительно умершего Артёма, сделанной буквально за считанные моменты до его смерти.

Ну что же, прости, сердцу милый друг, но сладких плодов смерти вкусить тебе, увы, не дано, как бы ни было сие печально. Благо, мы даровали тебе гораздо более изящную альтернативу — страдания в теле Фердинанда VII.

«Что за фигня? Почему мои ручки такие маленькие? Только не говорите мне, что я попал в один из этих дурацких сюжетов про реинкарнацию, где главный герой не попадает сразу в уже взрослое тело, а вынужден взрослеть вместе с телом с самого младенчества» — друг мой, самоирония не делает наше с тобой произведение лучше.

К слову, пока в голове Артёма крутились все его мысли (простите уж, но бумаги ради мы демонстрируем вам далеко не все мысли Артёма, да и те проходят определённую цензуру), повитухи уже закончили свою работу.

И, разумеется, после этого «деточку» отдали на руке маме. Странно даже, что Артём совершенно не обратил внимания ни на свой первый вдох в этом мире, ни на обрезание пуповины. Впрочем, оставим это на его совести

«Ох, титьки! Ну, хоть что-то будет скрашивать моё печальное существование в этом мелком тельце, да? Ха-ха…» — к счастью, это не совсем так. Королевам не пристало тратить своё время на кормление детей грудью.

Этим, как известно, может заниматься и специально приставленная к ребёнку мадам, а королеве, как, впрочем, и всегда, надлежало продолжать исполнение своих монарших обязанностей — то есть, рожать в темпе пулемёта.

К счастью, вам, дорогие читатели, не придётся испытывать на постоянной основе испанский стыд за мысли этого мелкого изврата. Нет, более нет.

Почему? Ну, потому что первый год жизни Артёма был крайне скучным. Всё, что он делал — это лежал, размышлял, наблюдал и изучал мир вокруг него.

Наконец, он пытался самостоятельно, в стиле ребёнка, выучить испанский и французский языки, которые ему с некоторой периодичностью приходилось, собственно, наблюдать.

Как понимаете, всё это нашего внимания просто не заслуживает. Поэтому я просто подведу итоги первого года жизни нашего «Фердинанда» — за первый год он выучил испанский и французский языки.

Что, впрочем, весьма логично, ведь это было единственным его занятием на протяжении целого года. Тем более, что речь не о владении языком на уровне продвинутого пользователя, а о владении языком на самом базовом уровне.

И на этом, в общем-то, всё. Если, разумеется, не считать его крайне депрессивных рассуждений, в рамках которых он пытался проработать своё одиночество, в состоянии которого Артём, внезапно для себя, оказался.

Так что да…

ВТОРОЙ ГОД

Как вы понимаете, здесь ничего особенного тоже не было. Артём медленно подрастал, учился, как и всякий ребёнок, грамотно управлять своим телом, упражнялся в своих мыслях и развивал свои навыки владения французским и испанским.

В течение второго года своей жизни Артём издал своё первое слово — милейшее фальцетное «Педраса» (мог и раньше, просто не ощущал это нужным, а здесь его вынудила злость).

На самом деле, Артём, разумеется, не делал отсылки на актрису из Бумажного дома, как и не обращался к некой Педрасе. На самом деле, он так обозвал своих нянек — «п*д*р*сы».

Потому, что они частенько подворовывали различные мелкие драгоценности у господ при дворе, но самое главное — до них слишком долго доходили его «требования» то сменить ему пелёнки, то покормить его.

Впрочем, Артёму даже, в некотором плане, весьма повезло, что по совершенно случайному совпадению обстоятельств одна из нянек при нём имела в своём имени часть «Педраса».

Это, в свою очередь, привлекло к ней значительное внимание принца Астурийского, того самого Карла IV, и его жены, расстроенных и очень недовольных тем, что первое слово их ребёнка было не «мама» или «папа», а непонятное «Педраса».

Внезапно, после инспирированного ими расследования, вскрылось, что ей, как и многим другим гувернанткам, приплачивали некоторые официальные лица, чтобы узнать о жизни королевской четы больше, чем им было положено.

Кроме того, она оказалась ещё и той самой мелкой воровкой, которую никак не могли поймать за руку. Так как она во всём созналось, внезапно вскрылась вся схема, началось крупное расследование.

Ловили одну гувернантку за другой, раскрывались всё более ужасающие подробности, потому что гувернантки также выдавали всех своих любовников, всех, кого они подозревали во взяточничестве и так далее, оговаривали даже близких.

Как итог, молниеносными темпами назревал чудовищный по своим масштабам скандал, вскрылись все тайные махинации французского посла при дворе.

Всё это грозило огромным политическим и дипломатическим скандалом, а потому дело по решению высших должностных лиц государства очень быстро замяли.

Разумеется, столь же быстро был найден козёл отпущения в лице гувернанток, которых обвинили, впрочем, не в государственной измене, а в воровстве неких ценностей придворных лиц.

Их всех, конечно же, выпороли кнутами, а после отправили на каторжные работы в Индии. То есть, в испанские колонии. Судьба, разумеется, вполне заслуженная ими.

Они, к слову, ещё мягко отделались, потому что то, что они сделали, в общем-то, подпадало под определение государственной измены. Причём что тогда, что сейчас.

Спасло от плахи их только то, что государственная измена была очень серьёзным обвинением, которое бы привлекло ненужное внимание ко двору, лишь подлив масла в огонь скандала. Который, я напомню, хотели потушить, а не подпалить.

Впрочем, самым важным следствием всего этого было то, что очень многие должностные лица, несмотря на попытки скрыть скандал, всё же были опорочены.

Так как речь шла про довольно консервативных политиков, репутация многих консервативных движений, в принципе, была сильно опорочена, ослабив влияние последних на политическую жизнь государства.

В то же время, либеральные политики, рьяно расследовавшие то, что, как им казалось, может опорочить их противников, консерваторов, выиграли от сложившейся ситуации более всего.

Результаты расследования, разумеется, стали своеобразным секретом Полишинеля, которым либеральные и просто «просвещённые» политики активно пользовались, чтобы унизить своих злейших врагов, консерваторов.

В этом деле, как ни странно, также оказалась замешана ещё и церковь, ведь сам духовник короля Испании оказался замешан в скандале. По той простой причине, что он также получал взятки, в том числе и от самого Папы Римского.

Естественно, за «активное продвижение интересов Церкви» в Испании. Кроме того, от других представителей высшего и младшего клира за содействие при получении должности.

Опять же, скандал постарались замять, но репутация Церкви также оказалась подмочена. Как результат, усилились позиции тех представителей клира, что высказывались за дальнейшее уменьшение обособление испанской католической Церкви от Папского Престола.

Все эти политические перипетии, скандалы, секреты Полишинеля, борьба поднимающих голову либералов с консерваторами, репутационные потери Церкви и борьба между янсенистами и ультрамонтанами (это те, кто выступал за полное подчинение национальных церквей Папе римскому и подчинение государей Европы оному), а всё почему?