Титановый бардак

У губернаторства Финнмарк с точки зрения военной географии был единственный недостаток: практически полное отсутствие сухопутных дорог. Поэтому местное население (не считая, конечно, саамов) проживали на берегу многочисленных фьордов, и все путешествия совершали по морю. Этого хватало, в особенности учитывая, что в фюльке Финнмарк этого постоянного населения было (считая, конечно, саамов) около двадцати тысяч человек. А в самом большом городе губернии постоянно жило почти две тысячи! Понятно, что для полумиллиона гостей места в городах и деревнях просто не нашлось, и британцам пришлось везти еще и разборные щитовые домики. С печками — ведь зимой в Заполярье довольно прохладно, но для печек и топливо требуется! Много топлива, так как прохлада там более чем лютая. А так как большую часть гостей пришлось размещать не там, где их снабжать удобно было, а там, где в принципе хоть как-то разместиться можно, во весь рост встала проблема и перевозки топлива для солдатских печей. Тоже решаемая: хотя по скальным осыпям автомобили передвигаться почти не могли, там неплохо ездили трактора с прицепами. Вот только из-за морозов моторы тракторов никто выключать не рисковал, и они тоже топлива жрали весьма немало…

Жрали, пока Красная Армия не начала освобождение Финнмарка от оккупантов. А потом перестали: некуда стало все возить. Днем четвертого января почти две сотни самолетов поднялись с аэродромов возле Мурманска и Петсамо и совершенно спокойно высыпали шестьсот тонн бомб на британские лагеря. Не на все: те, которые разместились в городах и деревнях норвежцев, трогать не стали — но их-то было явное меньшинство. А вот с большинством случились разные неприятности…

Вообще-то даже днем (если по часам ориентироваться) зимой в Заполярье темно, как все знают где и каждому известно у кого, а британцы светомаскировку тщательно соблюдали. Но немцы в свое время разработали прекрасные инфракрасные локаторы, которые (за более чем умеренные деньги) оказались — в виде технических описаний и даже чертежей — в руках у Петрухи. А чуть позже «локализованные версии» этих симпатичных девайсов появились и на самолетах полярной авиации — так что хорошо обогреваемые домишки в этих локаторах выглядели праздничной иллюминацией. А после того, как в скопление «огоньков» упали полутонные термобарические бомбы, иллюминация прекратилась…

Пятого утром Оля рассказала о результатах очередного разговора со Сталиным и Молотовым, а вечером, уже ложась в кровать, Гуля спросила у мужа:

— А ты раньше, ну, до того как мы попали, знал, что Петруха ликвидатором работает?

— Нет, потому что не был он ликвидатором. Он в отделе антитеррора служил, причем аналитиком. Был специалистом по переговорам с террористами всякими. Хорошим специалистом, в основном по Африке и Ближнему Востоку специализировался, кстати, и языковая подготовка у него оттуда же.

— А… а пистолет у него этот? Он же говорил, что трофей.

— Оппоненты на переговорах иногда и не совсем вменяемые попадаются. А чего тебя вдруг это заинтересовало?

— Да Оля упомянула, что Сталин особое внимание сейчас на борьбу с сионистами прочил обратить, а я вспомнила, как Петруха Молотова вдовцом лет десять назад оставил. Если бы сейчас ее деятельность вскрылась, было бы очень неприятно.

— Меня Петруха старается особо в детали не посвящать, но вроде с Жемчуговой кто-то из скорохватовцев поступил, хотя и по его плану. Но ты права: сейчас это было бы очень некстати, а тогда проканало за рядовую семейную драму. И вроде Сталин не в курсе ее тогдашней деятельности.

— И не надо его в такие мелочи посвящать, у него и так забот больше, чем нормальный человек выдержать может. Девочки из кремлевки и без того меня чуть ли не каждую неделю насчет восстановительных диет тиранят…

— Ну конечно, кто же, как не военный хирург лучше всех в диетах разбирается?

— И я об том же. Ты знаешь, мне кажется, что мы уже сделали все, что могли. В смысле продвижения технологий и прочего такого, и нынешние спецы нас уже практически во всем обходят. Может, нам пора уже на пенсию?

— Ты готова бросить работу?

— Да не в том смысле, просто руководители из нас так себе, сейчас нужно молодежь продвигать и на руководство ставить.

— Ира мне примерно то же самое говорила, надо будет вопрос перед Олей поставить. Кстати, и сама она давно уже говорила, что у Струмилина каждый второй не хуже нее в экономике современной разбирается… Ладно, поговорю с ней завтра. А сейчас давай спать, наверняка завтра опять работы будет овердофига.

В понедельник утром стало известно, что четвертого рано утром японцы все же разбомбили Жемчужную гавань. Причем в этот раз им повезло больше: в гавани стояли и авианосцы (четыре из пяти, которые вообще у американцев имелись) — и их не стало. А еще японцы, порадовавшись тому, что авианосцев в Тихом океане у янки не осталось уже после первых бомбардировок, совершили не два, а четыре налета — и сожгли в Перл-Харборе все запасы топлива, как судового, так и авиационного. А новость шла так долго лишь потому, что и да Вашингтона она «добиралась» почти сутки: на Охау просто «кончилось электричество», и самолеты тоже кончились все, так что пока какой-то уцелевший катер не добрался до острова Мауи, где имелась мощная радиостанция, мероприятие оставалось «незамеченным».

— Ну что, — заметила по этому поводу за завтраком Света, — японцы победили. В смысле, обеспечили себе полгода спокойной жизни для захвата Индонезии с ее нефтью, а возможно и больше: это если непроверенная информация о том, что японцы взяли Мидуэй и Куре, подтвердится, то американцы помешать им в южных морях будут просто не в состоянии.

— А нам-то что? — огрызнулась Ольга. Сталин ей позвонил с очередными срочными вопросами в полтретьего ночи и она совершенно не выспалась.

— Нам будет проще с Рузвельтом договариваться.

— Это ты про Канаду?

— И про неё тоже, хотя вроде Андрей Андреевич про неё уже договорился. Однако на планете есть еще немало интересного…

— А о чем «мистер нет» договорился?

— Оккупировать Канаду нам, конечно, янки не дадут. Но соглашаются с тем, что проигравшая сторона контрибуцию выплатить должна, и если канадцы проиграют, в чем янки пока сомневаются, то СССР в качестве контрибуции получает право на экстерриториальные концессии на сорок девять лет. До десяти таких концессий, с площадью до десяти тысяч квадратных километров. С условием, что СССР под концессии не будет забирать территории, где находятся нынешние медные рудники — просто потому, что по факту они давно уже американские, и еще там какие-то мелкие ограничения, но согласована беспошлинная торговля добытого со Штатами. Янки явно планируют почти бесплатно всякие ценные ресурсы получать, а Андрей Андреевич их разочаровывать не стал пока.

— Ну что же, и так неплохо, — прокомментировала новость Аня.

— Да, а еще янки согласились с тем, что все, что мы отобьем у японцев, будет признано территорией СССР. Наверняка они считают, что мы в лучшем случае ограничимся Курилами.

— А мы не ограничимся? — решила уточнить Света.

— Ну, не знаю. Сретенскому судостроительному в Кокуе в план до лета поставлено изготовление восемнадцати морских самоходок на шестьсот тонн, и, судя по количеству оружия, которое мы для этих барж должны поставить и тому, что корпуса варить предлагается из броневой стали, на них явно не песок возить собираются. А что сейчас на судостроительном в Комсомольске строится, я даже не представляю — но планы там точно грандиозные, только броневого листа для судовых корпусов полсотни тысяч тонн нам в поставки запланировано — а судостроительный мы лишь в малой части кормим. Надеюсь, мои предложения в Ставке всерьез рассматривают. Ладно, это дело будущего, причем не самого близкого. Но мне непонятно, зачем наши лидеры на Дальнем Востоке охраняют боливийские транспорты с монацитом. У нас что, своего не хватает?

— Оль, просто в Боливии монацит очень полезный, — ответила ей Аня. — Причем не для нас с Валерой, а как раз для Васи и Иры: в нем тория почти нет, зато процентов по двадцать лантана и неодима, еще церия процентов под сорок. И иттрий с иттербием в промышленных количествах есть, то есть в килограммах на тонну, а не в миллиграммах. То есть в нем меньше всего лютеция, тулия и иттербия, как раз около килограмма каждого на тонну — но это уже почти столько же, сколько в лучших рудных минералах. Опять же, в нем эрбия оведофига, чуть меньше трех килограмм на тонну — ну а для повышения стабильности и безопасности новых реакторов нам и нужно-то пару центнеров на одну заправку. А боливийцы, между прочим, по шесть тысяч тонн в месяц этого монацита шлют… жалко, что их запасов хватит еще года на три, хорошо если на пять.

— Теперь понятно… а что за новые реакторы, о которых ты говоришь?

— Да Валера хлопинцам передал все, что он по поводу ВВР знал, они и приступили к проектированию. В результате получается у них ВВР на пятьсот мегаватт электрической, причем работающий на МОКС-топливе.

— Хм… а откуда у них такое топливо?

— Ничего не хм, у них другого просто нет. Эти тяжеловодные реакторы довольно забавные: после каждой кампании в отработанном топливе треть процента несгоревшего двести тридцать пятого урана остается, но еще и полпроцента плутония образуется. Так что химия — наше все, плутоний выделяем, добавляем к нормальному урану — и получается исключительно мокс. Причем, если учесть, что в тяжеловодный урана грузится по девяносто тонн, а в ВВР этот — по сорок пять, то две сессии по двести суток на тяжеловодном обеспечивает одну трехсотсуточную сессию на ВВР. Это пока, но ребятишки уже рабочие центрифуги практически сделали — так что скоро и на нормальный уран перейдем.

— Это если мы все же Канаду победим со всеми вытекающими.

— Оль, Канада нам нужна исключительно чтобы буржуев заранее обездолить. Пока нам Краснокаменск дает урана больше, чем мы его тратим, а ведь есть еще и Казахстан, и Учкудук знаменитый. Я уже не говорю о том, что всего в полусотне километров от Питера лежит, причем неглубоко совсем, миллион тонн урана, из которых двести тысяч тонн в руде, не уступающей по качеству канадской из Эллиот-Лейка. Ну, не по качеству, а по количеству урана на тонну, но я знаю, как этот уран с приемлемыми затратами из нее вытащить, так что все равно у нас тут рядом руды впятеро больше, чем в Эллиот-Лейк и даже больше, чем в МакАртур-ривер! Нашей энергетике и этого хватит на сотни лет, но буржуев объесть все равно было бы полезно.

— Погоди, какой миллион тонн урана под Питером? Ведь десятикилограммовый урановый сердечник, причем из обедненного урана, все вокруг отравляет, а тут природный… ты ничего не путаешь?

— Когда народ безграмотен, важнейшим из искусств у нас является что?

— Кино…

— Плохо ты классику в школе учила. Важнейшим из искусств у нас является цирк, и только потом уже кино. Про снаряды из обедненного урана — это как раз цирк для народа… безграмотного, по крайней мере в части радиационной безопасности. Смотри сама: в красном граните примерно тридцать грамм урана на тонну, в метровой плите… ладно, в облицовке набережной Москвы-реки или Невы его как раз двадцать-тридцать грамм на метр. А урановый снаряд взрывается, сгорает, превращается в пыль и рассеивается на ста примерно квадратных метрах. На самом деле в пыль, которая поблизости оседает, превращается процентов двадцать, остальное вообще на километры ветер разносит, но рассмотрим самый тяжелый случай. Получается вчетверо больше, чем в гранитной облицовке — но это сразу. А потом идет дождик, даже простой, не кислотный, и угольная кислота постепенно урановую пыль растворяет и уносит тяжелый металл вглубь земли. И за одно среднедождливое лето фон от урана становится уже меньше естественного, а после любой зимы со снегом не каждый химик-аналитик в такой земле уран отыщет. Просто потому что вешние воды эту пыль размоют, унесут хрен знает куда. Например, вглубь той же земли — а уран, закопанный на двадцать метров вглубь, современные приборы уже не осчусчают! Только по выхлопу радона он заметен — да и тот ветром разносится. Так что реальный вред от снаряда с обедненным ураном наносится, если получаемую пыль человек сразу, пока она не осела, вдыхать начинает. Но сдается мне, что танкисту, который сидел в подбитом таким снарядом танке, это уже не грозит…